Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным - Тимоти Снайдер

Штроп решил, что единственный способ очистить бункеры и дома – сжечь их. Поскольку Гиммлер уже приказал физически уничтожить гетто, то сжечь дотла дома в нем потерей не считалось. И действительно, поскольку Гиммлер не знал, как разрушить здания, огонь решил две нацистских проблемы одним махом. 23 апреля 1943 года люди Штропа начали сжигать здания гетто, квартал за кварталом. Вермахт играл небольшую роль в этом сражении, но его саперы и огнеметчики были задействованы в разрушении жилых домов и бункеров. Эдельман вспоминал об «огромных огненных бурях, которые накрывали целые улицы». У задыхающихся евреев не было другого выхода, кроме как выбираться из своих бункеров. По воспоминаниям одного из выживших, они думали: «Пусть нас лучше застрелят, чем сгореть в огне». Евреи, застигнутые пожаром на верхних этажах зданий, прыгали вниз. Немцы захватили много узников с переломами ног. Этих людей допросили, а затем расстреляли. Единственным путем для евреев выбраться из подожженных зданий было перебираться из одного бункера в другой днем, а ночью – из одного дома в другой. В течение нескольких дней СС не будут себя чувствовать в безопасности на улицах гетто в темноте, поэтому еврейские бойцы и гражданское население могли в ночные часы передвигаться и перегруппировываться. Однако поскольку они не могли остановить пожара, их дни были сочтены[604].

Немцы атаковали гетто 19 апреля 1943 года, в канун праздника Песах. Пасха выпадала на следующее воскресенье, 25 апреля. Польский поэт Чеслав Милош описал христианский праздник по другую сторону гетто, вспоминая в своем стихотворении «Campo di Fiori», что люди катались на карусели на площади Красинского, прямо за стеной гетто, когда евреи боролись и умирали. «Я думал тогда, – писал Милош, – об одиночестве погибающих». Карусель работала ежедневно в течение всего восстания. Она стала символом еврейской изолированности: евреи погибали в собственном городе, когда поляки за стенами гетто жили и смеялись. Многим полякам было безразлично, что происходит с евреями в гетто. Однако были и неравнодушные, некоторые пытались помочь и даже погибли при этом[605].

В течение целого года перед тем, как началось восстание в Варшавском гетто, Армия Крайова сообщала британцам и американцам о польских евреях в газовых камерах. Армия Крайова передала донесения про лагерь смерти в Хелмно, и польские власти проследили, чтобы они дошли до британской прессы. Западные союзники не предпринимали никаких действий. В 1942 году Армия Крайова проинформировала Лондон и Вашингтон о депортациях из Варшавского гетто и о массовом уничтожении евреев в Треблинке. Точнее сказать, эти события всегда преподносились польским правительством как элемент более крупной трагедии граждан Польши. Ключевая информация, однако, сообщалась. Поляки, как и евреи, (ошибочно) полагали, что распространением информации о депортациях можно их остановить. Польское правительство убеждало союзников отвечать на массовое уничтожение польских граждан (в т.ч. евреев) убийством немецкого гражданского населения. Великобритания и Соединенные Штаты все так же ничего не предпринимали. Польский президент и польский посол в Ватикане просили Папу римского выступить с речью о массовом уничтожении евреев, но безрезультатно[606].

Среди западных союзников только польские власти предприняли хоть какие-то прямые действия, чтобы остановить уничтожение евреев. К весне 1943 года «Жегота» помогла примерно четырем тысячам евреев, которые скрывались. Армия Крайова объявила, что будет расстреливать поляков, шантажирующих евреев. 4 мая, когда евреи Варшавского гетто сражались, премьер-министр Владислав Сикорски издал обращение: «Я призываю всех сограждан предоставлять помощь и убежище тем, кого убивают, и в то же время, перед лицом всего человечества, которое слишком долго хранит молчание, я осуждаю эти преступления». Как понимали и евреи, и поляки, варшавское командование Армии Крайовой не могло спасти гетто, даже если бы отдало всех своих бойцов и оружие для этой цели. У него на этот момент почти не было боевого опыта. Тем не менее, семь из первых восьми вооруженных операций, проведенных Армией Крайовой в Варшаве, были направлены в поддержку тех, кто сражался в гетто. Двое поляков погибли в самом начале восстания в Варшавском гетто, пытаясь пробить его стены. Провалились и несколько последующих попыток проломить стены гетто. Всего Армия Крайова сделала около одиннадцати попыток помочь евреям. Советские же пропагандисты, воспользовавшись случаем, утверждали, что Армия Крайова отказала в помощи сражавшимся в гетто[607].

