Седьмой круг ада - Игорь Болгарин

Бесполезно говорить о том, что наступление сейчас – чистой воды авантюра. Бесполезно объяснять им, что сейчас надо стремиться не к уничтожению большевиков (время и возможности для этого бесповоротно упущены!), а к созданию в Крыму альтернативного Советской России общества, к которому потянутся сотни и тысячи русских людей. Бесполезно уверять их, что главное сейчас – накопление сил и средств, увеличение и выучка армии, что главный час барона Врангеля и всех, кто вверил ему свои судьбы и жизни, еще только грядет…

Бесполезно! Тем, кто прислал генералов, сегодня нужны уголь Донбасса, хлеб Таврии и Кубани, нефть Кавказа. Союзникам важно, чтобы ни на один день не прекращалась кровавая бойня, ибо лишь в этом случае Россия станет их новой, после Германии, добычей. Союзникам надо, наконец, держать большевиков в постоянном напряжении – тогда можно и нынешнему кремлевскому правительству диктовать свои условия. И еще – Польша, бедная любимица Европы. Своим выступлением он должен поддержать Пилсудского, который уже отхватил Белоруссию и Украину до Днепра, вместе с Киевом.

Его вынуждали к немедленному выступлению против красных чуть ли не с первого дня на посту главкома. Видит бог, он держался до последнего.

– Я готовлю наступление, – видя, что взгляды присутствующих сошлись на нем, вынужден был нарушить опасную тишину Врангель. Без всякого энтузиазма встал, подошел к настенной карте, отодвинул занавеску: к разговору он подготовился. – Ближайшие задачи армии: прорыв через Перекоп и Чонгар, наступление в Северной Таврии с выходом в Донецкий угольный бассейн. Не исключено, что одновременно, после высадки крупного общевойскового десанта, мы начнем наступление на Кубани. Но, господа! Для этого мне нужны не те крохи, которые мы получаем от стран-союзниц сегодня, а серьезные военные поставки. – Вот так! – Что бы они ни ответили на это схожее с ультиматумом требование, один немаловажный выигрыш ему, Врангелю, уже обеспечен: время!

Слова его возымели на генералов успокаивающее действие.

Энергично поднялся генерал Манжен:

– А теперь, как говорят у нас, фер л’аффер. Уж коль вы приняли решение наступать, отвечаю на дело делом! – Он взял со стола документ, произнес торжественно: – Господин барон! Президент Франции месье Мильеран уполномочил меня сообщить вам, что рассматривается и вскоре будет решен вопрос о признании вашего правительства де-факто.

Врангель с достоинством склонил голову, вежливо поблагодарил.

Генерал Манжен продолжал:

– Что касается военной помощи, то перечень всего того, что уже готово к отгрузке в портах Франции, будет нами передан вашему начальнику штаба.

Встал генерал Перси:

– Мне поручено передать вам, барон, что правительство его величества короля Англии намерено открыть правительству вооруженных сил Юга России кредит на сумму пятнадцать миллионов фунтов стерлингов. – Перси взял со стола досье. – Кроме того, военный министр Англии Черчилль ставит вас в известность, что из Дувра в Севастополь отправлены морские транспорты, в трюмах которых находятся пулеметы системы «Виккерс», бронемашины, аэропланы, горючее к ним, боеприпасы, а также пятьдесят тысяч комплектов обмундирования.

– О’кей! – воскликнул Мак-Келли. – Америка – самая миролюбивая страна на свете. Америка даст вам американское снаряжение и американские консервы! В Нью-Йорке уже грузятся транспорты! – Адмирал удовлетворенно откинулся на спинку кресла, запыхал, как паровоз, сигарным дымом.

Какой бессовестный спектакль! Они изо всех сил принуждали его к наступлению, принудили и лишь после этого пообещали помощь.

Что ж, торговаться так торговаться, господа!

– Танки! – значительно произнес Врангель. – Для прорыва в Северную Таврию мне нужны танки!

Союзники молча переглянулись, будто решая, кому отвечать.

– Хорошо, – сказал генерал Манжен, – вы получите французские танки «Рено». Они прославили себя уже не в одной битве.

Генерал Перси насмешливо фыркнул:

– Только распорядитесь ими иначе, чем генерал Ковалевский. Я говорю о том скандальном случае, когда танки, предназначенные для Ковалевского, были уничтожены его адъютантом. Кстати, какова судьба этого большевика? О нем много писали не только ваши, но и наши газеты. После большой публикации в «Таймс» – с тремя фотоснимками и предсмертным интервью – даже с сочувствием. Он казнен?

– Днями над ним состоится военно-полевой суд, который и вынесет свой приговор, – сухо ответил Врангель. – А теперь, господа… – Он обернулся, хлопнул в ладоши.

И тотчас же распахнулись двери в соседний Голубой зал. Два камердинера в ливреях встали по обе стороны дверей. В глубине зала был виден сервированный стол.

– Прошу, господа! – широким жестом пригласил гостей барон Врангель.

– О’кей! – засмеялся Мак-Келли. – Как это по-русски? Э-э… Ма-га-рыч!

Все должно было выглядеть как в лучшие времена, в традициях русского гостеприимства.

Глава двадцать девятая

Этой весной в севастопольской гостинице «Кист» останавливались главным образом представители иностранных миссий и деловых кругов. Построенная разбогатевшим баварским немцем Кистом, гостиница располагалась в центре Севастополя, на Екатерининской площади против Графской пристани. Из окон второго и третьего этажей открывался великолепный вид на море и залив, а в первом размещался ресторан, кухня которого считалась лучшей в Севастополе.

Фролов, в сером легком костюме и светлом котелке, спустился в вестибюль гостиницы. Швейцар в бежево-красной ливрее, скучавший в ленивой позе возле стеклянной массивной двери, увидев его, вытянулся и, шевеля от усердия губами, почтительно распахнул дверь.

У подъезда стоял фаэтон на дутых шинах. Возница-татарин почтительно склонился:

– Издравствуй, пожалуйста! Куда каспадын едыт?

– На Чесменскую! – приказал Фролов, садясь в фаэтон.

– Чок якши! – Возница присвистнул, и рысак ходко взял с места.

Фролов любил севастопольскую весну не только за фейерверк красок. Будоражили самые разные запахи: пригретой земли, выброшенных за зиму на береговую кромку и сейчас догнивающих под первым теплом морских водорослей, еще не растаявших в горах снегов. К ним примешивались тонкие ароматы молодой зелени и несмело расцветающих садов. А над всеми этими запахами главенствовал тот основной, без которого этот город и представить было нельзя, – запах моря…

Фролов смотрел на город, и сердце щемило от светлой, немного печальной радости узнавания. Все теми же казались улицы, по которым он некогда ходил. Все те же мангалы дымились в знакомых переулках, и, наверное, все те же, что и прежде, татары торговали там шашлыками…