Порт-Артур. Том 2 - Александр Степанов

Очень вероятно, что государю доносят о военных событиях неправильно, искажая существующую действительность. Истинное, правдивое донесение может устранить большую беду для нашей родины.

Поэтому, как высший представитель здесь государственной власти и лицо, облеченное царским доверием, не сочтете ли Вы возможным шифрованною телеграммой на имя государя донести о действительном положении дел здесь, на Дальнем Востоке.

Настоящее письмо мною написано ввиду моей глубокой уверенности в необходимости такого шага для блага моей родины и Вашего сердечного отношения ко мне.

Вашего превосходительства покорный слуга

Р. Кондратенко».

Прочитав письмо еще раз. Роман Исидорович разбудил денщика и приказал ему с утра доставить его к Стесселю.

В окнах уже серел туманный рассвет. С чувством честно исполненного долга Кондратенко разделся и лег спать.

Встав, как всегда, в семь часов утра, Стессель собирался совершить свою обычную утреннюю прогулку верхом по берегу моря, когда ему подали письмо Кондратенко.

Удивленный генерал вскрыл конверт и быстро прочитал написанное. На лице его выразились растерянность и изумление. Как во всех трудных случаях жизни, он поспешил за советом к своей супруге.

Генеральша, утомленная именинными хлопотами, еще нежилась в постели и была сильно недовольна появлением мужа.

Стессель прочитал послание Кондратенко.

– Как, по-твоему, я должен реагировать на это?

– Прежде всего необходимо сохранить письмо. Оно может очень пригодиться впоследствии. Писать царю, конечно, нельзя, иначе выйдет, что Куропаткин и Алексеев обманывают его, а ты их выводить на чистую воду, – рассудила генеральша.

– Кондратенко, ввиду явного упадка его духа, пожалуй, придется заменить в должности начальника сухопутной обороны Фоком, – не совсем уверенно проговорил генерал-адъютант.

– И не думай об этом! Фок через два дня сдаст Артур, а отвечать за это будешь ты, а не он. Вечером ты поговори с Кондратенко и объясни, почему невозможно сделать так, как он предлагает. Остальным, даже Рейсу, об этом ни слова! – предупредила совсем уже проснувшаяся Вера Алексеевна.

Не встретив сочувствия у Стесселя, Кондратенко не стал настаивать на своем предложении и с удвоенной энергией принялся за развитие и воспитание боевых качеств солдат и офицеров.

Часть четвертая

Глава первая

Вследствие болезни Жуковского Звонарей перешел с Залитерной на батарею литеры Б.

В одну из ночей он был разбужен взрывом тяжелого снаряда. Шипение и свист новой бомбы заставили его вскочить с походной кровати и отпрыгнуть к дальней стене каземата. Но взрыва на этот раз не последовало. Звонарев ощупью пробрался к выходу и приоткрыл дверь. В лицо ему пахнула ночная свежесть. С батареи доносился неясный гул встревоженных солдатских голосов.

– Сергей Владимирович, вы не спите? – окликнули его из темноты. По голосу прапорщик узнал Гудиму.

– Тут и мертвые проснутся, не то что живые… В чем дело?

– Ночной салют одиннадцатидюймовых осадных мортир. Два снаряда легли за батареей.

Со стороны японцев мягко донеслись выстрелы и почти тотчас же послышался рев приближающихся снарядов.

– Закройсь! – крикнул солдатам Звонарев и юркнул в каземат.

От взрыва бетонный пол заходил под ногами, с потолка посыпалась известка. В дверь сильно ударил не то осколок, не то камень, отброшенный взрывом. Выждав несколько секунд, прапорщик выглянул наружу. Места падения снаряда не было видно, но солдаты бежали к траверсу между третьим и четвертым орудиями. Звонарев поспешил за ними. В темноте он с трудом рассмотрел кучу бетонных осколков, валявшихся на земле.

– Зарядный погреб завалило, – доложил взводный Лепехин.

– Хорошо, что порох не взорвался.

– Принесите-ка свет, – распорядился вынырнувший из темноты Гудима. – Пострадавшие есть?

– Никак нет. После первых снарядов все дневальные и часовые попрятались по бетонным казематам и уцелели.

Принесли несколько фонарей. При их слабом свею разглядели, что разрушены лишь край бруствера да небольшая часть порохового погреба. Торчали в разные стороны изогнутые рельсы.

– Ну и сила же в этих бомбах! – изумлялся Гудима, рассматривая разрушения.

– Ничего себе: снаряд – двадцать пудов, разрывной заряд – пять пудов шимозы – японского мелинита; а тут попало сразу две бомбы, – пояснил Звонарев.

– Летит! – вдруг не своим голосом заорал кго-то, и солдаты сломя голову ринулись к укрыгиям. На месте остались лишь Гудима, Звонарев и Лепехин.

– Спасайся! – толкнул Лепехина прапорщик.

Фейерверкер тряхнул головой, расчесал пальцами свою жиденькую бороденку и спокойно отвегил:

– Бог не без милости, вашбродь, а чему быть, того не миновать. – И остался на месте.

Все трое нервно вслушивались в стремительно нараставший свист. Звонарев чувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. В сознании остро билась одна мысль, одно желание – бежать, укрыться, пока не поздно Но вместо этого он громко зевнул и срывающимся голосом спросил, который час.

– Сейчас посмотрю, – глухо ответил Гудима, и в этот момент над ними пронесся со свистом снаряд и упал далеко за батареей.

– Слава тебе господи! – сняв шапку, закрестился Лепехин. – Чуток прицел поменьше, и в аккурат было бы по нас.

– Без четверти три, – наконец разглядел стрелку часов Гудима. – До рассвета ничего разбирать не стоит, пойдемте-ка по домам.

Выпустив несколько снарядов, японцы замолкли.

– Это вам, Сергей Владимирович, не Залитерная, на которую с августа не залетело ни одного снаряда, – обернулся штабс-капитан к Звонареву. – Здесь редкая ночь проходит спокойно.

Жизнь на батарее литера оказалась гораздо беспокойнее, чем на Залитерной. – сказывалось ее расположение в первой линии обороны. В течение дня батарея по нескольку раз открывала огонь и сама часто подвергалась обстрелу. Ружейные пули почти беспрерывно посвистывали над головой, до передовых японских траншей было меньше тысячи шагов.

Звонарев усердно занялся исправлением разрушенных казематов и траверса. Работать приходилось урывками: днем японцы внимательно следили за всем происходившим на батарее. Дело подвигалось медленно. Солдаты второго и третьего взводов работали вяло, неохотно.

– Спешить-то некуда, вашбродь, – оправдывался Лепехин. – Лучше повременим, пока японец успокоится, не то все равно разнесет снарядами…

Японцы с каждым днем усиливали обстрел. Не зная, что еще предпринять, чтобы ускорить работы, Звонарев позвонил по телефону к Борейко и попросил у него совета.