Колыбельная для вампиров - Светлана Борисова

— Ну, и что тебе напели сплетники, если ты так бесишься? — бросив беглый взгляд на подругу, лениво поинтересовалась я и принялась тщательно полировать когти. Не знаю уж почему, но это невинное занятие вызвало просто феерический приступ раздражения. Подлетев ко мне, Сонька выхватила несчастную пилку и со всей дури отшвырнула куда-то в угол. Вот это она зря. Пилочка была из моего любимого маникюрного набора подаренного Рени, и я постаралась проследить, куда та улетела, чтобы впоследствии вернуть беглянку на законное место.

— Сонь, с ума сошла? Чем пилка-то тебе помешала? — вопросила я, воплощённая мисс Миролюбие.

— Да, пропади вы обе пропадом! Издеваешься? Ну-ну! Давай, продолжай в том же духе! Я уже убедилась, что тебя ничем не прошибешь! Молодец! Просто молодец! А знаешь, почему ты такая стерва? Потому что тебе наплевать на всех и вся, и на меня в том числе! — прошипела Соня, не дав возразить. — Причём здесь сплетники? Думаешь, я не вижу, что ты вытворяешь за моей спиной? — выкрикнула она, топнув ногой. — Знаешь, Мари, а ведь ты большая эгоистка! Всё-то тебе «хи-хи», да «ха-ха» и ты ничего не берешь в голову! Ведешь себя как избалованный ребенок, с которым носятся взрослые, а тебе и дела нет до переживаний других. А знаешь почему? Потому что в первую очередь ты озабочена собой любимой, а остальные для тебя только бесплатные игрушки!

— Вся жизнь — игра, а мы статисты в добрых масках, — угрюмо объявила я и, сделав паузу, глубокомысленно пояснила: — Чтобы не пугать окружающих звериным оскалом.

Н-да, аудитория оказалась не контактной. По своему обыкновению подруга не слушала мои словоизлияния.

— Как тебе не стыдно, Мари! Признайся, что ты ни во что меня не ставишь, поэтому так поступаешь.

— Стыдно… — вклинилась я в монолог, состроив покаянную физиономию.

— Молчи, когда я говорю! Я всегда относилась к тебе как к другу, даже как к сестре, а ты чем отблагодарила? Мало тебе показалось Ника, так ты решила взяться за Ладожского? Ну, спасибо, подруга! Наверно, это мне за всё хорошее, что я сделала? Да? Что ты примолкла? Дар речи утеряла или совесть внезапно прорезалась?

Дальше не имело смысла разговаривать. Выскользнув из кресла, я обогнула Соню, выросшую на моём пути, и двинулась к выходу. Она схватила меня за руку и поволокла обратно. Я не сопротивлялась и, плюхнувшись в кресло, приготовилась слушать.

— Не смей сбегать без объяснения. Не молчи, отвечай!

— Ну, вот! То молчи, то отвечай… — промямлила я, поёрзав в кресле.

— Не передергивай!.. Зай, прекрати свои штучки, пока мы окончательно не поссорились! Неужели тебе нечего сказать?

— Зачем? Приговор уже вынесен и нет смысла оправдываться. Всё что тебе нужно, это выговориться и сказать какая я дрянь. Если ты уже закончила меня размазывать по плинтусу, я пойду. Хорошо? Не провожай, я найду выход, — сказала я, стараясь удержать внешнее спокойствие. Когда один бесится, другой должен быть на высоте, иначе дружба полетит ко всем чёртям собачьим.

— Надо же! Я никогда не подозревала, что ты такая хладнокровная…

Что ж, любимая подруга своего добилась. Моё терпение закончилось.

— Что же ты замолчала на полуслове? Давай, уж договаривай: «хладнокровная сучка».

— Нет! Вы только посмотрите, она же ещё и обижается! — всплеснув руками, воскликнула Соня. — Бессовестная!

