Проклятый город. Однажды случится ужасное... - Лоран Ботти

— …он также сообщил нам, что является опекуном Давида, а вы имеете право встречаться с ним лишь раз в две недели по выходным…

Он замолчал и выжидательно воззрился на Одри. На его гладком розовом лице появилась легкая улыбка.

— Видите ли, два года назад у нас уже было похищение ребенка… его отцу не понравилось, что он не может встречаться с ним, когда захочет, — ну, знаете, как это бывает… Поэтому с тех пор мы проявляем крайнюю осторожность, если семейная ситуация у кого-то из наших учеников… э-ээ… сложная. Жослен еще в начале учебного года предупредил нас, что с его сыном могут возникнуть… подобные проблемы. О, я, разумеется, не хочу сказать, что сейчас тот самый случай, но…

Перед глазами Одри все плыло, она уже почти не видела своего собеседника — только круглое лунообразное лицо и общие очертания гигантского игрушечного поросенка… Внезапно она вспомнила слова Ле Гаррека: «Но почему твой муж переехал именно в Лавилль?» Она чувствовала, что суть ситуации от нее ускользает, а сама она проваливается в какой-то кошмар наяву — в новую версию фильма ужасов «Ребенок Розмари», в котором играет главную роль вместо Миа Фэрроу.

— …но если мы не получим от Жослена разрешения — или приказа судьи, ха-ха-ха! — то я не смогу позволить вам увезти Давида просто так… надеюсь, вы меня понимаете?

Следующие минуты Одри помнила смутно, как в тумане (он был с каким-то красноватым оттенком): ее взяли под руку и вежливо, но твердо проводили к двери, затем провели по коридору — видимо, ноги ее почти не держали. А потом она сама практически выбежала на улицу, и прямо у порога школы ее стошнило: она извергла из себя все, что наспех проглотила перед встречей с Клеанс Рошфор.

Благодаря утреннему холоду Одри немного пришла в себя, и от того, что она увидела вокруг, ее охватил мгновенный ужас: за те пятнадцать минут, что она провела в школе, туман полностью заволок улицу. Мир вокруг нее был окутан какой-то нереальной, сверхъестественной белизной. Можно было подумать, что ты оказался в облаке или в огромной груде хлопка. Очертания проезжающих по улице машин были едва различимы — они походили на мутные цветные пятна; стволы деревьев казались размытыми и как будто колыхались, подобно огромным водорослям; дома были похожи на нахмуренные угрожающие лица гигантов в остроконечных шапках…

Одри недоверчиво смотрела по сторонам, пытаясь разглядеть свою «клио», потом обнаружила, что не видит даже собственных ног, полностью увязших в тумане, который был особенно густым у самой земли. Наконец она села в машину. Туман заволакивал окна, словно хотел навеки оставить ее здесь, похороненной в своих недрах. Сердце Одри сжималось от предчувствия, что готовится нечто ужасное, — и неожиданно она подумала, что Ле Гаррек об этом знает. Нужно было немедленно с ним связаться. Лихорадочно порывшись в сумочке, она достала мобильный телефон и нашла в справочнике нужный номер. Услышав автоответчик, Одри пришла в такую ярость, что чуть было не швырнула мобильник прямо в лобовое стекло, но вместо этого сказала:

— Николя, я уже звонила тебе сегодня утром… но сейчас только ты можешь мне помочь. Это очень срочно… Я недавно виделась с Клеанс Рошфор. Я… мне кажется, это вопрос жизни и смерти. Это касается моего сына, Давида…

Она не смогла продолжать — едва лишь она произнесла имя сына, все остальные слова утонули в потоке слез.

Глава 58

Толстуха больше не появлялась. Она была и двух шагах от серьезных неприятностей и, должно быть, это поняла. Итак, она готова была к вычету денег, хозяйскому разносу, даже увольнению… ради чего? На этот счет у Сезара Манделя были некоторые соображения. Он знал, что ведет игру, в результате которой можно выиграть вдвойне или все потерять, — так, например, он не мог предвидеть, что этого шизика Моро разберет смех прямо посреди урока (хотя, если тебе прямо в физиономию дыхнет Дюпюи, всего можно ожидать!). И теперь он злился, что не может его найти. Однако Сезар чувствовал себя полным сил и возможностей. Этим утром в его жизни произошла восхитительная перемена: отныне он был богат. А значит, свободен. По крайней мере, в главном. И мысль о том, что Моро может испортить ему день-когда-все-становится-возможным, была… невыносима!

Выбора нет. Надо сцапать Моро.

— Эй, Сез, видал, какой туман?

