Обрученная со смертью (СИ) - Владон Евгения
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В этом плане могу тебя успокоить. Ты не относишься вообще ни к одному из всех этих поколений и не только из-за определённого временного периода своего рождения. Для этого ты слишком особенная и не подпадающая ни под какие шаблоны — редчайшее исключение из правил.
Если это были комплименты или так называемые способы по очаровыванию и одурманиванию наивной жертвы, что ж… Пусть радуется! Я не настолько чёрствая и далеко не железная, чтобы не поддаться столь сильнейшему воздействую от столь наиопытнейшего (боюсь даже вообразить насколько) противника. Тем более, когда он сокращает между нами последние сантиметры, прижимая свою весомую ладошку собственническим жестом к моей спине, практически на уровне копчика.
Я мoгу вести себя вызывающе сколько угодно, совершать отчаянные попытки что-то и кому-то там доказать, но истиной реальности этим никогда не изменить. Я всегда буду на самых нижних ступенях чужой пищевой цепочки — добычей и Похищенной, а он — моим великодушным Гoсподином и Хозяином. Аминь.
— Избранные на то и особенные — их всех потом приносят в жертву. Я права или я права?
_____________________________________
*Musée de l’Homme — Музей Человека
**comment se rendre à la place Charles de Gaulle? — как прoйти на площадь Шарля де Голля?
***où est le café-bistro? — где тут поблизости кафе-бистро?
****la Vénus de Lespugue — Венера Леспюгская
* * *
И всё-таки нельзя не признаться — всё это, как ни крути, ни с чем несравнимый кайф. Взрыв мозга и периoдичeский всплеск во истину сумасшедших эмоций, зашкаливающих далеко за сотку по десятибалльной шкале.
Сколько уже прошло? Часов восемь или десять? А я всё еще здесь! В Париже, в самом центре города влюблённых и за минувшее время ничего из окружавших нас локаций так и не исчезло, и не поменялось на что-то другое. Всё стабильное и всё на прежних местах — картинки, мысли, ощущения и я сама в эпицентре происходящего.
В общем-то да, соглашуcь. Накатывало на меня время от времени неслабо так. Особенно когда такая выходишь из левого крыла дворца Шайо, а через дорогу площадь Трокадеро с конной статуей маршала Фоша, чуть левее — высокий бетонный забор кладбища Пасси и где-то за спиной — Эйфелева башня. На улице до фига людей, машин и тебя тут же накрывает. По лицу расплывается не в меру довольная лыба и как-то в раз забываешь, что ты на ногах уже не менее четырёх часов. По идее они уже должны отваливаться, а не рваться в пляс от осознания, где ты сейчас находишься.
— Кажется, мы пропустили обед. — кому, как не Астону обязательно нужно вернуть тебя обратно в реальность, но опять же, Париж от этого никуда не делся. И стереть с моего лица улыбку оказывается не так-то просто.
Чего только человек не готов простить в моменты безудержной радости и столь наивного счастья. А ведь это только первый день моего самого большого в жизни подарка.
— Неужели, ты собираешься пригласить меня на романтический обед в один из ресторанов Парижа? — устоять перед таким соблазном еще сложнее — вначале оплести обеими ладошками левый локоть Найджела, после чего произнести прямо в его ухо мурлыкающим голоском вполне себе безобидной подколкой. С моим-то неустойчивым, буквально пляшущим настроением — это сродни подвигу. Но, видимо, окружающий меня воздух в пару глубоких глотков опьянял моментально, снимая в один неравномерный удар сердца все ограничения и пси-барьеры.
Мне даже хватило смелости задержать свой приcтальный взгляд на чеканном профиле Адарта дольше обычного. Опять проверяла, что я к нему испытываю? Острое раздражение-недовольство или же чёртово волнение в край озабоченной кошки?
Кажется, рядом с ним при любом раскладе любое чувство окажется слишком глубоким, болезненно острым и не в меру волнительным. Даже если я буду на него злиться, подобно той же шипящей кошке, тянуть к нему при этом будет не менее сильно. Да еще и в Париже…
— Откровенно говоря, после двадцатилетнего перерыва, с этим как-то теперь сложновато. Слишком большой выбор. Было бы проще вернуться в отель, но ты ведь не захочешь так рано прерывать прогулку, тем более при наличии столь огромного количества ресторанов и кафе буквально через дорогу.
— И, я так понимаю, блинная-ларёк в расчёт не берётся?
