Эпоха мёртвых. Прорыв - Андрей Круз

А затем из леса ударили пулемёты и снайперы. Взорвалась БМП бандитов, которую они полагали своей главной силой, накрылась «маталыга» со своим пулемётом в башне. Покосило «эсэсовцев», разнесло один из их «Водников», с которого они не сделали ни единого выстрела, даром что два пулемёта на крыше. Тяжёлой пулей расплескало мозги Барабану — так прозывался их пулемётчик, причём всё содержимое его черепной коробки оказалось на лице и груди Пилецкого.

Пока пытались организовать оборону от неожиданного нападения и матеря всё проспавшее оцепление, вяльцевские успели добраться до оружия с убитых и открыть огонь во фланг. Началась паника, уцелевшие «эсэсовцы» плюнули на подопечных и рванули на уцелевшем «Воднике» в лес, бросив своих убитых. Сам Пилецкий успел вскочить в кузов одного из КамАЗов и тем самым спасся. Но их взвод из двадцати пяти человек потерял четырнадцать. Его потом трясло до следующего утра, и успокоился он, лишь выпив целую бутылку какой-то мерзкой водки, отдававшей сивухой.

На следующий день их подняли по тревоге. Виталий страдал от жуткого похмелья и, пока стоял в строю и слушал речь Петракова, несколько раз чуть не облевался от накатывающих приступов тошноты. Но суть речи примерно уловил — бросают на перехват тех самых людей, что расстреляли их в деревне. По идее, Виталий должен был воодушевиться чувством мести, но на самом деле он почувствовал страх. Ему памятно было, как пули, летящие из леса, косили его коллег (товарищами назвать хоть кого-нибудь здесь язык бы не повернулся). И он представлял, что такая же пуля, как та, что разнесла голову Барабану, вполне могла бы сделать то же самое с его головой.

Ещё он заметил, что воодушевлённых возможностью отомстить лиц в строю вообще не видно. Резать беззащитных было как-то привычней и надёжней, а рыдать над судьбой тех, кто остался в Вяльцах, никто не собирался. Сам Пилецкий уже успел выпотрошить рюкзак Барабана и разжиться из него заныканным золотишком, снятым с жертв экзекуций.

Дальше всё стало ещё хуже. Из «уродской» орды выделили всех боеспособных, которых придали колонне вояк в качестве усиления. И Пилецкий впервые понял, что такое быть существом второго сорта, вроде лагерных «обиженных». Вояки «уродов» откровенно презирали, всячески третировали и ущемляли в правах, немедленно спровоцировав несколько конфликтов, закончившихся плачевно для «уродов» же. Трое были избиты, причём один настолько сильно, что все сомневались, выживет ли он вообще.

Чтобы не смущать умы, «кум» Великанов повёз того на «уазике» в какую-то поселковую больницу, но вернулся неожиданно быстро, сказав, что того обещали обязательно вылечить и поставить на ноги.

Однако вояк тоже обуздали. Их командир, рыжий красномордый мужик в камуфляже, габаритами похожий на вставшего на дыбы быка, навёл относительный порядок. «Уродов» же успокоил сам Ерёменко, появившись в сопровождении Петракова и вездесущего Великанова, пообещав им, что действовать они будут со «спецами», как он их называл, раздельно.

Затем им довели задачу. Разбившись повзводно, они должны были патрулировать дорогу вокруг закрытого города, особое внимание уделяя местности вокруг появившихся в ограде проломов. Эта задача мало вдохновила бывших режимников, ясно представлявших, что будет, когда их грузовик войдет в прямое противостояние с бронетранспортёрами противника, на которых, по слухам, тот уходил от преследования. Наличие целых четырёх гранатомётов не слишком успокаивало — толковых стрелков из этого шумного и бесполезного при карательных походах оружия среди них не было.

Взвод Пилецкого сумел заехать на своём «Урале» на лесную поляну неподалёку от опушки, где они чувствовали себя в безопасности, поставив наблюдателем бывшего лагерного «петуха» Бляху, как-то между делом прижившегося при «уродах» и выполняющего любую работу, какую получит.

В общем, вертухаи откровенно отлынивали от выполнения задачи, отделываясь бойкими докладами по рации, отвечая на запросы командования.

Лишь в середине следующего дня на «уазике» к ним заехали Великанов с Петраковым в сопровождении единственного водителя, и командир их взвода Клешня доложил начальству о том, что никаких признаков противника не обнаружено. Командиры пожали плечами, выпили с Клешнёй по-быстрому и уехали.

Все прекрасно понимали, что никакого изменения в их собственной судьбе от того, сумеют они перехватить злодеев или не сумеют, не произойдёт. Сейчас они откровенно занимались чужими проблемами, от которых им самим было ни тепло ни холодно. Соответственно, всё происходило под лозунгом: «А оно тебе надо?»

