Из собрания детективов «Радуги». Том 2 - Вилли Корсари

— Вы просто оговорились, не десять тысяч, а десять лир, не так ли? — пошутил он. — Ну назовите же настоящую цену!

Парень ленивой походкой подошел, взял фонарь и бросил его на груду хлама. Вернулся, снова прислонился к стене и закурил.

— Ну и наглец! — прохрипел Лелло.

— Брось, плюнь ты на этот фонарь, — сказал Массимо. — Зачем он тебе?!

Лелло позволил увести себя, но, пройдя несколько метров, обернулся и с яростью повторил:

— Ну и наг… — Не договорив, он вдруг остановился как вкопанный и впился глазами в грузовик, который стоял на перекрестке. — Он до сих пор не ушел!… — с изумлением сказал он.

— Кто? — не понял Массимо.

— Мне и на этот раз не удалось хорошенько его разглядеть, но он явно за мной наблюдал, спрятавшись за грузовик.

— О ком ты говоришь?

— Невероятно! — прошептал Лелло. Еще раз взглянул на грузовик, груженный стульями, и повернулся к Массимо. — О Рино. Он со вчерашнего дня меня преследует.

— Рино?

— Да.

— Не может быть!

— Сегодня ты только и знаешь, что говоришь «не может быть», — сухо заметил Лелло. — Мне не до шуток. Представь себе, вчера вечером…

Они обошли безлюдную площадь и повернули назад.

— Где-то это даже трогательно, — сказал Лелло.

— Пожалуй.

— Но в то же время очень неприятно.

— Надо думать.

— Ты что, мне не веришь?

— Ты о чем?

— О том, что его внимание мне неприятно. По-моему, ты был бы рад, помирись мы с ним, ну признайся!

Массимо ничего не ответил.

Лелло судорожно сглотнул слюну:

— Прости, я пошутил. Но ты сегодня какой-то… чужой.

Массимо угрюмо молчал.

Лелло понял, что взял неверный тон. А главное, сейчас неподходящий момент для выяснения отношений.

— Я сегодня с утра сам почему-то нервничаю, — вздохнув, сказал он. — Может, это от резкой перемены погоды.

— Возможно.

— И потом, этот подонок! Заломить такую цену! Да ему этим фонарем голову мало разбить.

— Это уж точно.

Когда они снова проходили мимо, фонарь лежал на прежнем месте, но продавца не было — он накрыл лоток клеенкой и куда-то ушел.

— Прости, Массимо, но почему ты все-таки сказал: «Зачем он тебе?» Конечно, десяти тысяч он не стоит. Но если его подновить, он, мне кажется, будет выглядеть совсем неплохо.

— Да я и не спорю.

— Почему же тогда?…

— Что почему?

— Ты меня даже не слушаешь… Я говорю, почему же ты тогда сказал: «Зачем он тебе?»

— О боже! — вздохнул Массимо. — Не помню, разве я это говорил?

— Говорил, говорил. Так и сказал: «Зачем он тебе?»

— Ну хорошо. Наверно, я имел в виду, что он тебе не нужен. Куда ты его повесишь? В прихожей у тебя висит датская лампа в виде глобуса. А в коридоре…

— Но я хотел его купить не для себя.

— Прости, но откуда же я мог знать?

— Это для виллы в Монферрато.

— А-а!

— Ведь мы и собирались в «Балуне» выбрать что-нибудь для виллы. А ты об этом даже не вспомнил. Я сразу подумал, что этот фонарь словно создан для виллы в Монферрато. Его можно было бы повесить у входной двери.

— А, ну да.

— По-моему, тут нечего акать и нукать, — мрачно заметил Лелло.

Они снова дошли до перекрестка, перешли на другую сторону.

— Послушай, Лелло…

— Да? — придушенным голосом сказал Лелло.

— Боюсь, мы опаздываем…

— Э, нет! — воскликнул Лелло. — Раз уж начал, договаривай. Если не хочешь брать меня на твою виллочку, так прямо и скажи.

— При чем здесь это?

— При том!

— Я только хотел сказать, что там уже есть свет, и над дверью, и над воротами. Вот и все.

Лелло остановился, медленно повернулся к Массимо лицом:

— Но разве ты только что не говорил?… Разве ты мне сам не сказал перед этим, что с электроустановкой? Может, у тебя вообще нет никакой виллы!

Он покачал головой и истерически захохотал. Да так громко, что синьор Воллеро, который в этот момент вышел из переулка, вскинул глаза, испуганно вздрогнул и спрятался за углом.

— А ведь… а ведь я знал, я сразу догадался. Понимаешь, сразу.

Массимо прислонился к стене антикварной лавки и мрачно разглядывал тротуар.

— Что ты понял? — еле слышно спросил он.

— Все!!! — завопил Лелло. — Все!!!