Астон наконец-то обратил на меня свой выразительный взор (это я так думаю, что выразительный, ибо за его грёбаными очками oт солнца ни черта не разглядишь).
— Может тогда сходим в какой-нибудь продуктовый магазин, раз уж на то пошло? Купим багета и какой-нибудь колбасы.
— Я согласна на любой ресторанчик, даже под навесом!
На том и порешили. Вернее, выбрали именно ближайший к нам ресторан французской кухни Le Coq, прямо на углу Проспекта Клебера. Соседний Le Wilson с выходом на Авеню президента Вильсона выглядел более замкнуто, ещё и возле углового магазинчика по продаже постельного белья. Почти символично и по-своему романтично. Хотя, нет. В Париже романтично всё, даже недорогие ресторанчики в общедоступных районах. И неважно, что они забиты практически под завязку, и чтобы получить столик хотя бы на улице под навесом (а у Le Coq их целых два, достаточно длинных, красных (!) и вместительных), нужно иметь при себе как минимум одного инопланетного манипулятора-гипнотизёра. Так что да, в этом плане передо мной были открыты любые двери и свободны любые столики.
— Чувствую себя без смартфона и интернета, как без рук. — главное, не забывать время от времени капризничать, так сказать, закидывая удочку в мутные воды, в тайной надежде, что подобные высказывания-таки достигнут желаемой цели. Пусть через секунду меня осадят крайне осязаемым даже через стёкла солнцезащитных очков прохладным взглядом, и я окончательно пойму, что о данном подарке мне пока что рановато мечтать. Но, как говорится, попытка не пытка. Никто ведь не ранен и уж тем более не убит.
— Тебе мало того, что твой спутник легко изъясняется на нескольких диалектах французского и может порекомендовать наилучший выбор в меню из собственного богатого опыта? — надо отметить, дужка очков Астона не могла скрыть ироничного изгиба левой брови своего владельца, так что желаемая экспрессия к произнесённым им словам была достигнута на все сто. Зато какой живительный заряд бодрости и освежающий холодок по спине. Даже пришлось кое-как сдержаться, чтобы не вздрогнуть всем телом.
— Я как-то не привыкла быть постоянно зависимой от кого-то. Χочется и самой время от времени делать хоть что-то похожее на личный выбор.
— Иногда выбор по полному незнанию и чистому любопытству — не лучший советчик.
Вот почему ему обязательно нужно отвечать чем-нибудь заковыристым и цинично раздражающим, оставляя последнее слово только за собой? И попробуй только возразить, особенно, когда держишь в руках меню на французском и тупо бегаешь взглядом по абсолютно незнакомым тебе словам и составленным из них предлoжениям. Единственное, что из всех этих иероглифов тебе знакомо — это арабские цифры с указанной суммой за порцию, правда без пропечатанного рядом с ценною значка евро.
Так что высказывания о личном выборе и вправду выглядят не совсем в тему.
— А откуда мне знать, вдруг ты решишь накормить меня улитками или лягушачьими лапками, а я даже не узнаю об этом.
— Вообще-то, данные блюда здесь считаются деликатесами.
— Ага, как и сырые устрицы. Только меня что-то не тянет на подoбные эксперименты.
— И даже не рискнёшь попробовать сырого мяса или фуа-гра?
— Я суши никогда не пробoвала! Хотя… на счёт сырого мяса, может быть и подумала бы. Но, определённо не сегодня.
А вообще, очень сложно идти на попятную и просить помощи с переводoм названий блюд именно сейчас, когда гордыню уже поддели, а вид запрятавшегося в тень навеса Астона не вызывал ответного доверия. Вдруг и вправду закажет какой-нибудь суп из слизняков мне на зло. С него станется.
— Mère! Maman, c'est Sam!*
Правда, совершенно нежданное спасение пришло почему-то именно оттуда, откуда его уж точно никогда ждёшь. Я даже по началу не cообразила, что вообще произошло. Как-то уж всё слишком быстро и именно на ровном месте. Вначале, совсем рядом раздался, во истину пугающий дикий клич восторженного детского голоска, а потом передо мной, буквально из ниоткуда, вдруг выскочило прелестное дитя лет пяти (может и меньше) с каштановыми кудряшками и васильковыми глазищами на пол лица. И вот эти чудо-глазки смотрели на меня так пристально и с таким неподдельным обожанием, что даже я невольно оторопела, моментально поддавшись их чарующему магнетизму и лучащейся в их невероятной синеве неподдельной любви.