Там, где фальшивые лица - Олег Яковлев

Корсар взял со стола пергамент и передал новоиспеченному капитану. Тот не замедлил развернуть его у себя на коленях. Взору Рифа предстала та самая злосчастная схема южных проливов, которую он изучал перед бунтом.

– Вот здесь. – Грязный палец ткнул в обведенный чернилами старый форт южнее Тириахада. – Попробуй скажи, что не там…

«Porta-arum» – бесстрастно сообщала древняя надпись. «Дверь, Залитая Золотом» – значился ниже перевод, сделанный рукой самого кормчего. Вот она, злобно скалящаяся ухмылка ироничной судьбы. И дернул его Бансрот сделать эту пометку! Головы на стенах единодушно залились хохотом, но Рифу было совсем не смешно. Взывать к разуму бунтовщиков глупо – что толку, никто ж не поверит. Он с обреченным видом кивнул, склонившись над картой, еще раз зачем-то вглядываясь в эти странные, наполовину стершиеся надписи на староимперском. В этот самый миг одна из капель крови сорвалась с рассеченной, покрывшейся дневной щетиной щеки и упала на потрепанную бумагу, прямиком на изображение древней крепости, утопив ее в зловещей багровой кляксе.

Палуба «Морского Змея». Западный океан, в восемнадцати морских милях от побережья Тириахада. Прошло три дня.

– Что он там делает? – в страхе спросил один из матросов другого. Даже в шепоте проскальзывала дрожь.

– Да не знаю я, – сквозь зубы ответил товарищ. – И это… лучше не гляди в ту сторону.

Оба корсара поспешно отвернулись от юта, где находилась дверь капитанской каюты, и начали еще усерднее мыть щетками палубу, обтирая колени и согнув спины, словно забитые рабы.

Туман, который с прибытием к чужому берегу окутал корабль, преследовал его и после отплытия. Все понимали, что так не должно быть, все видели это, но ничего не могли поделать. Ведь все происходящее – до боли ненормально, неправильно и противоречит всем законам: паруса рвутся от попутного ветра, а туман все никак не рассеется, не исчезнет. «На корабле демон», – так говорили одни. «Нас прокляли», – шептали другие. Были и третьи – те, кто считал, что одно отнюдь не противоречит другому. Но все, какого бы мнения ни придерживались, знали, кто именно всему виной.

Джеральд Риф, Рыжий Удалец, Рыжий Безумец, Поймавший-Удачу-В-Сеть – некогда его прозывали так. Сейчас у него самое расхожее имя было… Демон.

После его возвращения на корабль страх поселился на палубе и заполнил собой каждую треклятую щель. Липкие щупальца обреченности росли из трюмов, словно чудовищные растения, они выбирались наверх и душили всех, кто был на борту. Люди, сами того не зная, оказались в плавучей тюрьме, из которой не сбежать, поскольку за бортами отнюдь не море, а черная алчная бездна. Из-за тумана не было видно воды. Зато постоянно был слышен жуткий скрежет, будто корабль не плывет по волнам, а продирается через холмы наваленного железа, ржавого и сломанного. Ужасом пропитались снасти, а доски палуб, казалось, стали скользкими от слизи отчаяния и непонимания. Впередсмотрящие на «вороньем гнезде» не могли ничего различить вдали, и корабль куда-то летел на огромной скорости вслепую. Теперь «Змей» ничуть не походил на боевой «дракон», он скорее напоминал деревянную игрушку-кораблик на колесиках, которую волочет за собой по пыльной улице ободранный мальчишка.

Команда больше не нуждалась в приказах капитана. Все выполняли обязанности с неистовством и едва ли не фанатизмом, никто даже и не думал, чтобы вымолвить хотя бы слово против. Каждый, от Джека Пинка и до отравителя-кока господина Супинса, понимал, что им не остается ничего другого, кроме как довериться ветру и добровольно отдаться в неспокойные волны судьбы в надежде, что кораблю не придется заходить в свою Последнюю Гавань. Когда долго находишься в состоянии безысходности и ужаса, привыкаешь к нему, а от тебя самого не остается ничего, кроме тени того, кем ты был когда-то. Никто не молился – почему-то все знали: будет лишь хуже. Никто не пытался сбежать – один бедолага уже прыгнул за борт в надежде доплыть до берега. Хруст его словно перемалываемых в чудовищных жерновах костей до сих пор звучал в ушах. Полоса брызнувшей крови окрасила борт, как будто человека просто стиснули и раздавили, как переспевший фрукт.

Корабль стрелой несся в туманном облаке, и никто не смел обернуться, бросить даже взгляд на покинутый берег.

Все началось всего восемь часов назад. Экспедиции не было уже довольно долго. Оставленный Роном за старшего Билл-Из-Петли, новый второй помощник, уже собирался снаряжать поисковый отряд, когда на рассвете третьего дня о борт «Змеи» ударился нос лодки, а спустя некоторое время еще одной. В лодках никого не было, но они так глубоко просели, что всего пары дюймов не хватало для того, чтобы вода начала переливаться через борта. Даже с палубы «дракона» было видно – они чем-то загружены. Спустившийся матрос застыл, будто о рею стукнутый, когда понял, что все место в обеих лодках занимают мешки с золотом.

«Хвала Тайдерру! Рон Черный Глаз сдержал слово! Да сам Рыжий Удалец, всем известный баловень судьбы, ему и в подметки не годится! Слава новому кормчему!» – Такими мыслями полнились умы команды. Золото перегрузили на палубу, а после отправили в трюмы. Никто не взвешивал кубки, никто не считал монеты, и уж тем более никто не оценивал кольца и драгоценности, но все знали – здесь столько, что даже попугай Кроук может купить себе корабль. Когда последний мешок исчез в сытой утробе трюмов, к кораблю выплыла еще одна лодка. На носу ее стоял человек, неподвижный, словно мраморный идол; на банках темнели согбенные фигуры матросов – никто и не думал браться за весла, но лодка тем не менее быстро приближалась к «Морскому Змею».

– Хвала Удачливому Черному Гла… – Крики оборвались на полуслове, когда стало видно, что у вернувшегося предводителя оба глаза на месте, а волосы медно-рыжие, а не черные, да и ростом он на две головы превышает кормчего Верлена.

Все тут же узнали своего капитана. Настоящего капитана…

Никто ничего не понимал. Куда делся Черный Глаз? А его новый старший помощник Бернард Мор? Как Джеральду Рифу удалось вновь, так сказать, взять штурвал в свои руки?

Поднявшегося на палубу Джеральда Поймавшего-Удачу-В-Сеть встретили молчаливые, застывшие, точно у кукол, взгляды. Никто не посмел ничего сказать, когда он шагнул к Биллу-Из-Петли. Казалось, убей сейчас Риф новоявленного второго помощника, все промолчат и примут это как должное. Но капитан не собирался проливать кровь бунтовщиков.

– Снять. Якоря, – негромко проговорил он. – Поднять. Паруса. Курс. Северо-северо-запад.

Команда, будто один человек, отшатнулась. Речь кормчего изменилась. Сейчас он говорил надрывно, словно каждое произнесенное им слово – маленький осьминог, который застрял в его горле и никак не хочет оттуда выбираться, хоть его и заставляют. Он цепляется всеми своими щупальцами с присосками, но все равно срывается…