50 х 50 - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поэтому ты взорвал наш мир, — подвел итог Френк.
— Не очень-то мирный поступок.
— Нет, не очень. Но в принципе это отдельно взятое, из ряда вон выходящее событие. После многих мирных столетий, за которыми, разумеется, вновь последуют мирные столетия.
— Что тебе здесь надо? — спросил Френк. — Почему ты нам все это рассказываешь?
— Естественно, чтобы извиниться. Я очень сожалею, что все так обернулось.
— Но сожалеешь далеко не в той степени, как мы, зеленый ты сукин сын.
— Если б я мог предположить, что вы поведете себя не как джентльмен, я бы не приходил.
Френк бросился на него, но Гвенн успела заступить ему дорогу.
— Френк, пожалуйста, — взмолилась она. — Хватит насилия. Иначе я закричу. И вы сделали все сами, мистер Гораций?
— Просто Гораций, это имя. Да, сделал. И несу полную ответственность.
— А на борту вашего корабля больше никого нет?
— Я один. Корабль полностью автоматизирован. Мне понадобилось время, чтобы решить поставленную задачу, я не думаю, что кому-то удавалось создать бомбу, способную разнести целую планету, но я справился. Добился поставленной цели. Ради мира.
— Где-то я это уже слышал, — пробурчал Френк.
— Я процитирую одного из ваших генералов, который несколько лет назад выиграл небольшую локальную войну: «Я их убил для того, чтобы спасти». Но я не такой лицемер. Я уничтожил вашу планету, чтобы спасти свою. Всего лишь сыграл по вашим правилам, видите ли.
— Вижу, — голос Френка звучал уж очень спокойно. — Но ты сказал, что ты — один. Как насчет других зеленых человечков, которые заберутся сюда следом за тобой?
— Невозможно, заверяю вас.
И когда он повернулся, чтобы взглянуть на край земли, через который перелез, Френк шагнул вперед и двинул ему в челюсть. Инопланетянин повалился на спину, а Френк уселся на нем и душил, пока тело не перестало дергаться. Гвенн одобрительно кивнула.
— Я возьмусь за ноги, — сказал Френк.
Без единого слова они донесли тело до обрыва и сбросили, наблюдая, как оно медленно кружится среди космического мусора.
— Мы должны найти его корабль, — прервал молчание Френк.
— Нет, сначала поцелуй меня. Крепко.
— Ух, — вырвалось у Френка, когда он наконец оторвался от Гвенн. — Это круто. Позволь спросить, с чего такие перемены?
— Я хочу привыкнуть к твоим поцелуям, к твоим объятиям. Мы должны воспитать большую семью, если мы хотим заселить целую планету.
— Полностью с тобой согласен. Но что заставило тебя передумать?
— Он, это существо. Нельзя допустить, чтобы ему это сошло с рук.
— Ты чертовски права! Месть! Вырастим детей, научим их летать, построим бомбы, найдем этих инопланетных мерзавцев и превратим их в пыль. Докажем его правоту. Мы обязательно отомстим за Землю!
— Я очень на это надеюсь. Не может он убить моего Роберта и остаться безнаказанным.
— Роберта? Так вот почему ты это делаешь! А как же остальные? Миллиарды людей, целая планета?
— В Миннеаполисе других знакомых у меня не было.
— Если бы Гораций знал насчет Роберта, готов спорить, он бы дважды подумал, прежде чем взрывать мир.
— Что ж, он не подумал и допустил ошибку. Так полетели?
— Барана возьмем?
Гвенн посмотрела на барана, подумала, покачала головой.
— Нет. Он тут очень хорошо смотрится. Создает ощущение дома. Будет куда возвращаться.
— Хорошо. Вперед, к мщению. Набрасываем планы, создаем бомбы, воспитываем детей. Все ради мести. Уничтожения.
— Как-то неприятно это звучит.
Френк потер подбородок:
— Раз уж ты упомянула об этом, не могу с тобой не согласиться. Но выбора у нас нет.
— Неужели? Да, этот отвратительный зеленый человечек уничтожил наш мир, но это не означает, что мы точно так же должны поступить и с его.
— Разумеется, не означает. Но есть же справедливость! Око за око, сама знаешь.
— Знаю. Не раз читала Ветхий Завет. Так делалось, нас учили так делать, но где уверенность, что путь этот правильный и единственный?
— Мысль твоя достаточно понятна. Ты хочешь сказать, что прежнего мира уже нет. И мы не можем вернуть его, взорвав еще одну планету. Если маленькие зеленые человечки такие мирные, как говорил Гораций, уничтожать их — преступление. В конце концов… они не уничтожали наш мир.
— Тут есть о чем подумать.