Синьор Воллеро отпрянул назад. Вопль застиг его в тот самый миг, когда он высунулся, чтобы посмотреть, с кем спорит молодой человек в желтом свитерке. Он вновь поспешно спрятался за угол, так ничего и не разглядев. Он твердо решил дождаться, когда эти двое уйдут. Молодого человека он видел в кафе на пьяццетта. Но вот второй?… То, что они остановились как раз возле лавки антиквара, не сулило ему ничего хорошего. Он попытался хоть что-то уловить из слов молодого человека, который продолжал кричать как одержимый.

Кажется, приятель молодого человека (его компаньон?) утверждал прежде, что эта вещь (картина?) у него есть, а на самом деле ее у него и не было вовсе. И еще он говорил, что он у кого-то был (у антиквара? у обладателя частной коллекции?), а сам никуда не ездил. Похоже, компаньон надеялся, что молодой человек туда заглянет (проверить, есть ли у антиквара эта картина? не подделка ли это?). Между тем он (молодой человек) понял все с самого начала. Но у него было полно других дел (значит, его компаньон был искусствоведом или выдавал себя за такового), и ему было, в сущности, наплевать на эту картину. А потому привет, и мы вас больше знать не хотим. Но пусть он (бесчестный компаньон?) не думает, что будто обвел его вокруг пальца, — он сразу обо всем догадался!…

Тут вопли стали потише. Компаньон, видимо, даже и не пытался возражать, молчал. А может, он вообще взял и ушел?!

Нет, Массимо не ушел. Стоял, прислонившись к стене, и неотрывно смотрел на тротуар. Когда Лелло умолк, он на миг закрыл глаза.

— Нет, это не так, — сказал наконец Массимо еле слышным голосом.

— Что не так? — с надеждой в голосе спросил Лелло.

— Я хочу сказать, что вилла в Монферрато у меня есть и вчера я там был. Но ты угадал. И мне очень жаль.

Массимо говорил спокойно и отчужденно.

— Не понимаю, — пролепетал Лелло.

В первый момент он и в самом деле ничего не понял. Главное, подумал он, что Массимо сказал правду. Ну, а ссорились они и прежде. Раз Массимо побывал на вилле, значит…

— Ты угадал истинную причину, и мне очень жаль.

Ах вот оно что! Лелло отступил и покачнулся, как после сильного удара.

Мгновение он стоял неподвижно, потом повернулся и быстро пошел прочь, не разбирая дороги.

Когда синьор Воллеро, успокоенный тишиной, отважился выглянуть из-за угла, то увидел, что молодой человек уже приближается к пьяцца Коттоленго.

Второго (бесчестного компаньона) не было видно, должно быть, он давно уже ушел. Синьор Воллеро взглянул налево, потом направо — на перекрестке никого больше не было. Вот и чудесно, наконец-то путь свободен. Переходя на другую сторону, он подумал, что, если даже лавка еще закрыта, он сможет пока порыться среди самых больших картин, выставленных снаружи. Он подошел к лавке антиквара. Ага, вон изящная старинная рама, и, кажется, неплохо сохранившаяся.

Он обошел вокруг пирамиды картин и… застыл в изумлении.

Лелло не чувствовал ничего, кроме гула в ушах. Мысль работала ясно, он смотрел на происшедшее точно со стороны. Он по-прежнему шагал быстро, а куда — и сам не знал, лишь бы уйти подальше от того места.

Но, добравшись до пьяцца Коттоленго с ее павильонами и толпами покупателей, понял, что дальше идти не в силах. Не хватало мужества подойти к машине. Для этого ему надо было свернуть направо, как раз туда, где его уже должны ждать Анна Карла и американист Бонетто с этой Шейлой. Либо он мог вернуться назад, но тогда рисковал столкнуться с Массимо.

Впрочем, на это мне наплевать, подумал он. Теперь, когда между ними все кончено, история с Массимо показалась ему вдруг далекой, словно прошло уже много лет. Он не собирается убиваться из-за этого типа. Все обдумает, взвесит с беспристрастностью стороннего наблюдателя и решит… Его раздражали толпы покупателей, они мешали ему сосредоточиться и спокойно во всем разобраться. Он поднял глаза и посмотрел на затянутое тучами небо и на два серых здания приюта «Коттоленго» прямо перед собой. Прекрасно, что все прояснилось, — по крайней мере он знает теперь, что между ними все кончено, и навсегда. Он постарается забыть об этом и больше уже не вспоминать.

Сбоку от зданий приюта высокие железные ворота бывшей фабрики, превращенной в склад, были открыты, и дальше за ними виднелся темный проход. На одной из стен еще можно было разобрать надпись:

«Балун, переработка промышленного и железного лома».

Лелло был здесь однажды и помнил, что за темным проходом есть большая открытая площадка. Там стоит совсем уже развалившаяся мебель, пришедшие в негодность холодильники, прогнившие магазинные прилавки, разбитые полки и шкафы, а под металлическим навесом громоздятся ящики всевозможных размеров.