НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 1 (1964) - Михаил Емцев

Будущее в изображении Фридриха Дюренматта выглядит так. После второй мировой воины прошло 310 лет. Третьей мировой войны за это время так и не было («Это был период локальных конфликтов»). Но теперь новая мировая война стала неизбежной — так, по крайней мере, считают американцы. «Дипломатия уже исчерпала все свои средства, «холодную войну» уже нельзя продолжать, мир невозможен; надобность войны сильнее, чем страх перед ней», — говорит американский дипломат Вуд.

Но начать войну тоже нельзя. Мир окончательно разделился на два лагеря, более или менее равные по силам: «Соединенные Штаты Америки и Европы», с одной стороны, и Советский Союз с конфедерацией стран Азии, Африки и Австралии — с другой. Пространство над Землей постоянно контролируется спутниками обоих лагерей. На Луне позиции прогрессивного лагеря гораздо сильнее. Марсиане объявили нейтралитет, у них мощная цивилизация, их не втянешь силой в войну.

Венера на протяжении последних двух веков стала международной каторгой. Туда оба лагеря ссылают опасных преступников. Бежать с Венеры невозможно; жить там, по понятиям землян, тоже почти невозможно, но ведь туда и посылают на смерть, навсегда.

Однако Венера — единственная база, на которую мо-тут теперь рассчитывать американские империалисты, чтоб подготовить там, под густым облачным покровом, нападение втайне от противника. И «Операция Вега», порученная Вуду и группе дипломатов (с приданным им шпионом правительства Маннергеймом), в том и состоит, чтоб договориться с обитателями Венеры на этот счет. Нужно будет построить на Венере космодром и космические корабли, подготовить водородные и кобальтовые бомбы; понадобятся также и солдаты для массированного нападения на «Россию и Азию». Словом, по подсчетам военных специалистов, понадобится около двухсот тысяч человек. Предполагают, что на Венере находится сейчас около двух миллионов… Если им пообещать, что они смогут вернуться на Землю, они на все пойдут, считает Вуд.

Однако «Операция Вега» проваливается. Население Венеры живет действительно в страшных условиях, ежеминутно рискуя жизнью, тяжело трудясь ради ежедневного пропитания. Но вернуться на Землю никто из них не хочет — именно тут они впервые почувствовали себя людьми. «К нашей пище, к нашим орудиям может прилипнуть только пот, а не несправедливость, как на Земле», — говорит бывший дипломат Бонстеттен, который, будучи американским эмиссаром на Венере, добровольно остался тут навсегда. Богатство на Венере попросту ни к чему — в любую минуту все может погибнуть, не стоит заводить никакого имущества, кроме орудий труда и минимума одежды (в жарком климате Венеры и одежда не очень-то нужна), а о роскоши и говорить смешно — тут нельзя добиться даже относительного уюта и безопасности.

Да, невесело выглядит это «лоно природы»; удушливый, гремящий ад Венеры бесконечно далек от мирных идиллий руссоистского толка. Но для героев «Операции Вега» лучше оставаться в этом аду и быть людьми, чем возвращаться в обманчивый рай Земли и участвовать в подготовке к губительной войне, позорящей человеческое достоинство. «Мы должны были бы убивать, если б вернулись, потому что помогать и убивать у вас означает одно и то же», — говорит Бонстеттен Вуду, своему давнему знакомому и другу.

Финал «Операции Вега» весьма характерен: Вуд велит сбрасывать на Венеру водородные бомбы. Он уверял Бонстеттена, что не пойдет на такое, он говорил, что это — бессмысленная жестокость. И мудрец Бонстеттен отвечал ему: «Ты подумаешь, что сюда могут прибыть русские и заключить с нами соглашение. Правда, ты будешь знать, что это невозможно и что мы сказали бы русским то же самое, что сказали вам, но к твоему знанию прилипнет крупинка страха… И из-за этой крупинки страха, из-за легкой неуверенности в твоем сердце — ты прикажешь сбросить бомбы». Предсказание Бонстеттена сбылось. И Вуд говорит: «Итак, бомбы сброшены. Другие вскоре полетят на Землю. Хорошо, что у меня есть атомное бомбоубежище…» Конечно, при той исходной позиции Ф. Дюренматта, о которой говорилось выше, легко предположить, что состояние войны, холодной ли, атомной ли, является неизбежным и естественным и что так будет, пока существует человечество. «Операция Вега», в сущности, даже и не утопия — это анализ ныне существующего положения вещей, сделанный в условно-утопической форме. Но то же или почти то же можно сказать и о многих картинах будущего в современной западной литературе.

Конечно, какая-то граница, может быть, не всегда четко различимая, тут существует. Где-то вблизи от этой границы, но, пожалуй, по ту сторону, находится, например, пьеса французского драматурга Эжена Ионеско «Стулья». Тут перед нами тоже будущее, и, по-видимому, довольно отдаленное. Об этом можно судить хотя бы по тому, что на памяти героев, достигших почти столетнего возраста, на месте Парижа всегда были развалины — а может, и развалин уже не было к этому времени; осталась лишь песенка: «Париж — всегда Париж»; песенка эта кажется им забавной. Можно догадываться о том, что над миром за это время прошла разрушительная война и что человечество, хоть не погибло целиком, но очень поредело и отброшено далеко назад в своем развитии, — примерно, к средним векам, как в уэллсовском «Облике грядущего». Словом, внешние черты утопии туг налицо. Но идея пьесы, ее исходная позиция не имеет ничего общего с утопией: она внеисторична, вневременна. Для Ионеско вовсе не важно, совершились ли в мире какие-либо преобразования, каковы причины и следствия этих преобразовании. Условно-фантастическая форма лишь помогает ему яснее выразить мысль об извечном одиночестве человека, о невозможности контакта, невозможности подлинного взаимопонимания между людьми.

Напрасно дух о свод железныйСтучится крыльями, скользя.Он вечно здесь, над той же бездной:Упасть в соседнюю — нельзя!И путник посредине лугаКругом бросает тщетный взор:Мы вечно, вечно в центре кругаИ вечно замкнут кругозор!

Идея эта, разумеется, была далеко не нова и на заре XX века, когда было написано процитированное выше «Одиночество» Валерия Брюсова. Но Ионеско выражает ее в применении к нашему времени, средствами, позаимствованными у современной утопии (лишнее доказательство того, какой емкой и гибкой является сейчас эта форма!) Герой пьесы Ионеско, Старик, перед смертью верит, что передаст людям плоды своих размышлений — итог долгой жизни; он ждет этого часа, готовится к нему, сзывает всех. Но до людей доходит в конечном счете лишь одно слово, вернее, запинающийся отзвук слова: «Прощайте!» Круг одиночества не размыкается даже после смерти: человек был и остается одиноким, жизнь его проходит бесследно и бесплодно.