Откройте небо (Сборник) - Роберт Силверберг

В нем действительно сверкала искра Божья. А может, это следовало бы назвать скорее разнузданностью?

Наверное, он обладал и тем, и другим. Для него вся вселенная вращалась вокруг Фемистоклиса Метаксаса; в ней возникали новые солнца только для того, чтобы в их лучах мог купаться Фемистоклис Метаксас; эффект Бенчли был изобретен с одной-единственной целью: дать возможность Фемистоклису Метаксасу шагать по годам и эпохам. Если же и ему когда-нибудь случится умереть, то тогда одновременно обрушится и космос.

Он стал одним из первых курьеров, которых начала нанимать Служба Времени, было это более пятнадцати лет тому назад. Обладай Метаксас хотя бы малейшей долей честолюбия, он бы сейчас наверняка уже возглавлял всю службу курьеров, окруженный сонмищем экстравагантных секретарш, и ему совсем не надо было бы подкармливать блох, которых он ловил при посещении древней Византии. Случилось же так, что он все это время оставался одним из активнейших курьеров, однако сопровождал только маршрут «Византия».

Практически он давно уже считал себя византийским гражданином и даже проводил в Византии свои отпуска, отдыхая на вилле, которую приобрел в окрестностях Константинополя где-то в самом начале двенадцатого столетия.

В качестве побочного промысла он не брезговал самой разнообразной незаконной деятельностью как крупного, так и мелкого пошиба. Вся она, безусловно, пошла бы прахом, прекрати он свою службу в качестве курьера, и именно поэтому он не собирался уходить в отставку. Он наводил ужас на патруль времени, и сотрудники его предоставляли ему возможность заниматься чем только ему. Разумеется, у Метаксаса было достаточно здравого смысла и благоразумия не заходить в своих играх с прошлым настолько далеко, чтобы это могло привести к каким-либо серьезным изменениям в нынешнем времени, но, за исключением небольших ограничений его грабительское поведение вверху по линии казалось сплошным беспределом.

Когда я впервые повстречался с ним, он сказал мне:

– Разве можно похвалиться тем, что не зря прожил на этом свете, если не знаешь своих собственных предков?

25

На этот раз собралась большая группа: двенадцать туристов, Метаксас и я. Руководство всегда добавляло на его маршруты несколько человек сверх нормы, поскольку он был в самом деле очень одаренным курьером, а маршрут пользовался необычайной популярностью. Я тащился за ним следом в качестве помощника, как губка впитывая его богатейший опыт, чтобы воспользоваться им во время своего первого самостоятельного маршрута, который был уже не за горами.

Наша дюжина экскурсантов состояла из трех молоденьких, хорошеньких девушек из Принстона, совершавших путешествие в Византию на подаренные их родителями средства; двух обычных для подобных вылазок самостоятельных супружеских пар среднего возраста, одна из которых была из Индианополиса, а другая – из Милана; двух моложавых художников-оформителей, мужчины и его сексуального партнера из Бейрута; недавно разведенного и поэтому жадного до женщин дежурного узла связи из Нью-Йорка, лет примерно сорока пяти; пухлолицего невысокого преподавателя старших классов из Милуоки, пытающегося расширить свой кругозор, и его жены – короче, стандартный набор участников.

К концу первого вводного занятия все три девчушки из Принстона, оба художника-оформителя и жена из Индианополиса уже совершенно явно выражали страстное желание завалиться в постель с Метаксасом. На меня никто не обращал ни малейшего внимания.

– После того, как маршрут начнется, все станет совершенно иначе, попытался утешить меня Метаксас. – Эти девушки станут доступными и для вас. Вы ведь хотите девушек, разве не так?

Он оказался прав. В нашу первую же, проведенную вверху по линии, ночь, он забрал себе одну из девушек, а две оставшиеся поспешили безропотно отдаться его помощнику, поскольку лучшего выбора у них просто-напросто не было. По каким-то непонятным для меня причинам Метаксас предпочел рыжую, курносую, с лицом, будто забрызганным веснушками, и толстыми ногами. Мне он оставил высокую, с виду надменную, стройную брюнетку, внешне столь безупречную, что становилось ясно: она явно была делом рук биоинженеров высшей квалификации; и миловидную смешливую блондиночку с озорными глазами, бархатистой кожей и грудью двенадцатилетней девочки. Я выбрал брюнетку и ошибся – в постели она была ничуть не лучше пластмассовой куклы. Под утро я заменил ее блондинкой и на этот раз мне повезло куда больше.

Метаксас оказался потрясающим курьером. Он знал все и вся и умел расположить нас так, что мы могли наслаждаться зрелищем великих событий с самых удобных точек обзора.

– Сейчас мы – в январе 532 года, – объяснял он. Правит император Юстиниан. Его целью является завоевание всего обитаемого мира и управление им из Константинополя, но большая часть его великих свершений пока еще впереди. Город, как вы смогли в том убедиться, все еще немногим отличается от того, каким он был в предыдущем столетии. Прямо перед вами Большой Дворец, слева все еще продолжается перестройка Айя-Софии Феодосия Второго на фундаментах старой базилики, но купола еще не возведены. В городе повсюду царит напряженность; в самом скором времени начнутся беспорядки среди гражданского населения. Пройдемте вот сюда.

Дрожа от холода, мы покорно плелись вслед за Метаксасом по городу, по тем его переулкам и проспектам, по которым мне не довелось пройти, когда я был здесь двумя неделями ранее, сопровождая Капистрано. Ни разу за всю эту экскурсию мне даже краем глаза не удалось увидеть ни себя, ни Капистрано или кого-нибудь еще из той нашей группы. Одним из самых легендарных качеств Метаксаса была его удивительная способность отыскивать каждый раз новый подступ к обозрению самых стандартных сцен.

Разумеется, без этого ему было просто никак нельзя. На данный момент здесь находилось до сотни Метаксасов, проводивших экскурсии по городу Юстиниана. И для него было вопросом профессиональной чести не допустить пересечения путей своих же маршрутов.

– Сейчас весь Константинополь разделился на две партии – «синих» и «зеленых», как они себя называют, – рассказывал он. – Обе партии имеют примерно по тысяче сторонников – отъявленных смутьянов, и влияние каждой из этих партий на население куда значительнее, чем это можно объяснить количеством решительных приверженцев. Фракции пока еще не являются политическими партиями, но это уже нечто гораздо большее, чем просто болельщики той или иной спортивной команды. Правильнее будет сказать, что для них характерно и то, и другое. «Синие» в большей степени связаны с высшими аристократическими кругами; «зеленые» опираются на поддержку менее знатных слоев населения и торгово-ремесленные круги. Каждая из этих партий поддерживает определенную команду в соревнованиях на ипподроме, и каждая борется за определенный курс политики правительства. Юстиниан вот уже в течение продолжительного времени симпатизирует «синим», и «зеленые» ему не доверяют. Но как император, он пытается сохранить внешний нейтралитет. В глубине души он желает подавить обе эти партии, являющиеся угрозой его единовластию. Каждую ночь сторонники обеих партий устраивают буйные шествия по улицам города. Глядите – вот «синие».