Синдикат - Дина Рубина

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение номер №9.673:

Виноватый старческий голос:

— Простите, пожалуйста… Нас направили к вам из Посольства… Наш сын прошлой осенью погиб в Канаде… в водопаде этом знаменитом… (тихо плачет )… Господи, все время забываю это название… Фима, как его зовут?.. Да речку эту ихнюю, куда Бузя упал… (всхлипывает )… Извините, я вспомню и потом позвоню…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл moskwa

«…Аркаша Вязнин всегда зовет на какие-то особо модные концептуальные выставки. Было время, я пыталась разобраться — нравится ли ему это или он по должности обязан отведать от всех культурных московских лакомств. На сей раз несколько модных галерей соорудили в Новом Манеже экспозицию под общим названием „Бег времени“…

Я, не большая почитательница потуг современного искусства, должна пойти еще и потому, что Леня Тишков участвует в экспозиции своей инсталляцией «Песок нашей жизни»… Марина объясняла мне идею этого произведения и даже успела рассказать о воплощении: в большой стеклянной кабине сидят за накрытым столом две восковые куклы в человеческий рост: одна повторяет Леню, другая — Марину. Сверху в узкую воронку на потолке кабины сыплется и сыплется белый песок, такой, каким заполнены песочные часы. Все рассчитано точно: песок сыплется все десять дней, пока открыта выставка, и постепенно засыпает всех сидящих в кабине — и плюшевого мишку Марины, которому на днях исполнилось сорок пять лет, и самих восковых кукол, и накрытый стол с бокалами и столовыми приборами… Главное же то, что стекло кабины (жутко дорогая затея, — как объясняла Марина), меняет цвет с прозрачного на темно-синий. Проходит день, наступает ночь, а песок нашей жизни струится неудержимо. Словом, веселенькая концепция…

Там еще вокруг было много затейников, нет сил все записывать, да и не понадобится…

Новый Манеж — место модное, народу туда стекается самого разного… Сегодня угощали хорошим сухим вином, орешками, публики было — не протолкнуться. Вокруг инсталляции «Песок нашей жизни» целая толпа…

…Аркаша со всеми любезен, приветлив. В публичных местах наливные яблочки его щек всегда бегут по золотому блюдцу…

Я вышла в соседний зал, довольно ходко обошла все затеи, но возле одной экспозиции застряла надолго:

Автомобильный клуб кабриолетов и родстеров выставил три кабриолета, три гоночных автомобиля: в центре сверкал темно-серый, последней марки BMW, на который искусно были направлены сильные лампы. А по обе стороны от этого красавца расположились две старых, прошедших реставрацию модели кабриолета, вероятно, призванные продемонстрировать мощный рывок индустрии этого знаменитого автомобильного концерна. Возле каждого автомобиля стояла тренога с объяснительной табличкой:

DELAHAYE 135 М Super-sport 36 года.

Изготовлен в количестве 4 экземпляров.

Принадлежал Рене Дрейфусу,

известному французскому гонщику.

BMW-Watburg DA-3 30 года выпуска,

сделан на заказ в кол-ве 11 штук

и единственный сохранившийся до наших дней.

Принадлежал офицеру СС барону Курту Кесслеру.

Великолепно реставрированные, будто едва сошедшие с конвейера, два эти автомобиля были гоночно устремлены вперед своими округло вытянутыми телами… И несмотря на то что стояли, крепко привинченные к платформе, казалось, что они мчатся, выжимая свою предельную скорость, летят, отрываясь от земли на крутых виражах, один — управляемый блестящим арийцем, другой — потомком легендарного еврея Дрейфуса, — летят, летят уже без гонщиков, но запущенные их волей, сквозь пространства безбрежных времен, сметая дворниками песок нашей жизни, — летят, обгоняя друг друга, в полной невозможности остановиться…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— …Слушай, — сказал Аркаша, когда мы вышли из Нового Манежа и побрели по Георгиевскому переулку вниз… — странным ажиотажем тянет из вашего садика, с этим плаванием в неизвестном направлении…

— …Почему в неизвестном? — неохотно спросила я.

— Да потому, что во всех ваших рекламках-призывах сыгрануть в лотерею и ухватить судьбу за бороду так и не указан точный маршрут сей эпохальной экспедиции. Это что — тайна?

— Аркаша… — я вспомнила грозное предупреждение Клавы о строгой секретности данного Проекта, принужденно хмыкнула… — я бы вообще советовала тебе не играть в лотереи.

