Безумное танго - Елена Арсеньева

– Бли-ин! – очень похоже передразнил Юрий, шлепнув себя по лбу для натуральности.

Конечно, он не забыл, что Фроловы увезли сына в Америку. Эта ложь была заготовлена заранее, хоть Юрию и тошно было оттого, что он сделал Костика разменной монеткой в своей игре.

– Совсем забыл, надо же! А я хотел с ним на рыбалку съездить, друзья пригласили, они со своими пацанами завтра едут, ну, я тоже решил…

– Вспомнил, что у тебя пацан есть? Не иначе леший в лесу сдох, – ядовито процедила Лора. – Ну ладно, я занята, давай отсюда.

– А когда твои родичи вернутся? – спросил Юрий, на шаг придвигаясь к двери в гостиную.

– До завтра уж точно не вернутся, так что на рыбалку ты всяко поедешь один. Ну, вали, вали!

– Ой, Лорик, ну какая же ты суровая у нас, прямо железный Феликс, – простонал Юрий точь-в-точь голосом Риммы. Он здорово умел передразнивать людей, особенно на свежего зрителя это производило впечатление, а Лора, конечно, успела забыть о его талантах и с некоторым испугом уставилась на дверь: не притащил ли, дескать, Юрий с собой еще и Римму в гости?!

Это было интересно: испуг на ее лице. Неужели прошла любовь? То-то Римка была вне себя от злости!

– Неужели даже чайку не предложишь? – укоряюще спросил Юрий уже своим нормальным голосом. – Знаешь, какая жара на улице, аж в горле пересохло.

– Нету у меня чаю, – угрюмо буркнула Лора. – Ничего нету!

– А вода в кране есть?

Она пожала плечами, испытывая, видно, страшное искушение сообщить, что воду отключили до следующего всемирного потопа, но только неприятно дернула углом рта и прошла на кухню, буркнув:

– Подожди тут, в комнату не ходи. Я… я пол мою!

Юрий не упал, где стоял, от изумления только потому, что успел прислониться к стенке. Лора, моющая полы?! Это из области фантастики.

Стоило ее худощавой, туго обтянутой оранжевым платьем (Лора на всю жизнь сохранила любовь к этому цвету) фигуре скрыться в кухне, как он вцепился в ручку двери – и ворвался в гостиную… чтобы замереть на пороге при виде какого-то мужика, вольготно, в одних трусах, раскинувшегося в том самом кресле, до ручки которого стремился добраться Юрий.

Нет, неопределенно-личное местоимение «какой-то» не имело отношения к этому человеку. Юрий узнал его мгновенно, с одного взгляда, хотя прежде ни разу не встречался с ним. Но на прошлогодних выборах мэра это широкое, умное, наглое лицо, эта могучая, несколько оплывшая фигура, эта улыбка хитреца и жизнелюба стали, можно сказать, родными в доме каждого нижегородца, потому что стоило только включить телевизор – и вот он, распирает экран широченными плечами, щурит и без того узкие глаза…

Степан Бусыгин, несмотря на это имя, которому позавидовали бы герои Островского и Горького, только в первую минуту мог показаться неотесанным здоровяком, из тех, что ежедневно ставят личные рекорды по употреблению пива «Волга» и астраханской воблы. Один из богатейших людей области, удачливый бизнесмен, некогда он считался самым близким другом и советником Глеба Чужанина, но впоследствии был «по дружбе» отправлен им за решетку, для чего пришлось объявить фальсифицированными результаты самых что ни на есть правильных выборов. Всенародно избранный мэр, Бусыгин пал жертвой последнего всплеска привязанности к Чужанину Первого Папы. Но Папа откровенно презирал тех, кого прикрывал от всенародного гнева монаршей грудью, а потому вскорости Чужанин и полетел с правительственных верхов турманом. После его свержения резко изменилось к лучшему и положение Степана Андреича, потому что Бусыгин, еще вчера заключенный ИТУ номер пять строгого режима, теперь вальяжно восседал на свободной территории и неприветливо таращился на остолбенелого Юрия: откуда, мол, и что это за?..

– Куда полез?! Ну куда ты полез, кто тебя звал?

Лора ворвалась в комнату со стаканом и была так разозлена, что выплеснула воду прямо в лицо незваному гостю. К счастью, вода была холодная, чего не скажешь о взглядах, которыми Лора так и шпарила его.

– Степа, извини, ну извини, я не виновата, я думала, это твой водила что-то забыл и вернулся, я даже дверь не успела закрыть, а тут звонок. Но ты не бойся, ты не переживай, это так, ничего особенного, это мой бывший муж, ты его всерьез не принимай, он человек интеллигентный, он тебя не выдаст.

Юрий растерянно оглянулся на Лору, подивившись, с каким пиететом произнесла она слово «интеллигентный». С каких бы это пор? И с каких пор это слово стало знаковым для Бусыгина? Почему он вдруг расплылся в улыбке и закивал так, будто не признал родного брата-близнеца?