— Спасибо. Список нелицеприятных эпитетов растет просто не по дням, а… — сглотнув комок в горле, я добавила: — Знаешь, лучше я пойду. Боюсь, по запаре мы такого друг другу наговорим, что нашей дружбе действительно придет конец, а я этого не хочу. Несмотря на все сказанные тобой глупости, ты по-прежнему моя самая лучшая подруга и я тебя люблю, чтобы ты ни думала.

Примолкшая Соня отступила в сторону, а я угрюмо подумала, что правильно народ заприметил: дружба женщин заканчивается, как только между ними встает мужчина. «Вот только я никогда не думала, что у нас Беккер дойдет до такого…» Я взялась за ручку входной двери.

— Пожалуйста, не уходи, — донесся тихий голос. Сонька торчала за моей спиной, глядя подозрительно блестящими глазищами. — Прости меня поганку, зай! Честное слово, я больше не буду. Ведь я тоже люблю тебя… — прислонившись головой к моему плечу, она принялась всхлипывать.

— Ага, свежо предание… — не выдержав, я слабо улыбнулась. — Небось врешь. Стоит только расслабиться, как ты опять примешься кричать на меня как на неродную.

— Честное слово, я больше не буду орать!

И ежу понятно, что я не выдержала и присоединилась к плачу Ярославны. В общем, когда мы наревелись как две дуры, Беккер аккуратно промокнула глаза неизвестно откуда взявшимся платочком, и я пришла в восхищение. Ещё бы! Она и рыдать умудряется так, что макияж на лице остается в полной целости и сохранности. И вдруг, что называется, получи фашист гранату.

— Мари! Неужели так трудно усвоить, что «врешь» это грубое слово? Нужно говорить, «обманываешь».

«Спокойствие! — стиснув зубы, я мученически улыбнулась. — Значит, это я веду себя как ребёнок? Между прочим, я тоже терплю, когда кое-кто бесконечно меня воспитывает! Зачем же лишать человека удовольствия?»

— А есть разница? Хрен редьки не слаще. Ой, а сама-то хороша! Тогда уж нужно говорить не «орать», а «кричать», — победно сказала я, довольная, что и мне удалось к чему-то прицепиться.

— Ладно-ладно! Что-то я не форме…а-а! Я же не ела с утра! Зай, составишь компанию? — спросила Беккер и, не дожидаясь моего согласия, подхватила под руку.

— А-то! Я сама от бурных переживаний готова съесть хоть целого быка! — воскликнула я, страшно радуясь, что кризис в наших отношениях благополучно миновал.

После сытного обеда, сервированного на небольшом столике молчаливой, но улыбчивой служащей из нашего ресторана, я осторожно спросила:

— Так в чем дело, Сонь? Какого черта ты взбеленилась?

Аккуратно сложив салфетку, подруга подняла виноватые синие глазищи, и они снова подозрительно заблестели.

— Э, нет! Давай-ка без слёз! — поспешно воскликнула я. — На компанию не надейся, по второму заходу будешь рыдать в гордом одиночестве. В настоящий момент у меня жизнерадостный душевный настрой. Не смей его разрушать!

— Да, ну тебя! Никто и не собирался лить слёзы, — отмахнулась Соня. — Ладно. Идём, в мою комнату, там и поговорим.

— Хорошо, но с одним условием. Чур, не обзываться, и не орать, а то я могу с перепугу описаться. Нервы ни к чёрту.

— Только попробуй! Тут же получишь по носу, если испортишь мой любимый гарнитур. С ума сойти, сколько я за ним гонялась, ведь он от знаменитого Андрэ Буля! — сияя глазами, воскликнула моя любимая подруга и, выдала на гора почти детективную историю приобретения мебели знаменитого французского мастера эпохи барокко. Это было круто. Наслушавшись её баек, я прониклась осознанием жуткой ценности гарнитура и с опаской опустилась в драгоценное кресло.