Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века - Ирина Щербакова

Всего Роман принял участие более чем в 10 боевых операциях. Друзья говорили, что он везучий, так как ни разу не был ранен.

«Однажды меня посадили в зиндан, – вспоминает Роман. – Зиндан – это глубокая земляная яма. Спускали туда по лестнице, затем лестницу убирали, а яму закрывали решеткой. Дважды в сутки в яму спускали пищу и воду, которая быстро нагревалась и становилась тухлой. Кроме меня в этой яме были черные сверчки, которые больно кусались и не давали сидеть на месте. Приходилось все время двигаться из угла в угол».

На вопрос, за что он очутился в зиндане, Роман ответил, что он был пьяный и вовремя не подал комбату (командиру батальона) завтрак. Тот стал кричать на солдата, а затем приказал посадить в земляную яму.

Слово «зиндан» знакомо мне с детства из восточных сказок. В этих сказках красавицы гури – пери (волшебницы) спасали своих возлюбленных из темных земляных зинданов, куда те были посажены злыми дэвами (сказочными чудовищами). Но это было так давно, несколько веков назад, да еще и в сказках. У меня в голове никак не укладывается мысль о том, что в наше время, в цивилизованной стране молодого парня за совершенный проступок (не важно за какой) можно на несколько дней посадить в яму, как в Средние века. Мне страшно подумать о том, что могло бы случиться, если бы в этом районе в это время начались боевые действия. Очень сомневаюсь, что о солдате Романе Гавердовском в суматохе вспомнили бы. И тогда он бы просто погиб от пули, бомбы, разрыва снаряда или был бы взят в плен. А родителям в таком случае написали бы: «Ваш сын, как настоящий российский воин, погиб смертью храбрых…», или что там еще писать в таких случаях полагается? И, может быть, наградили бы орденом Мужества. Посмертно… А чье тело покоилось бы на угличском кладбище под именем Романа Гавердовского, неизвестно.

Роман Гавердовский (слева) в Чечне

Роман Гавердовский (справа)

Игорь Соловьев

Роман Гавердовский (четвёртый слева)

Роман Гавердовский (в центре)

Игорь Рыжов

Когда я просматривала подборку газеты «Известия» с материалами о чеченской войне за 1994–1996 годы, то наткнулась на цикл статей о братских могилах и невостребованных трупах солдат, которые невозможно опознать, так как они изуродованы, а на их опознание на уровне генетической экспертизы у российских властей нет денег. Это ли не проблема?! В России есть деньги на многое, например на устройство различных конкурсов и фестивалей, на проведение шоу-про-грамм, но почему-то не хватает средств на то, чтобы мать, которая отдала государству самое родное, самое дорогое, что имела в жизни, – своего ребенка (подчас единственного), могла хотя бы похоронить его, оплакивать и доподлинно знать, что это могила ее сына.

А проблема дедовщины в армии? Практически всем, кто проходил службу в вооруженных силах, пришлось испытать ее на себе. Дедовщина, к сожалению, была и в Чечне.

Из рассказа Романа: «Был у нас прапорщик по кличке Колобок. Любил над солдатами издеваться, особенно над молодыми: бил, оскорблял, заставлял часами стоять неподвижно, нелепые приказания выполнять. Не все могли это вытерпеть. Однажды в части произошло ЧП: пятеро молодых солдат, не выдержав издевательств, ночью ушли к чеченцам. Несколько дней о них не было ничего слышно. А однажды ночью Колобок исчез, и больше о нем никто не слышал. Ходили слухи, что за ним приходили чеченцы. Вскоре двое сбежавших солдат вернулись. Что с ними было дальше – не знаю, знаю только, что их арестовали как дезертиров, увезли в Москву и там судили».

Мне очень хочется верить, что сбежавших и вернувшихся солдат судили не слишком строго. Оказаться на войне для «домашних» мальчиков совсем непросто, а терпеть издевательства от своих же, тем более старших по званию, от тех, кто учить и защищать должен, порой просто невыносимо.

Во время нашего разговора Роман сказал, что за время его службы в их части погибло всего лишь 20 человек. По меркам многомиллионной России и войны в Чечне эта цифра, может быть, и невелика, но за этой цифрой стоят 20 несчастных семей, потерявших своих родных.

Во время разговора Роман не один раз произнес фразу: «Сами чеченцы, то есть мирное население, не хотели войны, у всех ведь дети, семьи, но некоторые из них в конце концов озлобились, хотя поначалу относились к нам очень доброжелательно».

