Великий Эллипс - Пола Вольски

Хотя, пожалуй, была-таки одна перемена. В самом конце площади возвышалось во всем своем серовато-кирпичном великолепии не так давно построенное здание квинкевагского вокзала. Здесь, в Бизаке, ходили поезда, и, как было указано в одном из имевшихся у нее расписаний, ближайший поезд, идущий на восток, в Зуликистан, прибывает примерно через час. Это значит, что у нее не так уж много времени на то, чтобы потратить местную валюту. Что же купить? Еду? Сувениры? Может, собаку?

Одежду.

Она посмотрела на себя. После нескольких дней, проведенных в седле на дорогах Аэннорве, ее внешний вид едва ли можно было назвать приличным, ну или хотя бы сносным. Скромная темно-синяя юбка внизу была забрызгана грязью, жакет — в пыли и пятнах. А что касается белья, так она о нем даже и думать не хотела.

В одной из палаток продавалась бизакская одежда. Торговала рослая молодая женщина, которая не говорила ни по-вонарски, ни по-грейслендски, ни по-лантийски, в общем, ни на одном из доступных Лизелл западных языков.

Лизелл осмотрела экзотические костюмы и показала пальцем на то, что она хотела бы посмотреть. Торговка энергично кивнула и подала ей длинную юбку из тонкого черного хлопка. После более тщательного изучения вещи она обнаружила, что эту явно женскую юбку прошили посередине, в результате чего она превратилась в очень просторные брюки. Как умно придумано. Она улыбнулась и снова показала пальцем, на этот раз на свободную изумрудно-зеленого цвета тунику с полосками черной вышивки по краю широких рукавов. Для пробы она прикинула одежду на себя. Торговка растянула рот в широкой улыбке и потерла ладони, что, вероятно, у местных означало одобрение или положительную оценку. Вдобавок она предложила широкий черный пояс с бахромой и зеленой вышивкой. Лизелл взяла пояс, еще одну темно-красную хлопковую тунику, в тон к ней еще один пояс, что-то стеганое наподобие жакета и несколько комплектов белья, чей крой был, мягко говоря, странный, зато ясно отражал предназначение. Она протянула торговке пригоршню денег, та посмотрела с удивлением, пересчитала и отдала назад две купюры. Примечательно.

Лизелл аккуратно уложила покупки в саквояж и, перейдя площадь, укрылась в прохладной тени здания вокзала, предварительно взглянув на часы. До прихода поезда оставалось еще двадцать минут. Куча времени. Оглядевшись, она увидела дверь в женский туалет. Войдя внутрь, она быстро переоделась в черную юбку-брюки, зеленую тунику и подвязалась поясом, в то время как ее вонарская одежда отправилась в саквояж. Возможно, у нее еще найдется время до конца гонок постирать все эти вещи. Новая одежда была легкой и просторной, она чувствовала себя в ней удивительно комфортно и свободно. Эти бизакцы не такие уж и отсталые, как думают на западе.

Зеркала в туалете не было, поэтому она не знала, как выглядит в экзотической крестьянской одежде. Возможно, нелепо, но какое это имеет значение? Чувствовала она себя изумительно.

Быстро выскочив на свежий воздух, Лизелл поспешила к окошечку билетных касс. Выразительно тыкая пальцем в карту, висевшую на стене, она попыталась без слов объяснить, что ей нужно. В обмен на деньги она получила билет — грубо отпечатанную бумажку — и поток непонятных слов на бизакском. В ответ Лизелл улыбнулась и пожала плечами, показывая, что она не понимает языка. Мужчина за стеклом показал на огромные часы, висевшие на стене, замотал головой и что-то залопотал. Она обернулась и посмотрела на часы, потом снова на него, а он продолжал лопотать.

Как бы ей хотелось знать, что он говорит. Наградив его широкой дружелюбной улыбкой, она пошла, чтобы занять место на ближайшей к выходу на перрон деревянной лавке. Она протиснулась между двумя бизакскими матронами, обремененными мужьями и оравой детишек. Как и на всех местных женщинах, на них были черные головные уборы. Женщины не выразили особого удовольствия по поводу ее вторжения, наградили Лизелл откровенно злыми взглядами за неприкрытые золотисто-рыжие волосы и принялись возмущенно переговариваться.

— Шт'ишкур.

— Фа кути.

Она не понимала, да и не хотела их понимать. Она стала сосредоточенно изучать серовато-коричневые плитки пола. Время шло, мысли в голове текли вяло.

Бой настенных часов вернул ее к реальности. В это время на квинкевагский вокзал должен был прибыть ее поезд. Вот именно в это время.

Но никаких объявлений не было. Казалось, прошло всего лишь несколько минут, но часы вновь пробили: на самом деле прошел еще один час. Поезд все не прибывал.

Она подняла голову и огляделась. В зале ожидания было довольно много народу, большую часть скамеек занимали обычные бизакские пассажиры, нагруженные чемоданами, сумками, рюкзаками, попадались клетки с курами и голубями, один бизакиец держал на веревке белого козла. Женщины вязали что-то и судачили, мужчины курили, дети, играя, носились по всему залу, младенцы пронзительно кричали. Люди вокруг поедали фрукты, орехи и еще какие-то местные соленые вкусности, и от всего этого у нее заурчало в желудке. Ничего необычного, но что-то настораживало Лизелл в этой картине. Через минуту она поняла, что именно: атмосфера всеобщей беспечности, никто не выказывал нетерпеливого ожидания, словно никто не ждал скорого отправления, напротив, все расположились надолго.

Восточная покорность судьбе. Помогает пищеварению. Учись у них. Лизелл закрыла глаза и заставила себя расслабиться. Сработало, и она уснула.

Ее разбудил бой часов, прошло еще два часа. И снова никаких признаков прибытия поезда, а было уже довольно поздно. Ну ничего, он обязательно приедет, убеждала себя Лизелл. В Бизаке нет стревьо, нечего бояться. И возможно, эта задержка, которая кажется ей такой длительной, здесь — обычное дело. Остальные же пассажиры ведут себя спокойно. Она вынула из саквояжа пакетик с изюмом и принялась жевать. Ее движения выбили опору из-под чьего-то локтя, за что она тут же получила тычок, за которым последовал злобное женское шипение:

— Шт'ишкур.

Повернувшись лицом к обидчице, она смерила ее взглядом, оттолкнула назойливый локоть и холодно попросила:

— Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.

Вряд ли бизакская матрона понимала хотя бы слово по-вонарски, но ответила тирадой визгливой брани. Слово фа кути повторилось несколько раз, сжатый кулак многозначительно сотрясал воздух, оскорбленная матрона закончила свой экспрессивный выпад плевком на пол.

Мерзость. Лизелл поднялась со скамейки, и матроны тут же сдвинулись, их широкие зады заняли пространство, на котором она раньше сидела. Она показала им фьеннскую комбинацию из четырех пальцев, но та не вызвала никакой реакции. Высунув язык насколько было возможно, она повернулась спиной к своим обидчицам. Волна брани ударила ей вслед.