Игра в реальность - Алексей Калугин

– Вышка тебе гарантирована только за один пистолет в кармане, – процедил сквозь зубы участковый.

– Должно быть, без суда и следствия? – уточнил Витька.

– Трибунал.

– Тройка?

– Сам ведь все знаешь…

– Верно.

Витька повернулся к участковому спиной, и мы снова пошли туда, где шумели машины.

Уже дойдя до ряда высоких кленов, росших по самому краю двора, Витька снова оглянулся и дернул меня за рукав. Я посмотрел в ту сторону, где остался милиционер. Старший лейтенант Сивоконь стоял возле скамейки, широко расставив ноги и держа обеими руками пистолет, направленный в нашу сторону. Не знаю, в кого из нас целился участковый, но делал он это аккуратно, как в тире.

Мне показалось, что я услышал, как щелкнул боек, – это старший лейтенант Сивоконь нажал на спусковой крючок. Когда же выстрела не последовало, на лице его сначала появилось выражение крайнего недоумения. Затем милиционера охватило полнейшее смятение. Не двигаясь с места, он смотрел на нас широко раскрытыми глазами. Черные усы только подчеркивали мертвенную бледность его лица.

– Старший лейтенант Сивоконь задницей почувствовал свою смерть, – прокомментировал эту картину Витька.

Вытянув правую руку, он, как пистолет, направил указательный палец в сторону милиционера. Щелчок среднего и большого пальца прозвучал словно выстрел.

– Я поквитался с ним за все, – счастливо улыбнувшись, сообщил мне Витька.

Уронив вниз руку с зажатым в ней пистолетом, старший лейтенант Сивоконь медленно осел на скамейку и замер, откинувшись на ее спинку.

Глава 27

– Где Менелай? – спросил Витька, когда мы быстрой походкой вышли на узкий тротуар, тянущийся вдоль проезжей части, по которой, обгоняя нас, проносились легковые машины.

Поток машин был на удивление редким для центра Москвы. Странным показалось мне и то, что в нем не наблюдалось ни грузового транспорта, ни автобусов, которые, как мне казалось, должны были ходить по Сретенскому бульвару.

– Зачем тебе Менелай? – спросил я, стараясь не отставать от Витьки.

Я шел, засунув правую руку в карман куртки и сжимая потной ладонью рифленую рукоятку лежавшего там пистолета. Прохожих на улице было совсем мало, но каждый из них провожал нас с Витькой внимательным и подозрительным взглядом. Можно было подумать, им известно, что я прятал в своем кармане.

– Он, как мне помнится, собирался помочь нам разобраться с Одиссеем.

Прежде чем я успел ответить, раздался голос Менелая:

– А я и не отказываюсь от этого.

– Где вы были все это время? – на ходу спросил я у царя Спарты.

– А, так он здесь, – удовлетворенно кивнул Витька.

– Все время находился рядом с вами, – ответил Менелай. – Не давал о себе знать, поскольку не хотел мешать. По-моему, вы и сами неплохо справились с ситуацией.

– Главная проблема в том, как теперь добраться до Маросейки, – произнес Витька так, словно тоже слышал слова Менелая. – Все близлежащие отделения милиции, должно быть, уже подняты по тревоге.

В подтверждение его слов из-за угла раздался пронзительный вой милицейской сирены.

Не дожидаясь, когда патрульная машина выскочит на нас, мы нырнули в ближайшую подворотню.

Прижавшись спиной к окрашенной в зеленый цвет стене, Витька достал из кармана пачку сигарет. Подцепив одну из них ногтями, он вытянул ее из пачки, сунул в угол рта и, чиркнув спичкой, закурил. Стоило ему сделать первую затяжку, как на лице его появилась гримаса крайнего отвращения. Но, проявляя высочайшее самообладание, граничащее с мазохизмом, Витька снова потянул сигарету в рот.

– Что будем делать? – спросил он, выдохнув мне в лицо облако зловонного дыма.

Поморщившись, я помахал перед собой рукой.

– Я бы предложил воспользоваться клиппером, – не дожидаясь ответа, продолжил Витька. – Чуть сдвинем курсор и перемахнем в другой вариант реальности, в котором старший лейтенант Сивоконь прогуливается себе спокойно по дворику и, даже не подозревая о нашем существовании, мило улыбается бдительным старушкам.

– Нет, – решительно отказался я. – Клиппер – это только на самый крайний случай.

– А сейчас, по-твоему, что? – Витька кинул недокуренную сигарету на асфальт и сплюнул прилипшие к губе крупинки табака. – Не удивлюсь, если окажется, что бравым стражам порядка, брошенным на нашу поимку, отдан приказ стрелять на поражение.

– А вы не обратили внимание на то, что на лобовых стеклах некоторых из проезжавших мимо нас машин прикреплены пропуска? – вмешался в разговор Менелай.

– Ну и что? – спросил я.

– Вы о чем? – поинтересовался Витька.

Я пересказал ему слова Менелая.

– Все верно, – кивнул Витька. – Я тоже их заметил – депутатские машины.

– Судя по тому, что машины эти ехали с явным превышением скорости, почти откровенно игнорируя правила уличного движения, милиция не имеет права их задерживать, – продолжал делиться своими наблюдениями Менелай. – Следовательно, если вы захватите одну из таких машин, то она довезет вас куда нужно.

Витьке, в отличие от меня, идея Менелая понравилась. А на то, чтобы разработать план захвата депутатской машины, главная роль в котором отводилась буйному духу, каковым упорно продолжал именовать себя спартанский царь, у него ушло чуть более двух минут. После чего Витька категорическим тоном потребовал, чтобы я отдал ему пистолет. Объяснил он это тем, что во время операции я должен буду все время держать палец на кнопке клиппера и в случае чего… Детали Витька объяснять не стал, полагаясь на то, что, если сложится критическая ситуация, я сам соображу, что нужно делать.

Из всей нашей троицы идея захвата депутатской машины не нравилась только мне. Однако завывание сирен милицейских автомобилей, которое теперь уже доносилось со всех сторон, убедило меня в том, что, чем дольше мы будем медлить, тем больше у нас появится шансов вляпаться в еще более неприятную историю.

Хотя, казалось бы, куда уж хуже: мы обвиняемся в непочтении к властям и к президенту лично, в тунеядстве, в незаконном владении сотовым телефоном и огнестрельным оружием, а также в бандитском нападении на участкового милиционера. Имена наши известны, и на нашу поимку брошены силы всей московской милиции. На фоне всего вышеперечисленного захват депутатской машины казался не таким уж серьезным злодеянием. Во всяком случае, еще одно преступление вряд ли могло серьезно повлиять на приговор, который вынесет нам трибунал, если мы, паче чаяния, попадемся.

Без долгих колебаний я отдал пистолет Витьке, полагаясь на то, что та часть благоразумия и здравомыслия, которая у него как будто еще оставалась, не позволит ему совершить непоправимое.