– Твой бывший? – загудел приветливый бас. – Никифоров? Юрий Никифоров? Не ждал, никак не ждал, что… Братец ты мой молочный, да я твой должник по гроб жизни!

Судорога изломала брови Юрия.

– Это вы Лорину благосклонность имеете в виду? – спросил он холодновато-вежливо. – Не стоит, право. Я тут давно ни при чем. Не в коня попкорн, знаете ли!

Бумыгин разинул рот, полный отличнейших фарфоровых зубов, и громко заржал.

– Не в коня попкорн! Во! Пять баллов! – выставил он большой палец. – Это не ты хохмы для «Радио России» ваяешь? Фоменко – не твой псевдоним?

Юрий прищурился, презирая не этот дешевенький юмор, а себя: ему почему-то была приятна похвала Бусыгина. Вот харизма, так харизма, понятно, отчего вечно потеющий, суетливый Чужанин умирал от зависти к близкому дружку и старался наступить ему на горло!

– Нет, Лоркина корма и прочие части тела отношения к делу не имеют, – отсмеялся наконец Бусыгин. – Слушай, девуля, сбегай-ка вниз и предупреди водилу, чтоб еще немножко подождал. Да дверочку запри за собой. А мы тут интересным словцом перекинемся.

Лора сверкнула помолодевшими ореховыми глазами и вышла, не поперечив ему ни словом. Щелкнул замок.

Бусыгин вынул из кресла свое большое, крепкое, тренированное тело и, шлепая по паркету босыми ногами, дошел до бара. Юрий бросил жадный взгляд на освободившееся кресло, но даже не рискнул занять его, не то что вскрывать тайник.

Бусыгин обернулся. В его руках были два толстостенных бокала, наполненных прозрачной жидкостью. Весело звякнули льдинки, когда он протянул один бокал Юрию и сказал:

– За тебя. За твое здоровье. И твою драгоценную жизнь. Не думал, честно сказать, что тебе удастся вернуться оттуда, но… рад, знаешь, честно, рад, что все так вышло.

Юрий машинально поднял бокал. Тонко пахло можжевельником. Джин… хороший джин. Куда лучше той жидкой водички, которую он пил в самолете, когда…

У него вдруг перехватило дыхание.

В самолете, когда…

Вскинул глаза на Бусыгина – и еле протолкнул сквозь стиснутое судорогой горло свою невероятную догадку:

– Так это твою кассету я вез в Амман?

Алёна Васнецова. Июнь 1999

Тяжелое тело Фаины оказалось неожиданно проворным. Одной рукой она вцепилась Алёне в блузку на груди и молотила ее по голове сумочкой. Шарф соскользнул, открыв едва покрытую волосами голову.

Выражение мрачного удовлетворения мелькнуло в глазах Фаины, и она удвоила силу ударов. Это было чуть ли не единственным живым, человеческим ее выражением. Маска тупой злобы на миг соскользнула – но тотчас же лицо снова оледенело.

Эти ничего не выражающие глаза гипнотизировали Алёну, лишали ее сил. Она одной рукой отбивалась, другой пыталась разжать пальцы Фаины, стиснувшие блузку на самом горле. Ей было душно, больно, она пыталась увернуться от металлической застежки на Фаининой сумке, удары которой были болезненны, но Фаина была сильнее, она теснила Алёну в угол, методично нанося ей новые и новые удары. Если бы у нее в руках оказалась не сумка, а, к примеру, молоток или топорик, она работала бы ими точно так же споро, неостановимо. Но ведь в углу будет еще труднее выворачиваться! Этой круглой, выпуклой, тяжелой застежкой Фаина и без всякого топорика забьет ее до потери сознания.

Изловчившись, Алёна сильно двинула Фаину локтем в грудь. Та отшатнулась, охнула. Мгновенно промелькнуло воспоминание: заведующая в клинике возмущенно рассказывает о каком-то неловком дядьке, в автобусе нечаянно толкнувшем ее локтем в грудь, морщится и обеспокоенно повторяет: «У женщины это самая проблемная зона, от такого удара может быть рак!» Ненужное воспоминание, а главное, ненужный стыд, молнией вспыхнувший при виде искаженного лица Фаины…

Как бы там ни было, Алёне удалось вырваться и оттолкнуть Фаину. Та отпрянула, поскользнулась на еще сыром полу и тяжело села. Сумка отлетела куда-то под кровать.

Надо было схватить что-то тяжелое, наброситься, оглушить Фаину, но Алёна, наконец-то глотнув воздуху, ринулась к выходу.

Не тут-то было!

Фаина с неожиданным проворством вскочила и навалилась на нее сзади, добравшись наконец пальцами до горла. Они были длинные, проворные, сильные, эти пальцы отличного хирурга, они знали, как причинить побольше боли, куда надавить, чтобы пережать на шее артерии…