Поиск-84: Приключения. Фантастика - Ефрем Акулов

Уговорились твердо, подгадали к сроку отпуска и отчаянно готовились к предстоящему походу. Только случилось так, что за неделю до отпуска Анатоль попал в больницу. Сильно разбился на тренировке. И с этого момента все у нас пошло кувырком.

Лайма, конечно, осталась у постели мужа, Иво захандрил и уехал к деду на хутор. Однако мы с Ингой решили не сдаваться. Тем более, что все уже было готово: мотоциклы тянут, как звери, припасы собраны. А настроение… что ж, настроение, оно меняется…

Инга тогда окончила четвертый курс биофака, бредила орнитологией и была девчонкой хоть куда. Накануне поездки мы подали заявление в загс и предвкушали это оригинальное предсвадебное путешествие.

Через три дня мы уже были в начальном пункте маршрута. Отсюда нам предстоял двухнедельный путь по пескам…

Поезд замедлил ход. Прибыли на какую-то маленькую станцию. Климов встал, опустил стекло в окошке, безуспешно пытаясь прочесть скудно освещенную вывеску над дверями вокзала. А когда вернулся на место, оказалось, что он упустил нить рассказа…

— …тем более что нам обоим этого хотелось. Это не прибавляло сил, но и не мешало нам проходить предусмотренные дневные километры. Инга, как ребенок, гордилась своим воинственным видом и по вечерам изображала из себя идальго Ламанчского. Но Дон-Кихотом был все-таки я. Пожалуй, никто другой не решился бы взять свою Дульсинею в эту пыльную и горячую Тобоссу…

«Боже мой, какой у этого типа стиль! — ужаснулся Климов, — от его рассказа за версту разит литературщиной. Не удивлюсь, если окажется, что этот мужик просто пересказывает мне на память какой-нибудь свой опус, с которым его турнули из десятка редакций!»

Рассказчик еще несколько минут описывал путешествие по пустыне, цветисто, с ненужными подробностями. Климов слушал его в пол-уха и украдкой читал лежащую на столике газету. А тот уже не замечал ничего вокруг.

— …Утром шестого дня я провалился в зыбучку. Ее почему-то не было на нашей карте. Вообще-то зыбучие пески в наших пустынях — редкость, но встречаются.

Сплоховал я, дергаться начал. А суета и зыбун вещи несовместимые. Начнешь дергаться, считай — пропал. Слава богу, успел вскарабкаться ногами на седло своего мотоцикла и оттуда через опасную зону перепрыгнуть. А не догадайся — не выжил бы. Крикнул Инге. Посмотрели мы, как моя машина махнула рулем над песочком и канула. Когда Инга поняла, что я чуть было не утонул, бросилась мне на грудь и стала рыдать там, в самой пылище. Она плакала, а я думал, как нам теперь быть. Канистры с водой ушли в зыбун вместе с моим мотоциклом. Бензина к Ингиному приторочено — хоть залейся, а воды осталось полфляги. И до ближайшей лужи — неделя пути, хоть назад, хоть вперед.

И мы двинулись дальше. Вперед. Только вперед. И не хныкать!..

Сосед замолчал и потянулся за сигаретой. Закурил, ломая спички, сделал пару глубоких затяжек и раздавил окурок в чайном блюдечке, так и не прервав свой рассказ.

— …Через три дня солнце убило Ингу. Мне никогда до этого не приходилось сталкиваться с тепловыми ударами, так что помочь своей девочке я не сумел. Я похоронил ее у подножия бархана и побрел дальше. К вечеру умер и я. Умер, но все-таки продолжал ползти вперед.

Я воскрес, когда на лицо мне пролилась влага…

— Извините, я схожу к проводнику, принесу нам по стаканчику чая, — прервал его Климов. Сосед покорно затих, Климов пошел в конец вагона, спросил у проводницы Зои, не выбился ли поезд из графика и, выиграв у соседа целых пять минут, вернулся в купе с двумя стаканами. Как он и предвидел, продолжение истории последовало незамедлительно.

— Я воскрес, когда на лицо мне пролилась влага…

«Ей-богу, он не рассказывает, а декламирует! — молча взвыл Климов. — На работе от этих графоманов спасу нет, а тут еще и в поезде… Влага, видите ли, на него пролилась!..»

— …Открыл рот и почувствовал, как она проходит сквозь нёбо и впитывается в песок, не утоляя моей дикой жажды. Но облегчение она все же принесла. Открыл глаза. Надо мною стоял Старец. Тогда я еще не знал, что это именно Старец — просто человек в сером балахоне до земли. Лицо его скрывал такой же серый капюшон, из-под которого торчала длинная белоснежная борода.

Он протянул мне чашу, искусно вырезанную из зеленого нефрита. Эта вода была настоящая. Она пахла розовыми лепестками. Потом Старец сделал мне знак подняться и пошел не оборачиваясь. Я потащился за ним. Скоро мы подошли к Хижине.

Хижина стояла в тени одинокой скалы и напоминала издали копну свежего сена. Вблизи она смотрелась странно: стены топорщились толстыми зелеными ворсинками, похожими на изумрудную вермишель. Я погладил стену рукой — она была мягкая и прохладная. Ворсинки под пальцами медленно шевелились. Я потянул за одну, и на ладонь мне выкатилась прозрачная капля воды. Почему-то сразу стало ясно: Хижина живая.

Внутри было темно и прохладно. Старец сел на грубую скамью из песчаника, посадил меня напротив. Я сел, тщетно пытаясь разглядеть его лицо под капюшоном, а Старец тем временем наклонился и положил руки мне на плечи. В то же мгновение резкая боль пронзила меня. Мир закружился и рухнул в кровоточащую рану, бывшую только что моим мозгом.

Потом снова было утро. Солнце протягивало пучок лучей в распахнутую дверь Хижины. Лучи чинно ползли по ворсистому полу, высвечивали из полумрака близкие стены, подрагивали на мертвом лице Инги, которая лежала у порога. Почему-то я не удивился, увидев рядом ее, похороненную в десятке километров отсюда, «Старец, — подумал я, — он нашел Ингу и принес». Я взял со скамейки чашу и пошел под скалу, чтобы выкопать там новую могилу.

Работа продвигалась медленно. Песок осыпался, сползал. Но все-таки через полчаса яма была готова. Я вернулся в Хижину и отнес тело любимой женщины к могиле.

Скоро под скалой вырос невысокий холмик, с которого ветер сдувал и уносил в барханы колючие песчинки. Я долго сидел возле этого маленького кургана.

Пришел Старец, молча встал за моей спиной. Я чувствовал затылком его тяжелый взгляд. А песок все так же срывался с холмика и летел в глубь пустыни.

Вдруг в груди у меня заледенело. Из-под песка начало проступать Ингино лицо, грудь, колени… И вот она уже покоится на поверхности, и песок лежит на ее закрытых веках и во впадинках ключиц. Я отшатнулся и опрокинулся. Старец перешагнул через меня и взял Ингу на руки. Он уже унес ее в Хижину, а я все лежал и тупо смотрел ему вслед.

В Хижине Старца не было. Только на скамье появилась грубая серебряная плошка с холодной кашей и вода в нефритовой чаше, точно такой же, какая валялась сейчас у пустой могилы Инги. Старец высунулся из темноты, мне показалось даже, что из стены, и показал на все это узловатым пальцем.