— Есть… к сожалению. Как было бы просто — взорвать их планету, потому что они взорвали нашу.
— Я знаю. Но это дурная привычка.
— Ты права. Начни взрывать планеты, и кто знает, чем все закончится. Так что у нас есть шанс отказаться от старого принципа око за око, зуб за зуб. Если мы построим наш мир, ты, я, наши дети, мы заложим в фундамент не месть, а что-то другое. Это трудная, но благородная задача.
Гвенн плюхнулась на качели.
— Твои рассуждения меня немного пугают. Взять на себя ответственность за создание целого мира — тяжеленная ноша, а ты еще хочешь создавать его на основе новой системы моральных ценностей. Не убий, не мсти…
— Мир и любовь для всех живущих на Земле. Что-то такое говорила церковь, благословляя войска. На этот раз наши слова не будут расходиться с делом. Действительно, будем подставлять другую щеку. Забудем о том, что они уничтожили наш мир. Докажем, что Гораций крепко ошибся. И потом, когда мы-таки встретимся с ними, им придется извиняться за него.
— Мы извиняемся прямо сейчас, — на край мира взобрался второй зеленый человек.
Гвенн вскрикнула.
— Гораций, ты не умер! — сорвалось с ее губ.
Зеленый человек покачал головой.
— Извините, индивидуум, которого вы называете Горацием, умер. Но, после того, что я услышал несколько секунд тому назад, я склонен думать, что он заслужил свою смерть. Он уничтожил целую планету и понес за это наказание.
— Гораций сказал, что он один. — Руки Френка вновь сжались в кулаки.
— Он солгал. Нас было двое. Он вызвался встретиться с вами, единственными, кто выжил, и все объяснить. Информацию о случившемся я доставлю на нашу планету. Уничтожение вашего мира выльется в продолжительный траур.
— Спасибо вам, — в голосе Френка, однако, благодарности не слышалось. — У меня сразу полегчало на душе. Вы помогали ему взорвать ваш мир?
Зеленый человек задумался, потом с неохотой кивнул.
— Помогал — сильно сказано. Вначале я не соглашался с его ситуационным анализом. В конце все-таки согласился…
— Вы ему помогали. А теперь отправитесь домой и расскажете всем, что произошло, расскажете, что выжившие строят новый мир, и, возможно, ваше руководство придет к выводу, что и нас лучше взорвать, на случай, что наши потомки окажутся не столь великодушными, как мы. И следующая ваша экспедиция расправится с нами, для профилактики.
— Да нет же, быть такого не может. Я решительно выступлю против…
— Но существует вероятность того, что вас не послушают?
— Надеюсь, что этого не произойдет. Но, разумеется, всегда существует вероятность того…
— Еще один зеленый сукин сын, — с этими словами Гвенн достала из кармана маленький пистолет и застрелила инопланетянина.
— Деваться, похоже, некуда, — вздохнул Френк, глядя на покойника. — Теперь придется найти их корабль и убить всех, кто там находится.
— А потом взять корабль и взорвать их планету, — добавила Гвенн.
— Выбора нет. Как говорил Гораций, такая уж у нас репутация. Придется ее оправдывать.
— У меня будет неспокойно на душе, если мы этого не сделаем. Я буду волноваться о наших детях и детях наших детей. Лучше сразу с этим покончить.
— Ты, разумеется, права. А вот взорвав их, мы начнем учить наших детей подставлять другую щеку и всему остальному. Тогда это будет уместно. Так в путь?
— Пожалуй. — Гвенн оглядела крошечный клочок их когда-то необъятного мира. — Лететь, возможно, придется долго, не будем терять времени. Барана возьмем?
— Нет. Я отключу воздух, и он прекрасно сохранится. Он так хорошо смотрится на травке. Создает ощущение близости домашнего очага. Нам будет куда вернуться.
Парни из С.В.И.Н.Т.У.С.А и Р.О.Б.О.Т.А
Выпуск
Одиннадцать тысяч человек идеально ровными рядами выстроились в зале. Волевые подбородки, широкие плечи, твердые взгляды — лучшие юноши всех населенных людьми планет. И теперь, после нескольких лет напряженной учебы, они стали выпускниками. Через несколько минут кадеты превратятся в полноправных членов Патруля!
— ПАТРУЛЬНЫЕ! Солдаты и полиция Космоса, отважные люди, стоящие между цивилизованными планетами и хаосом Галактики! Ни на одной из планет нет мужчин сильнее вас!
Командор вглядывался в их лица и улыбался, что было весьма необычно для его строгого характера. По рядам пробежал гул одобрения. Когда он заговорил, в зале воцарилась абсолютная тишина.