Сезар обернулся и увидел Филибера де Бризи. Звонок на большую перемену прозвенел десять минут назад, и все ученики разделились на две части: те, кто жил недалеко, пошли обедать домой, а остальные — в столовую. (Де Бризи так же как и Сезар, относился к первым.)

— Ничего не вижу, — ответил он с иронией.

Бризи широко раскрыл круглые глаза, в которых была вакуумная пустота, — Мандель уже давно пришел к выводу, что в самой сокровенной глубине мозгов его приятеля стоит большой железный шкаф, хранящий в своих недрах одинокий, сложенный вчетверо листок, на котором, словно смертельный приговор, написано: IQ = 82 (это еще в лучшем случае!).

— А, — наконец произнес Бризи гениальную реплику.

Мандель пожал плечами. На самом деле, конечно, надо было быть слепым, чтобы не заметить, какой на улице туман: в течение последнего урока он сгустился просто до невероятной степени, и это даже вызвало тревожные перешептывания в классе. Такой туман был всего четыре или пять дней в году — он походил на пар, идущий от котла с дурманящим зельем, он был насыщен безумием и яростью, он погребал под собой весь город, центр которого превращался в сплошную пульсирующую белую массу, похожую на живот женщины, которая вот-вот разродится… В эти несколько дней все становилось возможным.

— Эй, ты куда? — крикнул де Бризи ему в спину. — Ты что, не идешь домой?

Сезар обернулся и смерил долгим взглядом де Бризи, от чего тот даже слегка попятился. Сезар не знал, как ему удается производить такой эффект — тем более что сейчас туман рассеивал силу его взгляда, — но на слабых духом это неизменно действовало как удар молнии. Он некоторое время смотрел, как де Бризи удаляется, потом смешивается с остальной массой учеников и они все вместе растворяются в тумане. Затем направился туда, куда и собирался: в боковой внутренний дворик с садом, смежный с основным. Он проскользнул между колоннами крытой галереи — высокий, тонкий силуэт с ангельским ореолом белокурых волос, — вошел в небольшой вестибюль, остановился у стены, напротив двери, ведущей к туалетам, и стал ждать. Если Моро не ушел домой, то с ним наверняка можно будет встретиться именно здесь, у входа в их сортирное «тайное общество».

С великолепным самообладанием человека, у которого все под контролем, Сезар вынул из кармана мобильник и посмотрен на дисплей. Никаких сообщений. Он ощутил легкое беспокойство. А правда ли сегодня… день-когда-все-становится-возможным? Чтобы убедиться в этом, он набрал номер отца. После четвертого гудка тот ответил. Мандель улыбнулся, чувствуя, как сердце радостно подскочило.

— Папа, я слегка удивился, что вы мне не позвонили…

я богат

— …я вам отправил четыре сообщения. И вот на всякий случай решил еще раз напомнить…

я свободен

— …если у вас будет время, не могли бы вы купить мне айдок дли моего ай-пода? Я пошлю вам эсэмэс со всеми данными…

ты уже покойник, старый хер! ты покойник, покойник. ПОКОЙНИК!

— …спасибо, папа. Удачной поездки!

Он закончил разговор, стараясь не слишком демонстрировать бушевавшую в нем радость. Потом начал старательно набирать обещанные нужные данные. Ну кто, скажите, кто заподозрит подростка тринадцати лет, ха-ха-ха! Какой-то легкий шум отвлек Сезара от этого занятия, и, повернув голову, он увидел, что дверца стенного шкафа немного приоткрылась. В следующее мгновение оттуда появился Бастиан Моро.

Несколько секунд оба подростка, замерев, пристально смотрели друг на друга. Сезар машинально отметил, что у Моро такой вид, как будто он только что проблевался, а теперь ему предстоит сожрать выблеванное по второму разу.

— Все нормально? — спросил Сезар. В его голосе звучало искреннее участие, выработанное долгими годами притворства.

Потом Моро закрыл за собой дверь. Кажется, он был не очень удивлен, увидев своего недавнего противника.

— Нет, — просто сказал он.

— А что случилось?

Моро приблизился, на ходу надевая рюкзак. Двигался он как зомби.

— Я только что узнал, что мой отец умер…

Мандель замер от изумления. Он не понимал, как этот придурок мог узнать подобную вещь, сидя в шкафу, ведь он провел там как минимум последние полчаса, между десятью и половиной одиннадцатого. Но зато Сезар понимал другое (хотя от него полностью ускользала природа такого чувства) — что для Моро это был смертельный удар.

— И мой тоже, — неожиданно для самого себя произнес Сезар. Может быть, оттого, что ему хотелось, чтобы это произошло, а может быть, он был во власти той же силы, что и Моро. Хотя это было единственное, что их объединяло.