Цепь измен - Тесс Стимсон

Целую неделю меня тошнит по утрам: возможно, это нервное напряжение или отравление? Джинсы перестали застегиваться, но я продолжаю пожирать пончики и шоколад. Все время чувствую усталость. Мои родители едва-едва разошлись, мама улетела в Италию, и я плохо сплю. У меня болит грудь — но, быть может, это лишь гормоны? Так часто бывает перед месячными…

Вечно я забываю, когда были последние месячные.

Мы с ним сделали это всего лишь раз — ну то есть три раза, но всего за одну ночь! Ведь люди годами пытаются забеременеть! Каковы шансы умудриться сделать это с первого раза?

Флер говорит: каждый раз, когда занимаешься любовью, твои шансы — пятьдесят на пятьдесят. Либо ты забеременеешь, либо нет.

Так и тянет позвонить ей… Нет, не хочу, чтобы знал Мишель. Чтобы вообще хоть кто-то знал.

Наверно, пять минут уже прошло.

Сверяюсь с часами. Нет, только две.

И почему я не подумала о контрацептивах? Ну да, я была немножко пьяна — согласна, сильно пьяна, — но ведь с четырнадцати лет я ношу в сумке презервативы. Просто на всякий случай. И как я могла оказаться такой дурой?

Я не могу его оставить. Мне не нужен ребенок. Я хочу сдать экзамены, поступить в Нью-Йоркский университет и стать журналисткой. В моей жизни нет места ребенку!

Подношу к глазам маленькую палочку.

О Господи. О Боже, Боже, Боже!

В клинике все очень любезны. Никто не обращается со мной как с глупой школьницей, которая испоганила собственную жизнь. Консультант заполняет необходимые бумаги и записывает дату последней менструации (19 марта — как я могла не заметить?). Не моргнув глазом, выслушивает историю о том, что я провела с мужчиной одну ночь во время каникул во Франции, и враки, что я не знаю его имени.

Отдаю баночку мочи на анализ, которую велели принести в консультацию. Я не могла поверить в то, что беременна, пока консультант не подтвердила мои опасения. В глубине души я надеялась, что эти палочки-тесты врут.

Консультант любезно объясняет, что у меня срок — восемь недель (ребенок всего-то размером с орешек, но из курса биологии я знаю, что у него уже есть ручки и ножки и даже маленькие ладошки и ступни) и спрашивает, уверена ли я, что хочу прервать беременность. Из ее уст вопрос звучит слишком прямолинейно — у меня возникает ощущение, что я убиваю жизнь; в принципе, так оно и есть.

Разумеется, теперь поздно принимать постинор (у малыша уже есть и глазки, и крошечные ноготочки, а может, он даже сосет большой палец), так что консультант обозначает имеющиеся возможности.

Вакуумная аспирация. Абразия и извлечение.

У меня голова идет кругом. Все это звучит отвратительно. Средние века какие-то! Представляю, как Сэма, когда он был малышом у мамы в животике, высасывают пылесосом, как у него отрываются ручки и ножки, ломается крошечное тельце.

— Ты уверена, что хочешь именно этого, Кейт? — допытывается консультант.

— Я не могу позволить себе ребенка, — захлебываюсь я.

— Прерывание не единственная возможность. Ты не думала о том, чтобы отдать его на усыновление? А если все же решишь оставить ребенка, существует множество групп поддержки…

— Нет, — выдавливаю я, — не могу.

— Кейт, — говорит консультант, — понимаю, звучит это все ужасно, но процедуры вовсе не так болезненны, как ты думаешь…

— Для меня? Или для ребенка?

— Плод, — мягко поправляет она, — ничего не почувствует. Кейт, я в самом деле считаю, что ты должна вернуться домой и все обсудить с мамой. Многие родители сначала расстраиваются, но потом свыкаются с этой мыслью и почти всегда приходят на помощь. А многие и вообще мечтают стать бабушками и дедушками.

Я не могу рассказать маме. Она так разочаруется! Она прилетит из Италии, такая радостная, а из-за меня все рухнет. Она решит, что это ее вина. А я сама влипла. Значит, и выпутываться мне.

— А нельзя… нельзя просто принять какую-нибудь таблетку — и все? — в отчаянии спрашиваю я.

Она вздыхает:

— Беременность прервать — не от головной боли избавиться. Для начала нужно убедиться, что ты поступаешь обдуманно, сознавая последствия. Это серьезное решение, Кейт. Ты будешь жить с этим до конца своих дней.

Киваю, стараясь не расплакаться. Стоит разреветься — и она не пойдет у меня на поводу.

— Если ты решишь идти до конца, можно применить РМА — ранний медикаментозный аборт, разрешенный до девяти недель беременности. В таком случае ты будешь принимать специальные таблетки, которые спровоцируют выкидыш. Хирургического вмешательства и анестезии не потребуется.

— Я выбираю этот способ, — едва не теряя сознания от облегчения, говорю я. — Можно принять их прямо сейчас?

Она улыбается:

— Боюсь, все не так просто. Если ты совершенно уверена, что готова, я постараюсь, чтобы врач принял тебя сейчас. Она закончит юридическую процедуру оформления бумаг и, быть может, назначит УЗИ, чтобы подтвердить срок беременности, поскольку он граничит с девятью неделями. Потом возьмет у тебя кровь на анализ и расскажет о возможных рисках и осложнениях…

— Риски? Какие риски?

— Она все тебе объяснит. Вообще-то РМА — весьма безопасная процедура, Кейт. Большинство девушек отделываются тошнотой и рвотой, не более.

— Сколько мне еще ждать?

— Можешь идти прямо сейчас. — Поколебавшись, она добавляет: — Как я понимаю, ты еще не была у врача-терапевта? Если хочешь, чтобы твое лечение покрывала страховка, нужно, чтобы он направил тебя к нам. Иначе нам придется обслуживать тебя на частной основе.

— То есть я должна заплатить?

— Так будет быстрее. Можно назначить тебя на начало следующей недели, и тогда ты уложишься во временной предел РМА. Иначе придется ждать направления с указанием номера страховки…

— Я заплачу, — быстро соглашаюсь я.

— Если хочешь, можешь прийти с подружкой или с кем-нибудь из родственников.

— Нет. Не хочу, чтобы кто-то об этом знал, — я решительно мотаю головой. — Никто не должен знать.

Не могу заснуть всю ночь накануне назначенной процедуры. Ворочаюсь и кручусь в постели, мучимая видениями изрубленных детей и голубых глаз, жалобно взирающих на меня из черных пластиковых мешков. «Это лишь сгусток клеток, — убеждаю я себя. — Это не настоящий ребенок».

Два года назад к нам в школу приходили двое из группы противников абортов и показывали фотографии детей в утробе — как те сосут большие пальцы или бегут на месте, словно крохотные хомячки в колесе, и даже икают. Они были немного странноватые на вид — ну, типа, с большими головами, но в остальном казались почти настоящими малышами, даже самые крохотные: можно было разглядеть, у кого будет большой нос, а кому придется носить скобки на зубах.