— По-моему, эта какая-то афера…

Я взяла его под руку, мягко проговорила:

— …но не большая, чем экспедиция вашего Колумба. Он улыбнулся и поправил:

— Вашего Колумба!

И так мы шлялись еще часа полтора, абсолютно довольные жизнью и краткой вольностью, пока Аркаша не спохватился, что должен сегодня еще писать какую-то докладную записку Послу.

— …Ничего, — сказал он, — все-таки провожу тебя… …Мы подходили к «Гастроному» на Якиманке, когда почувствовали в воздухе нечто — как писали классики — неизъяснимое, что всегда в России сопровождает любое безобразие. На углу, где сгрудились тесно киоски и лавки, стояли группки прохожих. Они как-то мутно улыбались, отводили глаза, возбужденно и тихо переговаривались.

Мы взглянули в том направлении, куда они смотрели.

Под витриной гастронома на земле лежала совершенно голая старая баба, то ли пьяная, то ли сумасшедшая, — страшная фиолетовая туша. Все ужасное, что может сотворить жизнь с женским телом, уже было сотворено, украшенное неисчерпаемым пьянством. Она лежала на боку, что-то вяло выкрикивая, плавно поводя правой рукой, как будто дирижировала, а левую уютно подложив под щеку. Огромный лиловый живот лежал рядом с нею отдельно, как чемодан.

Поодаль, на значительном расстоянии, возле милицейского джипа стоял молоденький милиционер с совершенно растерянным и даже несчастным лицом. По-видимому, он совсем не знал, что делать. Время от времени лез в машину и сильно, продолжительно сигналил, стараясь пугануть то ли бабу, совершенно бесчувственную, то ли интересующуюся публику. Вокруг нее расстилалось пустое пространство, а если из-за угла показывались люди, их — при первом взгляде на огромную кучу возле дверей гастронома — буквально вихрем сносило в сторону.

Мы остановились у джипа. Милиционер говорил что-то в переговорное устройство с тоскливой интонацией.

— Надо вызвать «скорую»… — сказал ему Аркаша.

— Да вызвали уже…

— Может, ее накрыть чем-нибудь?

— Зачем? Она сама разделась.

— Но ведь жалко…

— Кого?! — с неожиданной злостью спросил милиционер…

— Ее…

— Ее не жалко, — сказал тот, страдальчески морщась. — Людей жалко…

В какой-то момент потревоженная клаксоном баба приподняла голову, и в этой багровой измолотой маске я вдруг узнала соседку с последнего этажа, мамашу огненного ангела нашего подъезда.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

глава тридцать пятая. Кафе под названием «Рюм.чная»

С самого утра день покатился как-то неказисто.

Сначала явился Шая в сопровождении Эдмона. Они строго осмотрели мой кабинет, пальцем проверили температуру воды в аквариуме с мальками, потоптались у стола, вымеряя складным метром расстояние до окна, потом по очереди ложились на пол, залезали под стол, вымеряли там что-то…

Наконец Шая сказал, что стол все-таки надо передвинуть, а то, в случае чего, меня убьют выстрелом в затылок.

— Кроме того, Дина, — сказал он, насупив свои шелковые брови персидской красавицы, — нам стало известно, что ты ездила в Казань, не заполнив бланка на отсутствие.

Я сидела, потупив глаза, и боялась только, что, услышав эту беседу, мои гаврики хохотом разбудят дракона: чуть ли не каждую неделю я куда-нибудь уезжала, даже не вспомнив об этом обязательном и никчемном листке. Они еще поморочили мне голову, затем, как обычно, осведомились, что я сделаю, когда начнется обстрел, заставили меня рухнуть на пол и ползти к дверям кабинета — к абсолютному восторгу моих подчиненных… И наконец покинули территорию.

— Маша! Чаю… и плесни чего-нибудь такого, не обидного… — велела я, поднимаясь и отряхивая брюки.

— Ну что ж вы делаете! — крикнула моя грубая секретарша. — Господи, как алкаш какой подзаборный! Подождите, я щетку возьму…

И тут позвонил Яша, совершенно больной, — я даже не узнала его голоса…

— Выручай, — просипел он, — ради всех святых! У меня гриповецкий, температура под сорок, в башке звон, как на колокольне… И сегодня же вечером я должен открывать семинар в Сельце.

— Где?!

— Сельцо, поселок городского типа, час автобусом от Брянска… «Твердынюшка» собрала молодежь, человек тридцать… Павлик говорит — отборные ребята, у всех — мандат… Беда только, что самого Павлика начальство куда-то услало, и тебе придется как-то самой…