1001 Смерть - А. Лаврин

Я уже говорил раньше, что проверил свой автомат в доме Де Мария. И на тебе — курок нажат, а выстрелов нет.

Автомат заклинило. Я подергал затвор, вновь нажал курок, но с тем же результатом. Гвидо поднял пистолет, прицелился, но — вот он рок! — выстрела не последовало. Казалось, что Муссолини этого не заметил. Он больше ничего не замечал.

Я вновь взял в руки автомат, держа его за ствол, чтобы использовать как дубинку, поскольку, несмотря ни на что, все еще ожидал хоть какой-нибудь реакции с его стороны. Ведь всякий нормальный человек попытался бы защищаться, однако Муссолини был уже невменяем. Он продолжал заикаться и дрожать, по-прежнему неподвижный, с полуоткрытым ртом и безвольно опущенными руками.

Я громко позвал комиссара 52-й бригады, который тут же подбежал ко мне со своим автоматом в руках.

Тем временем прошло уже несколько минут, которые любой осужденный на смерть использовал бы для попытки, пусть даже отчаянной, к бегству, попытался бы по крайней мере оказать сопротивление. Тот же, кто считал себя «львом», превратился в кучу дрожащего тряпья, не способного ни к малейшему движению.

В тот короткий отрезок времени, который понадобился Пьетро, чтобы принести мне автомат, мне показалось, что я нахожусь с Муссолини один на один.

Был Гвидо, внимательно следивший за происходящим. Была Петаччи, которая стояла рядом с «ним», почти касаясь его локтем, но которую, однако, я не принимал в расчет.

Нас было только двое: я и он.

В воздухе, наполненном влагой, стояла напряженная тишина, в которой отчетливо слышалось учащенное дыхание осужденного. За воротами, среди зелени сада, виднелся край белого дома. А далеко в глубине — горы.

Если бы Муссолини был в состоянии смотреть и видеть, в поле зрения попала бы полоска озера. Но он не смотрел, он дрожал. В нем не было больше ничего человеческого. В этом мужчине единственными человеческими чертами были спесивая чванливость и холодное презрение к слабым и побежденным, появлявшиеся лишь в минуты триумфа. Сейчас рядом с ним не было придворных главарей и маршалов. На его лице присутствовал лишь страх, животный страх перед неизбежностью.

Осечка автомата, конечно, не дала Муссолини даже проблеска надежды, он уже понимал, что должен умереть. И он погрузился в это ощущение, как в море бесчувствия, защищавшее его от боли. Он не замечал даже присутствия той, которая была его женщиной.

Я же не ощущал больше никакой ненависти, понимая лишь, что должен свершить справедливость за тысячи и тысячи мертвых, за миллионы голодных, которых предали. Став снова напротив него с автоматом в руках, я выпустил в это дрожащее тело пять выстрелов. Военный преступник Муссолини, опустив голову на грудь, медленно сполз вдоль стены.

Петаччи, оглушенная, потеряв рассудок, странно дернулась в его сторону и упала ничком на землю, тоже убитая. Было 16 часов 10 минут 28 апреля 1945 года.»

МУХАММЕД (Мохаммед, в европейской литературе иногда Магомет, Магомед) (ок.570–632) — основатель ислама, пророк. Незадолго до смерти Мухаммед сумел объединить под знаменами ислама Мекку и значительную часть других районов Аравии, став главой первого исламского теократического государства. Весной 632 года болезнь стала одолевать его, но он все-таки смог совершить хадж — паломничество в Мекку. История смерти пророка за прошедшие века обросла легендами и домыслами. Приведу одно из беллетризированных ее изложений на основании различных исторических и мифологических свидетельств.

«В конце мая у Мухаммеда еще хватило сил проводить в поход Осаму.[61] Армия не ушла, однако, далеко — все были встревожены болезнью пророка, все понимали, что в случае его смерти начнется борьба за власть, и далеко уходить не следует. На расстоянии дневного перехода от Медины армия разбила лагерь.

Чуть ли не на следующий день после проводов Осамы состояние Мухаммеда резко ухудшилось. Ночью его мучили кошмары, а затем он явственно услышал голоса, которые звали его: мертвецы требовали, чтобы он помолился за них. Сейчас же, немедленно.

Он очнулся в ужасе от того, что не выполнен важный долг. С тех пор как Аллах призвал его, он ни разу не ослушался его воли, не исказил ни одного слова, не утаил ничего. Он всегда провожал верующих и молился на их могилах. Но кто-нибудь мог умереть в его отсутствие, ему могли не сказать об этом или сказали, а он забыл. За десять лет умерли сотни людей — женщины, дети, рабы, он даже не знал их имен. Нет, обо всех он не молился, долг свой пророка не выполнил. Нужно было спешить.

