Опальная красавица - Елена Арсеньева

Шаги и нерешительный ропот Наташки удалялись по направлению к барскому дому.

Алексей покачал головой. Любопытный разговор он подслушал! И что-то подсказывало: если постоять тут еще, можно и продолжения дождаться. Уж больно напориста эта Улька, в голосе которой звучала столь откровенная неприязнь к своей барыне, что лишь туповатая Наташка могла этого не заметить.

Какое-то неясное чувство, некое смутное опасение заставило Алексея не трогаться с места.

Окна в доме гасли одно за другим. Теперь светилось лишь одно на верхнем этаже. Порою какие-то неясные тени метались перед ним, и Алексей не сомневался: это окно Елизаветы, и сейчас она спорит там с Улькою. Уж точно – спорит! Чем же окончится этот спор?..

Свеча вдруг погасла. Алексей, похлопав коня по шее, быстро пошел к воротам, но приостановился. То же «нечто» подсказывало, что Улька вряд ли пройдет здесь: ворота заперты на ночь, а шуму ей поднимать наверняка не хочется. Скорее она будет уходить по берегу: он еще днем заметил там обходную дорогу.

Алексей побежал вдоль забора. Он и сам не понимал, какой прок ему в выслеживании дерзкой девки, но подобную тревогу ощущал не раз и прежде – в Сечи, в Сербии – и потом всегда благодарил бога за то, что слушался своих предчувствий.

Остановился под берегом, слушая перешептывание волн, вдыхая сладкий, влажный запах ночи, – и вздрогнул: голос Ульки произнес, казалось, над самым его ухом:

– Сюда, барыня. Так скорее дойдем. – И две тени скользнули мимо.

Барыня? То есть Елизавета? Куда, зачем пошла она ночью с крестьянской девкой, которая ее так откровенно ненавидит? Конечно, ревнивые глаза далее орлиных глядят, но Алексей почти сразу отмел предположение, что Улька – обыкновенная сводня, устраивающая тайные свидания своей госпожи. Уж очень тревожно было на душе! Даже захотелось окликнуть Елизавету, но... хорошо бы выглядел он сейчас! Ничего, лучше пока побыть в сторонке, последить за женщинами.

Он и предполагать, конечно, не мог, что это «немного» обернется несколькими часами пути! И с каждым шагом предощущение опасности в нем росло, крепло – и в конце концов Алексей понял, что вещая душа не обманула и на сей раз.

...А потом он бездумно брел по лесу, пронизанному солнцем, едва волоча ноги от безмерной усталости, телесной и душевной.

Елизавета сразу уснула, но Алексей еще долго лежал рядом, ожидая, пока бессильно раскроются стиснувшие его руки и он сможет выскользнуть из ее объятий, не потревожив, не разбудив.

Ему надо было хоть немного прийти в себя, а рядом с ней это было никак невозможно. Кинулся в искрящуюся реку. Чудилось: вода зашипела, коснувшись его опаленного страстью тела, но не принесла облегчения, только еще сильнее утомила.

Выбравшись на берег, кое-как вытерся, оделся. Елизавета все спала, лежа на боку, щекою на ладони, и у Алексея вдруг комок подкатил к горлу. Почему он не может снова лечь рядом, обнять, почему хочет уйти?

Но ему надо было, он должен был сейчас побыть один, прийти в себя от внезапности свершившегося! И, свернув разбросанные Елизаветины платье, рубашку, юбку, он вложил в спящие руки повод лошади, вяло помахивающей хвостом и наслаждающейся покоем. Он не хотел, чтобы Елизавета испугалась, если проснется одна, без него. Бог знает, когда он вернется и вернется ли вообще!

Когда он забрел подальше от берега, жар июньского дня отступил, оставив по себе лишь влажный, дурманный дух разогретой листвы: кругом играли узорчатые солнечные блики. Алексей прилег под кленовый кусток, укрыл лицо в зыбкой тени, смежил веки – и недоверчивая улыбка коснулась его уст.

Да уж, такого поворота событий даже он, с его привычкой к неожиданностям, не мог предугадать! Узнав Рюкийе в смятенной, разгневанной графине Строиловой, он не то что изумился, не то что не поверил своим глазам – был как молнией пронзен осознанием невозможности для человека противостоять божьей воле. Воистину: не для того соединяет господь людей, чтобы они дерзали разъединить свои судьбы, оправдывая себя обстоятельствами, болезнями, настроением, страхом, обидами, – не для того! И обвенчанные должны стремиться лишь друг к другу – но не по разным путям. Их дорога – одна, единая дорога. Аминь!

Алексей был слишком ошеломлен, чтобы испытывать радость встречи с Рюкийе – или печаль оттого, что она оказалась не той, кого мечтал найти. Вот и нашел он единственную женщину, которую воистину любил, но... но что? Легко было уверять себя, что ни прошлое, ни настоящее не имеет для него значения! А краем глаза взглянув на ту тьму, которая клубилась по ее следам, легко ли повторить эти слова?

Встреча с Вольным не шла у него из головы. Было мгновение, когда, казалось, не выдержит, выскочит из зарослей, расшвыряет всех, всех с криком: «Прочь! Это моя жена!» – однако что-то принуждало его стоять и смотреть, выжидая: а захочет ли она сама сбросить эти позорные путы, захочет ли сама, того не ведая, сделать шаг навстречу своему мужу?

Она сделала этот шаг – и теперь была под его защитой. Сражаясь с Касьяном, он словно бы сражался со всеми, кто хоть когда-то коснулся Елизаветы грязной, похотливой, жестокой рукою. Жаль, не судьба ему была добраться до Вольного!

Когда Алексей уже вез Елизавету по лесной дороге, он удивлялся своему самообладанию и робости. Не представлял, как начнет с нею разговор, как решится обнять... почему-то казалось, что прежде надо все же поговорить, объясниться. Но все сложилось иначе, все сложилось само собой. Так почему же он сейчас лежит здесь, в лесу, один, почему жмурится, глядя в высокое, бледно-голубое от зноя небо, по которому катится золотой шар солнца, но не возвращается на берег?

Его вновь опутала непонятная робость. Страсть уже второй раз освящала их встречи, но пока не был наведен духовный мост между двумя берегами этой единой реки-любви. Алексей знал, чувствовал: мало будет им с Елизаветою только телесного единения. Что-то должно случиться, чтобы их вновь соединить, как бы вновь повенчать. Что-то... он не знал что. Какая-то радость? А может, беда?

Он все думал, думал – и не заметил, как уснул.

Проснувшись, сразу вспомнил, где находится, одного не мог понять: откуда вдруг взялась ночь?

Сколько же он проспал здесь? А Елизавета? Ждет ли на берегу? Ушла? Ох, ну как так могло произойти?

Алексей замер, вскинув голову. Какой-то звук. Стон?

– Кто тут? – негромко окликнул он. – Елизавета? Рюкийе?

– Здесь, здесь, – отозвалось совсем рядом, но чуть слышно, как вздох. – Здесь...

О, как передать это мгновение ужаса, эту стынь в душе, сменившуюся жарким взрывом радости: нет, не она, слава богу! Алексей сердцем понял это еще прежде, чем наткнулся на ту, которая стонала, прежде чем упал на колени, едва различая в свете звезд мертвенно-бледное лицо.