На вопрос, что он думает о чеченской войне, Роман ответил: «Я искренне считаю эту войну бессмысленной и глупой. Вот мой дед, который воевал в Великую Отечественную войну, хотя бы знал, ради чего кровь проливает. А мы не знали, за что воюем. И ради кого. Я думаю, что деньги там большие крутились. И оружие продавали иногда наши офицеры чеченским боевикам. Такое и в нашей части было. И ради этого солдаты гибли, калеками оставались. И не только тело раненое было, но и душа. Я ведь много лет о той войне никому не рассказывал. Особенно один случай запомнился, когда из-за того, что кто-то сигнальную ракету не вовремя выпустил, русские в темноте русских обстреляли. И убитые были и раненые. Случай замяли, а осадок мерзкий до сих пор в душе остался. Наверняка ведь так не раз было».

Подтверждением слов Ромы о том, что Чечня губит души и действует на психику, стал рассказ одноклассницы Гавердовского Надежды Гавриловой. Вот что она рассказала: «Иду я однажды по улице, а навстречу мой одноклассник Рома Гавердовский, он недавно из армии вернулся. Смотрит на меня, а глаза пустые. Я подошла, поздоровалась, а он вместо приветствия сказал: „Надя, я из Чечни!“ и пошел дальше. Я поняла, что он еще не отошел от пережитого, он все еще там, воюет в Чечне».

Да, пережитое в Чечне не прошло для Романа даром. Изобилие водки во время службы (Роман подтвердил слова Игоря Соловьева, что пили часто, страх и напряжение снимали) привело к тому, что, вернувшись в Углич и не найдя приличной работы, Роман стал выпивать и однажды в состоянии опьянения устроил драку, за что был приговорен к 2,5 года лишения свободы.

Одна из самых главных, на мой взгляд, проблем нашей армии заключается в том, что солдаты, вернувшиеся из так называемых горячих точек, остаются один на один со своими проблемами и трудностями. Они становятся не нужны государству, по приказу которого воевали. Во всем мире, в любой стране для таких солдат существуют реабилитационные центры, в которых они в течение нескольких месяцев получают медицинскую и психологическую помощь.

Сейчас много говорят о патриотизме, о любви к своей Родине, своему государству. Так и хочется задать вопрос: «А почему я должна любить государство, которое не любит своих граждан?»

Просматривая материал о чеченской войне в Интернете, я нашла еще одно четверостишие, которое пронизано болью. К сожалению, там не указан автор, возможно, это бывший солдат, прошедший Чечню.

Состраданья не ждем от правителей, партий и судей,

Но хотелось бы знать, кто, куда и зачем нас пошлет?

Не пристало нам быть на ролях бессловесных орудий,

Выполняя приказы, которых не отдал народ.

Примечания

1 Из интервью с Игорем Соловьевым.

2 Там же.

3 Из интервью с Романом Гавердовским.

Командировки на войну

Маргарита Барыкина

Основная школа с. Плёсс, Мокшанский район, Пензенская область,

научный руководитель Т.В. Меркушина

Я родилась и живу в селе Михайловка (это в 2 километрах от села Плёсс).

Я знала, что мой папа был в командировке в Чечне, но говорил об этом редко и неохотно. И вдруг я нашла письма, которые папа писал маме из Чечни, из той самой командировки. Раньше об их существовании я даже не подозревала. Вот и захотелось мне провести собственное «расследование». А значит, найти факты и свидетелей происходивших в Чечне событий конца XX – начала XXI века, выяснить мотивы поездок в командировки на войну моего отца и других моих односельчан. И сравнить их воспоминания – «показания» – с тем, что можно найти о чеченских событиях в современных СМИ.

«Паспорт» моей семьи

Наша семья появилась в 1992 году. Сейчас наша семья – это мама, папа, я и моя старшая сестра Вика.

Глава семьи – мой папа Евгений Николаевич Барыкин – родился 7 мая 1972 года в селе Михайловка Мокшанского района Пензенской области. В 1987 году он закончил Плёсскую школу и поступил учиться в Мокшанский совхоз-техникум.

В 1991 году успешно его закончил и решил дальше получать высшее образование в Пензенском инженерно-строительном институте. Захотел стать инженером-строителем, а скорее всего, тогда ему просто хотелось стать городским жителем. Многие сельские девчонки и мальчишки поступают в городские вузы, просто чтобы пожить городской студенческой жизнью в общежитии, о которой столько говорят те, кто уже перебрался в город. И вообще, в семье отца высшее образование считалось залогом того, что дальнейшая жизнь будет обеспеченной и намного комфортнее, чем жизнь в селе.