Театр кошмаров - Таня Свон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда и Этель, и Каспер скрылись за углом соседнего, такого же убитого временем здания, Дарен ощутил давящий вес времени. Одиночество смолой обволокло часовые стрелки, и те замедлили ход. Не отводя взгляд от окна, слушая долгие, растянутые щелчки, отмеряющие секунды, Дарен предчувствовал скорую беду. Одиночество… не было абсолютным.
– Он ушел, потому что ты ему противен, – из зияющей раны в груди показалась чья-то крохотная голова.
Мелкое тельце существа блестело глянцевой чернотой, будто оно только что вынырнуло из нефтяной лужи. Дарен не удивился, когда в чертах недоростка, больше напоминающего эмбрион, узнал свое лицо.
Дарен устал. Ожившие кошмары давно перестали пугать. Но когда безразличие взяло верх, все стало только хуже. Теперь видения будто вытягивали из Дарена жизнь, прорываясь все дальше в реальный мир, прорастая в него корнями, что все это время сидели внутри грудной клетки. Раньше Дарен мечтал выдрать эту грязь, избавиться от нее, но теперь понял, что, пытаясь избавиться от худшей части себя, сделал только хуже.
– Нужно было сдерживать мрак своей души, а не рвать ее на куски, – с поддельной тоской подсказал крохотный Дарен, смотря в печальные глаза своей настоящей копии.
Дарен устало привалился к стене и прикрыл веки. Нет больше никаких сил терпеть самого себя.
Возможно, болезнь его скоро окончательно сточит. Может быть, эти дни – последние в его жизни. И они же – последний шанс поговорить с Каспером с глазу на глаз и сказать «спасибо».
Хватит прятаться в тени, надеясь тихо там сгнить. Хватит позволять другим подставляться ради себя. Не стоило отпускать Этель и Каспера одних.
– Возьми уже наконец себя в руки! – прошелестел бледными губами Дарен и уверенно направился к двери.
Он прекрасно понимал, куда ушли и Этель, и Каспер. Слишком много нитей стягивалось к театру. Туда же лежал бы путь Дарена… Если бы он смог его преодолеть.
Каждый шаг вытягивал последние силы. Казалось, чем дальше Дарен отходит от окна, тем тоньше становится последняя ниточка, что сшивала его тело и душу воедино. Сейчас же она вдруг лопнула.
Не дойдя до порога всего несколько шагов, Дарен осел на подогнувшихся ногах и распластался по полу лицом вниз. Жесткий ворс ковра наждачной бумагой шаркнул по щеке. Тупая боль прокатилась по телу, как каток по асфальту. Не поднимая головы, Дарен разлепил веки.
«Не сейчас, – взмолился он мысленно. – Пожалуйста, не сейчас! Я не успел…»
Дрожащая рука потянулась в сторону тумбочки, на которой лежал старенький телефон. Сквозь выступившие слезы Дарен смотрел на гигантское пространство, что отделяло его от смартфона. Впервые он хотел, чтобы ему помогли, и знал, чью именно протянутую руку готов принять. Имя крутилось в мыслях, но уже не могло сорваться с неповоротливого, будто распухшего языка.
Слезы струились по щекам, не от боли, а от осознания – он умрет, так и не осмелившись коснуться того, что могло его спасти. Доверься он Касперу – может, Дарену бы удалось победить своих демонов? Вместе с Каспером. Он ведь столько раз предлагал свою помощь… Был рядом, пока Дарен просто молчал, в одиночестве борясь с самим собой.
А когда он все-таки осмелился рассказать правду, то сделал это слишком поздно, не в то время и не в том месте. А ведь все могло быть иначе. Не только с Дареном, но и между ним и Каспером.
Может быть.
Этель
Перед глазами все смешалось. Парк. Автобус. Трущобы Фирбси. Сырой подъезд с побитым кафелем на стенах и облупленным потолком. Приоткрытая дверь с номером сорок четыре.
Всю дорогу перед внутренним взором Этель был лишь Ви. В ее воспоминаниях он стоял перед ней на коленях, протягивая кольцо. Золотые глаза сверлили душу, голос вплетался в сознание, сливаясь с собственным.
«Прими мой дар», – повторялось из раза в раз. И чем дольше это продолжалось, тем отчетливее Этель понимала – ей придется. Ведь другого способа получить камень, чтобы забросить его в разлом, скорее всего, нет. Вряд ли Ви доверит столь драгоценную вещь Зрячей просто так. А вот если Этель подарит ему взамен половину своей жизни…
Несмотря на свой вековой возраст, Ви наивен как ребенок. Он настолько погряз в одиночестве, что готов упиваться даже крохотными отголосками теплых чувств, путая их с любовью.
Пользоваться этим, чтобы уничтожить Ви, – жестоко. Но если не сможет Этель, не сможет никто. Однако сначала нужно кое-кому помочь.
Это решение прозвучало в голове в унисон со скрипом открывающейся двери в квартиру Дарена. Оно наполнило Этель решимостью, но та сдулась, как проколотый шар.
Дарен лежал на полу посреди комнаты. Его голова была повернута в сторону его протянутой к тумбочке руки. Он не шевелился, никак не реагировал на появление Этель и, что самое ужасное, не дышал.
– Дарен, – имя, сорвавшееся с дрожащих губ шепотом, горчило подступающими слезами.
Но на него никто не откликнулся.
Каспер
Каспер закрыл глаза и ладонью здоровой руки накрыл веки. Розовый свет утекающего дня сменился темнотой, в которой мелькали призраки утраченных воспоминаний. Может, он и забыл встречу с Ви и его лицо, но сумел перехитрить Изнанку и ее сложные правила.
Каспер потратил больше двух часов на то, чтобы разобраться в своих записях и том, откуда и как они появились. Он не помнил, что именно случилось в театре, но точно знал, что был там. Бродил по темным коридорам и подвалам, а потом… Пробел, который восполняли лишь аудио, обрывки воспоминаний с Этель и заметки в смартфоне.
Благодаря им Каспер узнал достаточно, чтобы понять – Ви опасен. Пока он все еще привязан к театру, но уже принес немало бед. И принесет еще больше, если Этель согласится помочь Ви, тем самым выпустив из клетки.
А еще…
Этель и Ви что-то говорили про пруд. Каспер мало что понял из записи на диктофоне, но было очевидно – кусочек мозаики, которую он почти сложил, таится под толщей воды.
Палец скользнул по горящему экрану. Запись снова включилась на том месте, куда Каспер ее перемотал:
«Я спасу его, даже если сам буду вынужден умереть».
Пауза. Отмотать назад. Еще раз.
Он уже сбился со счета и не знал, который раз слушает собственный голос. Несмотря на то что забытое признание жалило сердце, Каспер хотел, чтобы слова въелись в его сознание и навсегда выжгли ту его часть, что заставляла считать
