Тысяча и один день. Первый из могикан. Властелин пустоты - Александр Громов

Но живые звездолеты как продукт естественной эволюции?! С ума сойти.

Я не выполнил задание. При мне еще три гранаты – одна осколочная и две с нервно-паралитическим газом – и нож-пила. Корабль не обращает никакого внимания на мой арсенал. Стоит ли ампутировать жвалы ползущей по ладони божьей коровке?

Ее не стоит даже давить, если укусит. Стряхнуть с ладони – и все. Лети, букашка.

Уничтожить живой корабль мне не по плечу, и корабль очень хорошо знает, что я давным-давно пришел к такому выводу. Он ведь читает мои мысли. Я еще жив только потому, что все еще представляю некоторый интерес для изучения. Это в лучшем для меня случае. В худшем – потому что забавен.

Разумным существам свойственно приручать менее разумных – кошечек, хомячков, собачек. При этом дикая собачья стая подлежит отстрелу, даже если не нападает. Превентивно.

Мы напали, и корабль легко уничтожил половину нашей эскадры. Несколькими часами позднее, верный своему правилу не пропускать за барьер ничего чужого, он выжег аннигиляцией базу на Ананке. Не думаю, что двенадцатый спутник Юпитера уцелел как монолитное тело, – скорее всего, на его месте возник метеорный рой да облако горячего газа.

Спустя сорок семь суток настал черед базы космофлота на Церере. Корабль любезно сообщил мне подробности боя: уничтожено более двухсот мелких целей и одна крупная, а вскоре перестала существовать и база. Астероид приобрел громадный кратер и заметно изменил орбиту, но уцелел – Церера соотносится с Ананке как арбуз с горошиной.

Смысл операции стал мне ясен, как только я узнал об уничтожении крупной цели. Вероятно, после фиаско с «Эгидой» штаб разработал новый план: попытаться прорваться за барьер, используя высокоскоростной транспортник, или корвет, или даже крейсер. При этом две-три эскадрильи боевых капсул атаковали чужака, имея задачу связать его боем. Кроме того, как и в прошлый раз, чужаку пришлось отбиваться от стаи управляемых ракет.

Он отбился. Прорваться за барьер не удалось никому.

Если бы чужака всерьез пытались уничтожить, навалившись всей Третьей эскадрой, количество пораженных им целей, крупных и мелких, перевалило бы за тысячу. Совершенно очевидно, что штаб Присциллы О'Нил ставил перед исполнителями ограниченую задачу. Проскользнуть за барьер. Выяснить, будет ли противник стремиться уничтожить цель, оказавшуюся глубоко в его тылу, или смирится с ее существованием. Попытаться понять, что же такое этот летящий на нас барьер с центром у неприметной звездочки в созвездии Геркулеса – чугунное ядро радиусом в сотню световых лет или всего лишь воздушный шарик с тонкими стенками?

Если второе, то у человечества еще есть надежда на спасение: не держаться за космические базы, а стянуть все силы к Земле и, не считаясь с потерями, проколоть в одном месте барьер – пусть он катится дальше, как грозный морской вал, под который удалось поднырнуть. Заранее разместить на ближних и дальних околоземных орбитах десятки спешно достраиваемых кораблей, сотни платформ с гамма-лазерами, тысячи пилотируемых капсул, десятки тысяч ядерных ракет, сотни тысяч надувных ложных целей – и ждать, когда налетит барьер, в надежде на то, что чужаки не смогут за приемлемое время расправиться с таким обилием целей.

Луными колониями, видимо, придется пожертвовать, как и марсианскими. Людей – вывезти. Позаботиться о подземных убежищах для населения – аннигиляционные вспышки в ближнем космосе пользы здоровью не принесут. Заранее смириться с ужасающими потерями и бурно радоваться, если Земля уцелеет, сохранив хотя бы половину космофлота. Но это, пожалуй, чересчур оптимистический вариант.

Умудренный реалист может считать крупной удачей, если Земля потеряет ВЕСЬ космофлот, если в течение нескольких месяцев на ее поверхности нельзя будет находиться без защитных средств из-за наведенной радиации, но если при всем этом ужасе уцелеют подземные убежища и хотя бы часть инфраструктуры. От голода, лучевой болезни, эпидемий и неизбежных беспорядков умрет множество людей и еще больше эксменов, но человечество выживет и со временем оправится от нокдауна. Что еще надо?

А главное, что еще остается делать? Пусть эксперимент на подступах к Церере окончился неудачей – иных вариантов обороны просто нет.

Я понимаю штабную логику.

Мошки, бьющиеся о ветровое стекло…

Сбиться в плотный рой – и попытаться пробить дыру в стекле. Внутри мобиля тоже можно жить.

Ой ли? А дезинсекталем не опрыскают? Да и кто слыхал, чтобы при встрече насекомых с ветровым стеклом страдало стекло, а не насекомые?

Мне даже нет смысла скрывать свои домыслы касательно построения обороны Земли – после Цереры корабль, несомненно, пришел к тем же выводам.

Я не знаю, как он поступит. Рискнет схватиться со всей мощью Земли в одиночку? Вызовет на подмогу десяток себе подобных? А главное, насколько далеко он готов пойти в ублажении своего второго подопечного? С чувством долга у корабля все в порядке, а вот как насчет инстинкта самосохранения?

Продолжит ли нянька до бесконечности потакать капризам малыша или однажды оттащит его подальше от опасного места, невзирая на его рев?

Я не могу его просчитать. Логика этого чудовища не строится на голом рационализме.

– Зачем ты рассказал мне о квазаре, черной дыре и вирусе? – спрашиваю я. – Чтобы доказать, что человечество все равно обречено? Ты ошибаешься. Если вы уберетесь, у нас останется… сколько там? Семь с половиной тысяч лет?

– Вряд ли больше трех тысяч, – поправляет корабль. – По нашим прогнозам, максимум через три тысячелетия одна из ближайших к вам звезд, Сириус А, не гигант и даже не субгигант, а обыкновенная белая звезда, заведомо безопасная с точки зрения ваших астрофизиков, взорвется как сверхновая неизвестного вам типа. Для жизни на вашей планете последствия будут крайне неприятны; для человечества – фатальны.

– А не много ли напастей на нашу голову?

– Если не ошибаюсь, у вас есть удачное образное понятие – полоса невезения, – охотно сообщает корабль. – Теория вероятностей распределяет катастрофы во времени случайным образом. Вам просто не повезло.

Пока я осмысливаю сказанное, он держит паузу. Затем продолжает:

– Вас ожидали бы и другие неприятности, не связанные непосредственно с ошибками развития вашей цивилизации. Полагаю, падение астероида километрового поперечника, ожидаемое через тысячу семьсот лет, вы пережили бы, хотя и не без труда. К сожалению, я не могу с достаточной точностью подсчитать вероятность самоуничтожения вашей цивилизации – тут все слишком неопределенно, у меня не хватает исходных данных. Могу только сказать, что предварительные прикидки отпускают вам срок не более двух – двух с половиной тысячелетий. У вас нет перспективы. До астероида вы, вероятно, дожили бы; до взрыва Сириуса А – уже вряд ли.