Эдгар По. Сумрачный гений - Андрей Танасейчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Себе на уме» был и По. Во-первых, ему, конечно, необходимы были средства к существованию. В этом смысле Бёртон и его малосимпатичный журнал были находкой. Во-вторых, и он видел в журнале только «временную пристань». Уже в июне 1839 года писатель заключил предварительное соглашение с фирмой «Ли энд Бланшар» об издании двухтомника своих рассказов и значительную часть времени посвящал его подготовке. В частности, нуждаясь в благоприятных отзывах и «готовя почву» к выходу сборника, Э. По завязал обширную переписку и должен был ее поддерживать. И наконец, в 1840 году он собирался дать старт своему собственному проекту — «идеальному журналу», который и издавать, и редактировать планировал самостоятельно. Много времени и сил он отдавал теперь этому проекту: с присущей ему тщательностью составлял проспект будущего издания, постоянно переделывая и переписывая, обдумывая его «контуры». Поэтому, конечно, он не собирался, что называется, «вкладывать душу» в работу, чего от него все-таки ожидал Бёртон.
Да и — скажем откровенно — чисто по-человечески Эдгару По Бёртон не нравился. Позднее — в письмах и разговорах — писатель называл его не иначе как «фигляр» и «позер». Но, похоже, и тот не испытывал личной симпатии к нашему герою.
Неудивительно, что недоразумения и размолвки между ними начались чуть ли не тотчас по водворении По в журнале. Владелец бывал теперь в Филадельфии главным образом наездами, но частенько не заставал По в редакции и нередко обнаруживал дела запущенными. Не в восторге он был и от тех публикаций, что помещал в журнале его помощник. Ему вообще не нравилась проза поэта — причудливая, нервная, исполненная мрачных фантазий. Кстати, в апреле 1839 года — накануне трудоустройства По в журнал — Бёртон опубликовал язвительный отзыв на «Приключения Артура Г. Пима», что, конечно, не могло добавить сердечности в их отношения, по крайней мере со стороны болезненно обидчивого поэта. Тем не менее Бёртон терпеливо сносил регулярное появление рассказов По (и платил гонорары) на страницах «ДМ». Справедливости ради стоит отметить, что большинство из них принадлежало к числу лучших сочинений (например, в сентябре это был рассказ «Падение дома Ашеров», в октябре — «Вильям Вильсон», а в декабре 1839 года — «Разговор Эйрос и Хармионы»). Очевидное отторжение у владельца вызывала литературная критика Эдгара По. Причем даже не столько содержательная ее сторона, выбор авторов, произведений и т. п., но тональность выступлений. Бёртон полагал, что как литературный критик и обозреватель По излишне резок в суждениях и слишком категоричен в оценках. Он не хотел ввязываться в привычные его сотруднику журнальные войны, полагая скандалы пагубными для репутации истинно «джентльменского» издания. По поводу многих материалов он пенял По — как в письмах, так и устно. А поскольку в каждом номере (начиная с июля 1839 года по июнь 1840-го) наш герой публиковал обширные обзоры новинок и рецензии, ни столкновений, ни скандалов избежать не удалось. Особенный резонанс — крайне неприятный для Бёртона — вызвала рецензия По на одно из сочинений уже тогда крупнейшего поэта Америки Генри Лонгфелло. В ней редактор не только пренебрежительно отозвался о поэзии будущего «классика», но даже обвинил его в плагиате, развязав, таким образом, войну и с ним, и с его многочисленными почитателями.
Как бы там ни было, несмотря на постоянные трения с Бёртоном, в службе на благо «ДМ» для Эдгара По оказалось и немало положительного. Хотя время от времени — нередко не без влияния владельца журнала — он все-таки погружался в пучину отчаяния и ипохондрии и в такие моменты, случалось, прикладывался к бутылке, в целом его душевное состояние улучшилось. Конечно, самое благотворное влияние на него оказывала его маленькая семья — Вирджиния и миссис Клемм. То, что с появлением постоянной работы у «главы семейства» они обрели определенную финансовую устойчивость, безусловно, играло свою положительную роль. Важно и то, что журнал не слишком мешал По сочинять. Конечно, довольно часто он манкировал редакционными обязанностями (и в этом смысле недовольство Бёртона было обычно оправданно), но «щадящий график» давал возможность писать не только для своего журнала, но и для других изданий, в частности для «Алекзандерз уикли мессенджер» («Alexander’s Weekly Messenger»), с которым По сотрудничал регулярно, публикуясь (с декабря 1839 года) чуть ли не в каждом еженедельном выпуске газеты[201].
Бёртон смотрел на этот побочный «промысел», видимо, без восторга, но и особенно пенять писателю не мог, поскольку сам печатал свой журнал в предприятии Ч. Александера[202], да и те материалы, что публиковались в еженедельнике, он едва ли хотел видеть на страницах своего журнала. Основной массив этих публикаций в среде «поведов» принято обозначать прилагательным miscellaneous, то есть «смешанное», «разнообразное» или, что по смыслу в данном случае вернее, «всякая всячина». За этим емким понятием скрываются разнообразные тексты. Здесь и размышления о перспективах возделывания сахарной свеклы, и рассказ о том, что такое дагеротипия (эта тема весьма интересовала писателя, и по поводу «праматери» фотографии он выступал неоднократно); рассуждения о собаках породы «кубинский бладхаунд», черных кошках и их повадках, о суевериях, с ними связанных, и многих других вещах, о которых, конечно, не пристало писать в журнале для джентльменов[203]. Но, безусловно, самой яркой главой в сотрудничестве с газетой мистера Александера были криптологические экзерсисы Э. По. Уже в декабре 1839 года он опубликовал заметку «Таинственное и загадываемое», в которой утверждал, что всё — любой шифр, тайнопись, криптограмма и тому подобное, — созданное одним человеком, может быть разгадано другим, и в одной из последующих публикаций объявил, что берется разгадать любое присланное ему зашифрованное послание. Объявление было напечатано в одном из первых номеров еженедельника за 1840 год. Трудно сказать, насколько сложными были присланные ему криптограммы, но все Эдгар По действительно разгадал и результаты своего анализа опубликовал на страницах газеты. Таким образом, господин Шарль Огюст Дюпен еще не появился на страницах рассказов — это случится несколько позднее, в рассказе «Убийства на улице Морг» (1841), — но образ сухого аналитика с трезвым рассудочным умом уже «постучался» в «двери» писательского воображения и, безусловно, имел автобиографические черты.
На страницах газеты мистера Александера, разумеется, нашлось место и для литературной критики, но она не была «зубастее» тех материалов, что публиковал По на страницах «ДМ», а тем более — «Сауферн литерари мессенджер».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});