Мухаммед позвал раба и приказал немедленно вести себя на кладбище.

— Мне приказано помолиться об умерших на кладбище, — объяснил он.

Поддерживаемый рабом, он отправился по улицам спящей Медины на окраину, к общественному кладбищу. Была середина ночи… По словам раба, окончив молиться, Мухаммед воскликнул:

— Мир вам, люди могил! Счастье для нас, что вы умерли! Волнами мрака надвигаются беды, и каждая последующая будет ужасней предыдущей!..

С этой ночи состояние Мухаммеда стало стремительно ухудшаться. Он едва добирался до мечети, чтобы руководить молитвами, с трудом пересекая двор, чтобы отдать себя заботам очередной жены. Наконец болезнь осилила его — в домике Маймуны он впервые потерял сознание, а очнувшись, не мог подняться. Он попросил, чтобы его освободили от этих ежедневных переходов из дома в дом и отдали на попечение Айши.[62]

Али и сын Аббаса (сподвижники пророка. — А.Л.) с трудом перевели — скорее, перенесли — Мухаммеда через двор, ноги его волочились по земле, голова упала на грудь.

Маймуна хотела лечить его какими-то снадобьями, привезенными из Эфиопии. Мухаммед отказался их принимать; он попросил принести воды из семи колодцев Медины и облить его. Воду принесли, его усадили на чурбан и стали поливать голову холодной водой — он терпел эту пытку, хотя и кричал от боли, но лечение не помогло.

На следующий день он уже не мог встать на молитву — молиться нужно было стоя. Ему помогли совершить омовение и подняли, но он сразу же потерял сознание и упал. Очнувшись, он попросил, чтобы ему помогли встать; его поставили, и он опять упал. Так повторялось несколько раз.

После этого он смирился. До мечети ему было не дойти, руководить молитвой попытался вместо него Омар, но верующие не приняли Омара. Тогда Мухаммед поручил эту обязанность Абу Бакру. А может быть, и не поручал: все чувствовали, что он скоро умрет, власть ушла из его рук.

От него всех удалили, даже жен. Только Айша видела его и ухаживала за ним. К нему перестали пускать. Абу Бакр, Омар, Али» заглядывали на минуту и сейчас же исчезали — им было не до него. Они спешно совещались со своими сторонниками, слали гонцов к дружественным кочевникам, настороженно следили друг за другом. Их заботила судьба уммы и судьба ислама, вопрос о том, кто станет преемником пророка, был для них вопросом жизни и смерти.

Кого хотел видеть Мухаммед главой верующих после себя? Никто не спрашивал его об этом, а он молчал. Он знал, что ничего не может сделать: верующие не подчинятся его выбору, они будут решать этот вопрос сами. Хуже того, если избранный Мухаммедом не получит власти, его убьют. Никто не рискнет оставить в живых человека, которого сам пророк считал своим достойным преемником… Мухаммед молчал, но все-таки его боялись. Боялись его послед-ней воли, необдуманного слова, ненужного откровения. Он бредил и впадал в забытье, временами теряя способность говорить. Один раз, когда сознание вернулось к нему, он попросил принести принадлежности для письма — что-то хотел продиктовать. Никто не ответил ему, никто не пошевелился. Все. Конец. Больше он уже ни о чем их не просил.

Слухи о смертельной болезни пророка вызвали среди мусульман опасное волнение. Некоторые настойчиво утверждали, что Мухаммед умер, другие были убеждены, что пророк не может умереть, что пророк бессмертен. Абу Бакр и Омар, по-видимому, всячески успокаивали мусульман — болезнь пророка не опасна, утверждали они, он уже поправляется, скоро он будет здоров. Утром 8 июня, когда верующие собрались в мечети, двери хижины Айши распахнулись, занавес отдернулся, и на пороге показался Мухаммед. Его поддерживали, но все-таки он стоял — живой и невредимый. От Дверей Айши до мечети было всего сорок метров, верующие хорошо видели пророка, некоторые утверждали, что он улыбался. Постояв минуту, Мухаммед слегка помахал им рукой, дверь захлопнулась. Все успокоились и разошлись по своим делам.

Через несколько часов Мухаммед умер. По словам Лиши, голова его покоилась у нее на коленях, когда она увидела, что глаза его остановились. На крик Айши сбежались остальные жены пророка, они огласили дом дружными воплями, раздирали свои одежды и царапали себе щеки…»