Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина - Валерий Поволяев

Когда спрашивали, почему он тянет с утверждением Шебаршина, Крючков морщился недовольно:

— Да вот, к Горбачеву никак не могу пробиться — не принимает. Как только пробьюсь, сразу же и подпишу у него бумагу.

Даже несмышленый ребенок мог понять, что это чушь. Во-первых, Горбачев принимал Крючкова по первому же звонку, а во-вторых, лучшей кандидатуры на место начальника разведки, чем Шебаршин, не было. Но, видать, Крючков пытался найти вторую кандидатуру.

В конце концов, назначение это все же произошло, справедливость восторжествовала, Шебаршин отмел от своей должности приставку «и. о.».

Перейдя на должность председателя КГБ, Крючков взял с собою и Мишина — не захотел отпускать. Как-то они полетели в Белоруссию — Крючков, будучи депутатом Верховного Совета СССР, должен был отчитаться перед избирателями.

В один из дней приехали в колхоз имени Гастелло. Перед тем как выйти из машины и принять от благодарных избирателей хлебный каравай с солонкой, уложенный на вышитый белорусский рушник, Крючков приказал Мишину, обратившись к нему на «вы»:

— А вы сидите в машине, — поймав недоуменный взгляд, пояснил: — В Москве умирает Андропов. Произойти это может с минуты на минуту. Как только это произойдет, сюда, в машину, позвонит Плеханов, сообщит…

Мишин остался в машине, Крючков ушел в зал сельского дома культуры. Пока он выступал, никаких звонков не было. Как только выступил и вернулся в машину, сразу же раздался звонок. Звонил Плеханов — начальник охраны Андропова. Сообщил печальную весть.

Лицо Крючкова потемнело, на щеках вздулись желваки, он скомандовал водителю:

— Давай в гостиницу, оттуда на аэродром и в Москву.

Аэродром, на котором стоял самолет Крючкова, был маленький, Мишин ныне даже не помнит его марки, — быстро собрали вещи, погрузились и взлетели.

Лететь им предстояло недолго — час двадцать минут, в самолете накрыли столик, решили помянуть покойного. После второй стопки Крючков, откинувшись на сиденье, неожиданно произнес, обращаясь к Мишину:

— Когда я утверждался на место начальника разведки, рассматривали две кандидатуры. Одну ты знаешь…

— Это вы. А кто был второй?

— Плеханов.

Признание было внезапным, словно бы на Крючкова сошло какое-то просветление, было видно, что он постоянно думает, правильно ли поступил, назначив на столь важный пост Шебаршина, сравнивает Леонида Владимировича с собою, сравнивает с другими людьми и все время колеблется.

И тем не менее ныне, уже спустя годы, многие считают, что Шебаршин был лучшим начальником разведки последних двадцати-тридцати лет советской власти.

Шебаршин работал самозабвенно, составлял толковые аналитические записки, Крючков ездил с ними на Старую площадь, к Горбачеву, либо посылал фельдсвязью.

Но вот какая штука — едва прочитав секретную бумагу, Горбачев тут же отдавал ее Яковлеву. А от Александра Николаевича содержание секретной записки тут же уносилось к американцам — путь этот был накатан хорошо…

Тогда Крючков избрал новую тактику: он возил записки Горбачеву лично, обязательно в одном экземпляре, давал прочитать «хозяину», а потом бумагу забирал, снова засовывал в кожаную папку.

Горбачев был недоволен, морщился, крутил головой, но Крючков был тверд, говорил ему:

— Это напечатано в одном экземпляре, оставить не могу.

Пожалуй, это была единственно верная тактика, другую придумать было невозможно.

Позже, когда Шебаршин готовил различные записки, которые следовало рассылать по членам Политбюро ЦК КПСС, и сверял у Крючкова список рассылки, то обязательно спрашивал:

— Владимир Александрович, а Яковлеву посылать?

Крючков обычно молчал — такое случалось чаще всего, но иногда кивал, и материал посылали.

Любитель бани Яковлев любил приезжать в «Лес» — у управления внешней разведки была великолепная финская баня, уютная, просторная — приезжал с Болдиным, управляющим делами Горбачева, еще с кем-нибудь, гости отменно парились, выпивали и закусывали, радовались жизни, а когда уезжали, то сотрудники разведки удрученно пожимали плечами:

— Предатель, да в нашей бане… Тьфу!

К Яковлеву они относились как к предателю.

Когда председателем на сутки с небольшим стал Шебаршин и сделалось ясно, что на его место придет другой человек, Мишин попросил Леонида Владимировича:

— Переведите меня из центрального аппарата назад, в ПГУ. Если, конечно, можно…

Шебаршин все понял и без всяких слов, не задавая никаких вопросов, перевел его обратно в «Лес», точнее, откомандировал, это называлось так.

Еще в бытность Крючкова председателем КГБ Шебаршин поднял вопрос об отделении внешней разведки от КГБ: надо, дескать, создать самостоятельную государственную структуру. Произошло это на заседании коллегии, зал был полон, присутствовали начальники всех управлений, из всех углов и мест стран, — если не начальники управлений, то их первые заместители, — в общем, народа собралось много.

Шебаршин выступил с обоснованием, зачем это надо сделать, и доводы его были очень убедительными. Крючков был против, мог бы зарубить проблему на корню, не дать ей хода, но он предложил обсудить этот вопрос. Вопрос был горячий, потому и выступающих было немало — говорили люди без всякой подготовки, без бумажек, излагали то, что было у них в мыслях.

Выступил и Виталий Михайлович Прилуков. Он считал, что время отделять разведку от КГБ еще не наступило — рано. Его поддержали все выступавшие. Леонид Владимирович остался в одиночестве, пробный шар, брошенный им, не попал в лузу — проскочил мимо.

Но идея была высказана, она не повисла безрезультатно в воздухе, так оно через некоторое время и произошло.

Выживать же КГБ как структуре было сложно, ее трясли проверки, комиссии, допросы, постоянные сдачи экзаменов на прочность, по коридорам ходили люди с колючими недоверчивыми глазами, называли себя демократами и требовали ответы на вопросы типа: «А что ты делал до революции? Не ты ли менял паровозы на леденцы, а паклю на галоши, тем самым оставив наше демократическое государство без стратегического запаса — пакли?». Вопросы звучали смешно, если бы концовки не были грустными: людей увольняли.

А остаться без работы в ту пору, без зарплаты, хотя бы самой маленькой, было равносильно смерти, потому что люди после первых же экономических реформ остались голыми — все их деньги, хранившиеся на сберегательных книжках, были обращены в пыль.

Но как бы там ни было, разведка выжила. При Примакове Мишин работал в административно-хозяйственном управлении разведки, затем в Финляндии, в нашем представительстве, потом ушел на пенсию — время подоспело. Были люди, которые выступали против возвращения Мишина в разведку: «Его шеф Крючков сидит в тюрьме, а мы делаем этакий “куп де грас” — жест великодушия, берем его человека к себе», — но Примаков отмел все сомнения по этому поводу двумя короткими фразами: