Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Много у него в мешке? — Малович пошел к двери отдела, где сбоку от окна стоял грабитель-стрелок.
— Ну, мы поглядели с Мишкой. Вон, видите, Мишка лежит с ружьём на другом конце зала? Тысяч на шестьдесят взял он товара. Но в окно верёвку сбросил, придурок, зря. Кто ж ему из наших с улицы даст на подоконник залезть? Ребята стреляют аккуратно. Его-то не заденут. Но он думает, что застрелят и потому сам палит по вспышкам от наших выстрелов. До утра у нас у всех патронов хватит.
— Ты это… Подойди ко мне. Я дверь приоткрою, — Шура присел и взялся за ручку двери. — Вот как приоткрою, ты дождись когда он шмальнёт на улицу, потом сразу стреляй через две секунды по очереди из двух стволов в стену и в потолок. И сразу обратно, туда, где залёг. Понял?
Парень кивнул.
Шура рванул дверь. Дмитрий стал стрелять. И под этот грохот с пламенем из обоих ружей и свист дроби Шура прыгнул низко над полом, упал на бок и как бревно быстро покатился в угол между окном и стеной. Комната была тёмная и он незамеченным уткнулся в ноги стрелка. Подхватил его под колени и поднялся. Мужик лбом стукнулся о подоконник, выронил ружьё и распластался на полу лицом вниз. Шура подломил руки за спину и нацепил на запястья стрелка «браслеты».
— Дмитрий, иди сюда. И Мишу своего зови. И ребятам на улице в окно крикни. Пусть поднимаются к нам. Машина есть у вас?
— «Москвич» есть, — Дима был ошарашен таким очень быстрым завершением операции по задержанию, что глядел на Маловича, как на слона, который гулял по центральной улице сибирского городка Кустаная.
— Сейчас погрузим «героя» в коляску мотоцикла и вы на «москвиче» поедете за мной. Напишете свидетельские показания. И распишетесь под моим заявлением о вашей помощи при задержании грабителя, — улыбнулся Шура. — Премии получите. И в отпуск летом пойдёте. Я попрошу вашего директора.
Грабитель молчал и с тоской глядел на то, как один из сторожей берёт мешок с драгоценностями и уносит его куда-то. В надёжное место.
А вечер выскочил после провалившегося за край земли солнца добрый и ласковый. Июльский воздух после семи часов вечера освобождался от выхлопных газов почти полностью. Кроме автобусов уже никто не катался по городу. Какая малость — вечером почти исчезал в природе привкус слащавого этила, смешанного с щекочущим запахом растворённого свинца. Бензин «А-72» на котором как-то ухитрялись работать почти все моторы, был в реальности веществом массового поражения, которое в войне вполне можно использовать как ядовитое оружие. Вот когда его концентрация в воздухе падала после рабочего дня, народ начинал чувствовать запах всех цветов. Их в Кустанае высаживали всюду, где не было асфальта. Тетраэтилсвинец почему-то не трогал цветов и они не вяли. Гладиолусы, розы, петунии, бархатцы и космеи с цинниями весь город превращали в большой парк- заповедник, где рядом с лилейниками и каннами росли клёны, тополя, ясени берёзы, желтая акация и сосны с елями.
Шура подышал глубоко ртом, пропуская в лёгкие ароматы цветочные, вкус степной травы, летящий в город с тёплым ветром из степи. Было на душе его уютно и тихо как в библиотеке, несмотря на некоторые временные искажения в жизни. Болели негромко шрамы от пуль и ножей на руках и в груди, щемило сердце от того, что хоть и временно, но ушла от него жена с сыном, ныло в голове неприятное предчувствие сложностей при задержании бригады убийц и грабителей под руководством безжалостного и наглого уркагана «Дикого». Но все неприятности, как и радости, были частью назначенной Шуре Маловичу судьбы, в которой никогда никому не удавалось самостоятельно что-то изменить. Судьба выдавалась сверху в готовом виде и оставалась неизменной и неповторимой как папиллярные линии у каждого человека.
Подышал он, поразмышлял и поехал на работу. Надо было подготовиться к поимке «Дикого» и порешать текущие вопросы с командиром. Он сидел в кабинете до десяти. Раньше уходил редко. Дежурный записал в журнал задержание Маловичем вооруженного грабителя магазина как всегда в одиночку, и Шура поднялся в кабинет Лысенко.
— Поганец взят. Потерь с моей стороны нет. Его повели в пятый изолятор. Завтра можете его допросить. А я с утра поеду ловить троих убивцев и крупных любителей больших денег, — доложил он подполковнику.
— Придумал, как брать их будешь? Это ж на трассе надо делать. Простор. Могут и сбежать? Не все, конечно. — Спросил Лысенко.
— Мне в десять утра нужна будет дня на три настоящая машина с будкой. На будке должны быть всякие промтовары нарисованы. Телевизоры, унитазы, холодильники, стиральные машинки ну и всё такое. Машину надо поновее. Может, придется «Дикого» догонять. Номера — областные.
— К десяти у нас во дворе будет стоять такая машина из Нечаевки. То, что она из Нечаевки — на двери не написано. Пойдёт? Внутрь будки что поставить?
— Ну, ящика три с телевизорами, пару холодильников, диван кожаный и два кресла. Этого мне хватит, — Александр Павлович выпил воды из командирского хрустального графина. — Рацию на правое сиденье бросьте. Частота наша. Но я с вами буду говорить как с директором совхоза, а вы со мной как с экспедитором. Только частота пусть будет закрытая. Только для нас. Чтоб, не дай бог, никто из МВД в разговор наш не лез и друг друга не вызывал. А то спалимся в момент.
— «ПМ»-то возьми в этот раз. Мало ли… — Лысенко посмотрел на Маловича взглядом просителя милостыни с паперти Кустанайской церкви.
— Сергей Ефимыч, — Шура скривился. — Я и пулемёт могу взять. Но и с ним меня могут убить. Если я без оружия — тоже могут шлёпнуть. Но! Весь вопрос в этом. Если смогут! Пистолет мне ума и хитрости не добавит. Мёртвые бандиты нам с вами не нужны. Я им могу ноги прострелить вообще без разговоров. И это будет считаться, что я сильнее уродов-убийц? Нет, не будет. А в блатном мире должны понимать, что мы умнее и сильнее. Тогда нас будут бояться. А покосить их десятками и сотнями на всех «малинах» и «сходняках» из «калашникова» —