Арье Вильнер, которого поляки Армии Крайовой знали как Юрека, был важным связным между Еврейской боевой организацией и Армией Крайовой. Он был убит во время восстания в Варшавском гетто, но до этого передал своим польским связным важное сообщение, ставшее само по себе почти легендой. Именно он распространил описание еврейского сопротивления, которое одобрила Армия Крайова и сама же напечатала: что восстание в гетто было не столько вопросом спасения жизни евреев, сколько вопросом спасения человеческого достоинства. Это понимали в терминах польского Романтизма – так, что дела нужно судить по намерениям, а не по результатам, что жертвование облагораживает, а жертвование жизнью облагораживает навечно. Суть сказанного Вильнером часто оставалась незамеченной или забывалась: еврейское сопротивление в Варшаве касалось не только достоинства евреев, но и достоинства человечества как такового, в том числе поляков, британцев, американцев и советских людей – всех, кто мог бы сделать больше, но вместо этого делал меньше[608].

Шмуэль Зигельбойм, представитель «Бунда» в польском правительстве в экзиле, которое находилось в Лондоне, знал, что гетто подожгут. Он получил четкое представление об общем развитии Холокоста от Яна Карского, курьера Армии Крайовой, который в 1942 году приносил руководителям стран Альянса известия о массовых уничтожениях. Зигельбойм не знал деталей, но уяснил себе общее развитие событий и сделал попытку рассказать о них остальному миру. В осторожной предсмертной записке от 12 мая 1943 года, адресованной польскому президенту и премьер-министру, но предназначенной и для руководителей стран Альянса, он написал: «Хотя ответственность за преступление уничтожения всего еврейского народа лежит прежде всего на преступниках, непрямую вину несет на себе и все человечество». На следующий день он покончил с собой, разделив таким образом, как он написал, судьбу своих собратьев-евреев в Варшаве[609].

Евреи Варшавы продолжали сражаться, не имея надежды. К маю 1943 года рапорты от Штропа к его начальникам стали более спокойными и методичными – все больше о цифрах. Неизвестно, сколько евреев были сожжены заживо или покончили с собой в бункерах; 56 065 человек были схвачены, из них около семи тысяч были застрелены на месте; 6929 были отосланы в Треблинку, а остальные (большинство) в качестве подневольной рабочей силы были отправлены в трудовые лагеря, такие как Майданек. Штроп 16 мая провозгласил победу над Варшавским гетто, взорвав динамитом Тломацкую синагогу. Теперь, как и приказал Гиммлер, немцы начали уничтожать все, что осталось от гетто. Все остававшиеся здания были разрушены, а подвалы и канализационные каналы затоплены. 1 июня 1943 года Гиммлер отдал приказ построить новый концлагерь на тлеющих руинах гетто[610].

* * *

Некоторые евреи все же выжили после восстания в гетто, но им некуда было податься за его пределами. В 1943 году Армия Крайова была даже больше обеспокоена коммунизмом, чем в 1942 году. Вследствие ареста и авиакатастрофы летом 1943 года на место более сочувствующего польского командующего и премьер-министра пришли менее сочувствующие. Несмотря на свои обещания, Армия Крайова так и не создала еврейский отряд из ветеранов восстания в Варшавском гетто. В 1943 году соединения Армии Крайовой иногда убивали вооруженных евреев в селах как бандитов. Имели место несколько случаев, когда солдаты Армии Крайовой убили евреев, чтобы завладеть их имуществом. С другой стороны, Армия Крайова действительно казнила поляков, которые выдавали евреев или пытались их шантажировать[611].

Та же самая немецкая трудовая кампания, которая спровоцировала восстание в Варшавском гетто, также переориентировала польское сопротивление. Во время того своего визита в Варшаву в январе 1943 года, когда он впервые потребовал ликвидировать гетто, Гиммлер приказал проводить массивные облавы на поляков, чтобы забирать их на принудительные работы. Беспорядочная охота на работников, которая за этим последовала, была крайне разрушительна для польского общества, поскольку женщины и дети неожиданно оказались без мужей и отцов. За первые три месяца 1943 года около трех тысяч варшавских поляков были высланы в Майданек. Там к ним в мае того же года присоединились тысячи варшавских евреев, привезенных из Варшавского гетто после потерпевшего неудачу восстания. Варшавские поляки и евреи, разделенные стенами гетто в 1941-м и 1942 годах, оказались в 1943 году за одной колючей проволокой. Майданек к тому времени был трудовым лагерем с прикрепленной к нему газовой камерой, как Аушвиц, хоть и гораздо меньшего размера. Там погибли около пятидесяти тысяч польских евреев и приблизительно десять тысяч поляков-неевреев[612].