Так бы и грелись они на уже совсем по-летнему жарком солнце, если бы ближе к вечеру к ним не нагрянул БПМ с почти десятком вояк. Пришлось изображать рвение. Вояки же, однако, были больше озабочены обороной от вроде бы союзников из числа бывшего контингента, нежели поимкой противника. На «уродов» внимания почти не обращали, разве что на пинках выгнали дополнительных наблюдателей к опушке леса.

Уже стемнело, и «спецы» заставили «уродов» выбраться к самому кустарнику, затянувшему опушку леса сплошной завесой. Запретили пить и даже приглядывали за этим. Для Пилецкого это стало настоящей пыткой — он привык каждый вечер упиваться в дрова и другого существования уже не мыслил. Прихватив из рюкзака бутылку водки и бутерброд в полиэтиленовом пакете, он удалился в кусты, картинно помахивая сложенной газеткой, якобы до ветру собрался. На него никто не обратил внимания. Но едва он присел и вскрыл бутылку, как был сбит с ног могучим пинком в бок, выбившим из лёгких воздух, а из глаз искры.

Когда зрение вернулось к нему и он сумел сделать вдох, зрение его сфокусировалось на толстом глушителе «Вала», направленного ему прямо в лицо. Над ним стоял крепкий мужик в камуфляже и невероятно крутой воинской справе, с прибором ночного видения на шлеме, и смотрел он на Виталия как на некое любопытное насекомое.

— Ещё раз бухнуть решишь, козёл, и трындец тебе. Понял? — спросил мужик.

Пилецкий лишь энергично закивал головой. Мужик его пугал. Было видно, что застрелить бывшего вертухая ему не просто запросто, но ещё и очень хочется. Даже палец на спусковом крючке подрагивает. Виталию с его позиции было это очень хорошо видно.

— Вылей, — сказал мужик в камуфляже.

— Чего? — с перепугу переспросил Виталий.

— Водяру вылей. Чтобы я видел.

Ствол автомата указал на бутылку, которая так и была в руке. Судьбу искушать не хотелось, к тому же в кузове «Урала» такого добра стоял ещё ящик, так что Пилецкий без сожаления перевернул открытую бутылку и спустил всю сивуху из неё до капли в лесной дёрн.

— А теперь пошёл отсюда, — процедил камуфляжный, после чего снова добавил: — Козёл.

Пилецкий рванул к своим с низкого старта, по пути совершенно беззвучно обматерив своего мучителя, зная наперёд, что до того ни одного слова не донесётся. Но не преминул нажаловаться Клешне, который, тоже будучи в лёгком подпитии, блеснул смелостью и отправился на разборки к командиру «спецов», сидящему на броне своей угловатой, заляпанной пятнами камуфляжа бронированной машины.

Однако и там всё пошло не так, как надо. Командир слушать брань Клешни не стал, а просто сбил того с ног подсечкой, и не успел взводный «уродов» дёрнуться, как в нос ему упёрся пистолет, с невероятной быстротой выдернутый из кобуры. А ещё двое «спецов», подняв автоматы с подствольниками, направили их на подскочившую было с места толпу «уродов».

«Уродов» было вдвое больше, чем «спецов», и хоть вооружены они были попроще, чем те, разница была невелика, старый автомат убивает ничуть не хуже нового. Разница была в том, что настоящей волчьей стае, какую представляли собой «спецы», подобранной «вручную», по рекомендациям и знакомствам, противостояла свора самых обычных шакалов, жестоких со слабыми, трусливых с сильными и, самое главное, ничем, кроме пьянства и совместно творимых изуверств, друг с другом не объединённых. И едва им стоило увидеть направленные в их сторону стволы, как у каждого мелькнула в голове мыслишка: «А как меня первого? А оно мне надо?»

В общем, «уроды» побурчали и вернулись к машинам, сделав вид, что не услышали, как следом за ними отправили их командира.

На какой-то момент наступила тишина. «Уроды» собрались возле своей машины, куря и тихо переругиваясь, «спецы» же занимались своими делами, не обращая на вертухаев никакого внимания.

Когда уже почти совсем стемнело, со стороны пятнистого бронетранспортёра «спецов» донёсся чей-то крик:

— Тревога! Есть визуальный контакт.

— По машинам! — заорал подскочивший невесть откуда «спец», тот самый, что заставил вылить водку, и для пущей убедительности пнул в задницу Виталия, отчего тот взвыл и птицей взлетел в кузов.

Рыкнул заведённый мотор, после чего из кабины донёсся звук удара и крик водителя. Затем кто-то заорал: «Ты что, баран, твою мать, делаешь? Какие фары, идиот?»