Вор и убийца - Флейм Корвин

— У кого-нибудь есть меч на поясе и вера в сердце? — в очах инквизитора разгорался фанатичный огонь. — Лейтенант, может быть у вас хватит смелости?

Обнажив палаш, Тейвил вогнал его в сердце черной фигуры. Я напряженного следил за взмахом клинка, ожидая, что тень вскинется после укола железа, изогнет спину и зашипит, но она не дернулась. Драгуны и граф Геринген шумно и с явным облегчением выдохнули. Напряжение охватило не меня одного.

— Кровь Господа нашего, — отец Томас трижды смочил свое золотое Распятие красным вином и трижды осенил тень знамением. — Поверните ей голову и освободите от капюшона.

Горцы и мы снова не шелохнулись.

— Гард! — церковник обратился ко мне. Как и прежде, в общении со мной монах не держался уважительных манер; ну да черт с ним. — Она твоей рукой сражена! Тебе и снимать тряпки с её лица.

Логики в словах инквизитора я нашел, зато обнаружил на себе испытывающие взоры множества глаз. Если откажусь, то распишусь в трусости. Кровь и песок! Что за бред в голове? Какое мне дело, что подумают другие?

Однако я нагнулся к черной фигуре. Сердце учащенно билось, на лбу выступила испарина. Но мертвое тело было по-настоящему мертво. Я осторожно приподнял голову и снял с нее глубокий капюшон. Из-под черной бархатистой ткани выпали густые каштановые волосы. Похоже, я не ошибся, определив тень женщиной, когда услышал её предсмертный вскрик.

Лицо закрывала маска, тоже из черной ткани с прорезями для глаз и рта.

— Снимай, — глухо произнес инквизитор. Напряжение крепко вцепилось и в него.

Веревочки, при помощи которых маска держались на лице, крепкими не выглядели, и маску я попросту сорвал.

— Проклятье!

Я непроизвольно отпрянул. С обезображенного лица на небо смотрели выпученные глаза. Из полуоткрытого оскаленного рта выпирали белые зубы.

— Что с ней?

Томас Велдон положил Распятие на грудь мертвой и дотронулся кончиками пальцев до изувеченной плоти.

— Словно обожжена, — пробормотал он, — и с такими ранами не живут. Губ и кожи почти нет, обуглились.

Прекратив чтение молитвы, старый монах присел рядом с Велдоном.

— Нежить? — спросил он.

— Не думаю, — покачал головой отец Томас. Его манера речи изменилась, стала походить на докторскую. Инквизитор надавил на скулу тени. — Видите? Под раной свежая кровь. Вероятней всего жизнь покинула её этой ночью. После удара шпаги Гарда.

— А ожог? — отец Криг по-стариковски вздохнул и поднялся. Усталость вновь завладела им, сгорбив узкие плечи.

— Колдовство, — ответил Томас Велдон. Он тоже поднялся. Золотое Распятие и фляга с вином перекочевали во внутренний карман рясы. — Её лицо сожжено черной магией, чтобы никто не смог узнать в сем дьявольском создании свою знакомую. Рискну предположить, что эта ведьма из Бранда, и вела там внешне добропорядочную жизнь.

— Но!..

— Увы, — перебил старика Велдон, — я все-таки полагаю, что она из столицы графства. В большом городе нетрудно затеряться.

Инквизитор рассуждал здраво, но он ошибался. Именно с этой тенью я столкнулся на крыше брандской таверны. Той ночью она едва не убила Фосса. Слежка ощущалась с первых дней в Загорье. Я чуть было не поведал инквизиторам о своих воспоминаниях, но вовремя сдержал язык за зубами.

— В конгрегации ранее не фиксировались подобные случаи, — отец Криг задумчиво почесал подбородок.

— По прибытию к нашим братьям мы непременно опишем случившееся в мельчайших подробностях, — уверил его Велдон.

— Доберемся ли к ним? — тихо произнес старик, и снова присел у мертвой. Инквизитор принялся осматривать её, дюйм за дюймом, стараясь запечатлеть малейшие детали для переноса на бумаги. От них, сложенных в стопочки, аккуратно подшитых, и уберегла меня сдержанность. Пускай пишут свои отчеты без Николаса Гарда. Лишнее внимание конгрегации Вселенской инквизиции еще никому не шло на пользу.

Томас Велдон велел крестьянам отпустить члены мертвой и собрать всех покойников у кладбищенской ограды.

— Наш долг предать всех земле, — сказал инквизитор.

День близился к концу. Быстро смеркалось.

Мы так и не покинули окраину заброшенного кладбища. Рытье могильных ям для тринадцати мертвецов одной лопатой на два десятка человек вышло делом неблагодарным, а достаточное количество лопат появилось лишь к полудню. Горцы раздобыли их на окрестных хуторах, несмотря на протест Тейвила. Он опасался, что посыльные наткнуться на имперцев. Обошлось, хотя тревога лейтенанта являлась отнюдь не безосновательной, ведь убрались от Бранда и тем паче от андарова хутора мы не далеко. Однако ж без инструмента похоронить жертв ночного побоища мы не могли. К моменту возвращения посыльных с пятком лопат вырыли лишь две могилы.

К вечеру за невысокой каменной оградкой появился ряд новых аккуратных насыпей. Первой упокоилась тень. С отсечением головы, колом в сердце и особой молитвой о Спасении и Прощении заблудшей черной души. Таким же образом земля приняла и остальных. По мне, их надлежало хоронить как обычных покойников; тем более Андара, павшего от моей руки. Но инквизиторы не думали менять обряд, горцы же не роптали и, благоговением слушая молитву, кто-то из них отсекал убитому товарищу голову или вбивал осину в грудь. Сумеречье.

Мертвые спят в земле, а живые на земле. Все, кто мог, уже видят сны. К окончанию погребения люди буквально валились с ног — длинный дневной переход накануне, страшная бессонная ночь и непростой день после забрали силы без остатка. Рядом закутались в плащи трое драгун и граф Геринген.

События прошлой ночи сложились таким образом, что пленник стал частью нашей маленькой группки в окружении горцев. Волей-неволей ему пришлось держаться нас, а нам принять его. Огбургец отныне не связан и даже вооружен, но только благодаря заступничеству Тейвила, его солдат и меня да безразличием к сему обстоятельству отца Томаса. А мы приобрели еще один клинок на случай, если холодное перемирие все-таки перерастет в горячую стычку.

Никто из горцев не собирался отказываться уговора, по крайней мере, пока. Но я переоценил жадность крестьян. Взгляды исподлобья, перешептывания за спиной и злоба, что порой вспыхивала в глазах при встрече со мной или Герингеном, давали множество поводов задуматься. По всему видать, мужички сговорились порешить меня, как получат свои монеты.

Я тронул палкой костер. В почти сгустившуюся темноту полетели искры. Первым быть на часах жребий выбрал меня. Люди из отряда Андара самостоятельно разбились на четверки для посменного караула ночью, и на нас при этом рассчитывали. Можно было бы падать в сон. Но наступит ли утром пробуждение? Не озарит ли рассвет перерезанные горла? Без лишних разговоров решили, что каждую ночевку в нашей пятерке отныне есть свои часовые. В сущности, мы теперь все в плену.