Половина любви - Галина Врублевская

Елена ощутила, как гулко застучало сердце. Неожиданным препятствием этому намерению стала ее физическая немощь. Ведь она не сможет даже перекинуть ноги через ограждение мостика. Резким движением Елена навалилась животом на чугунные перила и согнулась почти пополам, нависнув над коричнево-зеленой поверхностью воды. Волосы соломенной завесой прикрыли ей лицо. Неустойчивое равновесие удерживало Елену на перилах, вмятых в тело. Вот он, выход, который избавит ее и Игоря от дальнейших страданий!

Сквозь мутную толщу воды белела какая-то цементная глыба с торчащими прутьями железной арматуры. Глубина в этом месте была невелика. Но она, ограниченная в движениях, захлебнется даже на мели. Елена представила, как обнаружат ее зацепившееся за ржавые прутья тело с налипшими фекалиями и коричневым илом. Зрелище не из приятных. Но сейчас и эта картина не испугала ее.

Мысли Елены сузились до луча, подобного тому, что проникает в темноту из-под двери, закрывающей освещенное пространство. «Не все ли равно, как я буду выглядеть потом. Вряд ли хуже, чем сейчас, когда все шарахаются от меня».

Из-под моста, влекомый неторопливым течением, выплыл использованный презерватив, за ним другой. Елена вспомнила, как на днях подобрала с пола невесть откуда выпавшую упаковку с этим изделием. Обронить ее мог только Игорь. И предназначалась эта резинка несомненно для его встреч с Вероникой. Игорек! Луч сознания чуть расширился. Елена качнулась назад, пытаясь выпрямиться, но непослушные руки упрямо тянули в бездну. Щемящее чувство любви к Игорю вдруг захватило Елену. Что она делает! Разве сможет Игорь быть счастлив после такого ее ухода? Разве она хочет наказать его? Нет, конечно нет! Елена снова сделала попытку разогнуться, но ее усилие привело к обратному эффекту. Ноги слегка оторвались от деревянного настила моста. Теперь она касалась его только кончиками пальцев. Елена замерла в ужасе.

Она была не в силах поправить ситуацию. Любой порыв ветра сделает за нее выбор.

Вдруг сильные руки схватили ее за талию и резким рывком дернули назад. Она почувствовала под ногами твердую опору и тяжесть своего тела.

— Ты что, девка, спятила? Так и доиграться можно! — Слышанный раньше гнусавый голос теперь был обращен к Елене. Толстая нянька из сиротского дома крепко держала ее за пальто, продолжая ругать, как неразумного ребенка.

— Я случайно, — пролепетала Елена.

— Ладно, девка, гуляй. — Толстуха отвела руки от Елены. — Большой грех ты на душу взяла. И помни:

Бог дважды не спасает. Ты где живешь-то? Дойдешь до дому? Я бы проводила, да не могу: на мне ребятишки. А ты, пострел, куда? — закричала няня уже на малыша — он вслед за ней вышел за калитку. Грузно переваливаясь с боку на бок, она побежала к детям.

Елена направилась вдоль канала к Никольской церкви. Но разве не кощунство идти в святое место после того, что произошло? Просить прощения за содеянную попытку, положиться на милость божью? Может, Бог сам ускорит ее уход. А может, попросить дать ей силы жить дальше? Неожиданно она поняла, что уже мысленно разговаривает с Ним. Он спас ее от позорного конца. А главное, избавил Игоря от непосильного груза вины, которую она невольно возложила бы на него своим поступком. Елена корила себя за минутную слабость на мосту и благодарила судьбу, пославшую ей случайную спасительницу. Но если она чувствует раскаяние, надо ли идти в церковь, ставить свечи, совершать ритуал формальной благодарности?

Елена по возможности ускорила шаг. В сквере перед церковью нетерпеливо прохаживалась взад-вперед Татьяна. Она подняла воротник пальто, ноябрьский ветер продувал насквозь.

— Наконец-то. Я думала, ты на машине подъедешь прямо к церкви. Игорь что, тебя раньше высадил? — Татьяна слегка обиделась на подругу за опоздание. — Я вся промерзла, уже в церковь заходила погреться. Свечу поставила во здравие близких.

— Вот и хорошо, что ты уже все необходимое сделала, — отозвалась Елена. — Я сегодня в церковь не пойду.

Татьяна удивилась:

— Зачем же ты приехала? Давай хотя бы на минутку зайдем.

— Нет, нет. Я навестила родные места, а в церковь как-нибудь в другой раз, — решительно заявила Елена. А про себя подумала: «Если и пойду в храм, то одна. Компания мне в этом — помеха».

Чтобы сгладить свой отказ, Елена переменила тему:

— Ты с кем сыночка оставила, с Нелей? Пойдем скорее. Малыш, наверно, соскучился по маме. Мне очень хочется на него посмотреть. Целых полгода племянника не видела. Небось вырос — не узнать!

— С тобой не соскучишься, — заметила Татьяна, поражаясь, с какой быстротой Елена меняет свои планы.

Женщины вновь вышли на канал, теперь уже вместе.

8

Наступивший декабрь походил на тусклый, запутанный сон. Тьма и промозглая сырость на улицах.

Коричневая жижа растаявшего снега под ногами.

Едва замеченный промельк короткого дня. В темноте горожане отправлялись на работу, в темноте возвращались домой. Дома, в четырех стенах маленького мирка, каждому светило индивидуальное солнце — сверкающая бликами люстра или голая лампочка.

Игорь метался между двумя светилами. Марш-бросок через полосу декабрьской сырости разбивал домашний вечер на два осколка. Встречи с Вероникой, без которых Игорь теперь не мог обойтись, требовали от него много энергии. После бурных ласк хотелось покоя и отдыха, но для этого надо было перекинуть свое уставшее тело на другой конец города. Там его ожидала Елена. Она встречала Игоря с неизменной приветливостью и добротой. И это не было наигранным чувством. Елена приняла свою судьбу. Она говорила себе: «Живу как отрезанная от главной магистрали железнодорожная ветка». Это сравнение пришло ей на ум, когда рядом с ее домом на площади Мужества случилась авария метро. Затопило подземный туннель. Целый район оказался отсеченным от центра Петербурга. Однако на оторванном стихией участке продолжали курсировать поезда.

Выходные Игорь проводил дома, с Еленой, — загонял свой «состав» в тупик. В такие дни он ощущал непонятное беспокойство: взятый темп жизни требовал выхода. Он не мог безмятежно валяться на диване.

Как-то в воскресенье он занялся расчисткой антресолей. На объемистых полках скопилось много лишних вещей. Здесь были и оставленные Ефимом учебники по журналистике, и сломанные утюги, и вещи Елены, о которых она успела забыть. Игорь, стоя на высоком табурете, извлекал с антресолей очередную археологическую находку и выставлял ее на суд Елены. Она решала: помиловать вещь, то есть продлить ее заточение на антресолях, или выбросить. Игорю пришлось несколько раз спуститься во двор, вынести на помойку ненужные книги и журналы, старые пластинки и сломанный патефон. Когда он в очередной раз вышел из квартиры, Елена с волнением раскрыла деревянный ящик-мольберт, снятый им с антресолей, и стала разглядывать тюбики масляных красок. Как давно она не прикасалась к ним! Пожалуй, теперь она не сможет писать маслом — руки совсем непослушны.