Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье - Том Шиппи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любые попытки обобщения всех этих разнообразных материалов, которые, как говорил Кристофер Толкин, представляли собой «устоявшуюся традицию», но никогда не являлись «устоявшимися текстами», кажутся бессмысленными, однако мы попробуем пролить на них хоть немного света. Например, можно с некоторой долей уверенности утверждать, что к этому моменту источником вдохновения для Толкина отчасти — и это была очень важная часть! — стало совершенно новое решение старой задачи из области мифологии. Нет никаких сомнений в том, что древние германцы в большинстве своем верили в «эльфов» (которые назывались álfar на древнескандинавском языке и ylfe на древнеанглийском), однако их описания на удивление противоречили друг другу. Исландец Снорри Стурлусон, чье прозаическое творчество остается нашим единственным и не самым упорядоченным источником знаний о скандинавской мифологии, упоминал о существовании как «Светлых» (ljosálfar), так и «Темных эльфов» (dökkálfar), но в его рассказах присутствовали также и «Черные эльфы» (svartálfar), хотя в местах, где они проживали, так называемом «жилище Черных эльфов» (Svartálfaheim), обитали еще и гномы. При этом в древнеанглийском языке имелись также «Лесные эльфы» (wuduælf) и «Водные эльфы» (wæterælf). Как же собрать из этих обрывков знаний какую-то целостную картину? «Темные эльфы» и «Черные эльфы» — это одно и то же? И, может быть, оба этих выражения просто означают гномов?
Составители Оксфордского словаря английского языка, судя по всему, удовлетворились именно этой версией, дав перекрестные ссылки на статьи про эльфов и гномов без каких-либо конкретных пояснений, но этот подход представляется весьма неубедительным. Первые упоминания этих существ свидетельствуют о том, что между ними проводились совершенно четкие различия: гномы занимались горным промыслом и кузнечным делом и жили в подземельях, тогда как эльфы были олицетворением красоты и изящества, проводили жизнь в танцах и обитали в лесных угодьях. Великий предшественник Толкина Якоб Гримм тоже задавался этим вопросом, но ответа так и не нашел: в своей «Deutsche Mythologie» (которая в 1884 году была переведена на английский под названием «Teutonic Mythology» («Тевтонская мифология»)), подводя итоги другой довольно расплывчатой дискуссии, он высказал еще одно туманное предположение о том, что «Темные эльфы» были неким промежуточным звеном между «Светлыми» и «Черными эльфами», то есть «не столько черными, сколько тусклыми, неяркими». Толкин наверняка прочитал этот тезис еще в юности, и, скорее всего, он не вызвал у него ничего, кроме негодования.
В основу его собственного описания эльфов легли совсем другие характеристики. Эльфы подразделялись на разные категории не по цвету (черному, белому или «тусклому»), а по их истории. Эльфы Света — это те, которые «видели Свет» Двух Древ Валинора, что был до прихода Луны и Солнца, Древ Амана, Бессмертных Земель на Западе, а Cумеречными Эльфами стали те из них, которые отказались уходить и остались в Средиземье, куда многие из Эльфов Света все же вернулись, когда стали изгнанниками или изгоями. Сумеречные Эльфы, оставшиеся в лесах Белерианда, разумеется, были также прозваны Лесными Эльфами. А что касается их связи с гномами, то эти два народа у Толкина очень четко различаются и никогда не смешиваются между собой, хотя известны и случаи их сотрудничества. Эльфы могут жить под землей и даже в знак уважения получать гномьи имена, как, например, это произошло с Финродом Фелагундом (в переводе с гномьего языка felak-gundu означает «Владыка Пещер»). Нет ничего удивительного в том, что со временем воспоминания становились все более туманными, и люди уже не могли с уверенностью утверждать, кем был тот или иной герой — эльфом или гномом — и в чем заключались различия между ними.
Главная задача труда Толкина всегда состояла в том, чтобы «сберечь свидетельства» и защитить древние источники знаний от обвинений в невнятности или глупости, что весьма свойственно нашим торопливым современникам. К тому же в процессе сохранения свидетельств родилась целая история — в данном случае полная хитросплетений сага о скитаниях, расставаниях и воссоединениях эльфийских народов, которая вскользь упоминается в главе 8 «Хоббита»:
Ведь большинство из них [лесных эльфов], в том числе их родственники с гор и холмов, происходили от древних племен, не посещавших славного Волшебного царства. А вот солнечные эльфы, морские эльфы и подземные эльфы жили и воспитывались в том царстве годами, становясь все прекраснее, мудрее и ученее, и потом, возвратившись в Большой Мир, свое колдовское искусство употребляли на сотворение невиданной красоты. Лесные эльфы иногда появлялись в сумерках, в промежутках между заходом солнца и восходом луны, но предпочитали ночь и звезды. Они бродили по густым лесам, каких в наше время совсем не осталось[98].
Две менее очевидных особенности «Сильмариллиона» касаются языка и национальной принадлежности. Толкин неоднократно заявлял со всей настойчивостью и, возможно, слегка оправдываясь (потому что университетское начальство наверняка считало, что написание детских сказок отвлекает его от настоящей, то есть научной и преподавательской работы), что весь его труд был «вдохновлен в основе своей лингвистикой» (курсив Толкина). И хотя «университетское начальство» могло считать его сочинительство обычным и до известной степени простительным хобби, сам Толкин говорил о нем, что «на самом деле никакое это не „хобби“, если „хобби“ — это нечто, не имеющее никакого отношения к основному занятию и выбранное в качестве своего рода отдушины». Напротив, «в основании его — придумывание языков. Скорее „истории“ сочинялись для того, чтобы создать мир для языков, нежели наоборот» (см. «Письма», № 165). Соответственно, можно утверждать, что главным побудительным мотивом для написания «Сильмариллиона» и всех последующих текстов стало придумывание эльфийских языков — квенья (эльфийского аналога латыни, то есть наречия Эльфов Света) и синдарина (наречия Лесных Эльфов Белерианда). Еще ближе к истине было бы предположение о том, что самой главной причиной стало стремление Толкина исследовать связи между этими двумя языками, включая все нюансы расхождений в фонетике и семантике, в результате которых от одного эльфийского праязыка произошли два других, причем настолько непохожих, что их носители уже не понимали друг друга. Толкина интересовала и вся история разделения и различий в укладе, отраженная в этих изменениях. (Наиболее широко этот вопрос обсуждается на веб-сайте Карла Хостеттера, см. «Библиографию».)
Подобные языковые метаморфозы представляли для Толкина наибольший профессиональный интерес, причем ничуть не в меньшей степени, чем изменения, произошедшие, например, с германскими и скандинавскими языками и английским языком — побегами, выросшими
