Ниже неба - Пол Блок

– Я обязан спросить, являетесь ли вы кат... – он запнулся и пожал плечами,– ... христианами?

– Да, – поспешно отозвались молодые люди.

– Тогда объявляю вас мужем и женой, – воскликнул Фрай.

Свадебная церемония длилась недолго. Она была совершена от начала до самого конца на латыни, поэтому никто из венчавшихся не понял ни слова из того, что торжественно произносил монах. Впрочем, никого это вовсе не беспокоило, поскольку все внимание новобрачных было приковано друг к другу и они просто кивали и отвечали так, как просил Льюис. Молодые люди даже не сразу поняли, что церемония окончена, и монаху пришлось объявить им на английском о том, что они уже обвенчаны. Каждая пара поцеловалась, затем обняла другую и поздравила ее. Наконец, Зоя и Коннор двинулись к выходу из часовни, а Росс и Мей-ли остались, для того чтобы провести ночь в миссии, где уже была приготовлена комната для новобрачных.

Когда Коннор и Зоя шли по дороге, возвращаясь назад в комнату, выделенную для них в здании компании «Жардин», Зоя положила голову на плечо мужа и спросила:

– Ты счастлив?

– Я только что женился – разве я могу быть несчастлив? – он провел рукой по длинным, с медным отливом волосам жены.

– Я имею в виду то, каким образом все это случилось – и не только сегодняшним вечером. Я думала о твоей сестре... и о твоем отце. И о том, что я потащила тебя за собой в Китай тогда, как ты мог вернуться назад домой.

Коннор долго не произносил ни слова, затем остановился и повернулся к Зое:

– Да, я скучаю по Эмелин и по Мойше тоже. Но не жалею о том, что приехал сюда, ведь приехал сюда вместе с тобой.

Протянув руку, Зоя ласково погладила Коннора по щеке:

– Я знаю, как сильно ты хотел найти своего отца.

– Да, я хотел, Зоя. По крайней мере, я нашел его и узнал, кем он был. И теперь у меня такое чувство, что он на самом деле не погиб, что он где-то вдалеке, хочет вернуться домой, ко мне и Эмелин.

– Ты тоже хочешь вернуться домой, не так ли? – спросила Зоя.

– Я дома, когда я с тобой, – выдохнул Коннор, заключая Зою в свои объятия.

* * *

Убавив свет настольной лампы, Росс Баллинджер снял камзол и жилет, аккуратно сложил их и повесил на спинку стула рядом с небольшим письменным столиком. Затем он расшнуровал ботинки и, стянув с ног носки, положил все вместе под стул. Росс чувствовал странное головокружение и нервозность, стоя посреди комнаты и ожидая прихода своей молодой жены. Задержав дыхание, он приказал себе успокоиться – сейчас было не время для приступа астмы. Впрочем, астма не беспокоила его даже во время обстрела боевой джонки, напомнил Росс сам себе, поэтому не стоило думать о ней сейчас. С ним не случалось приступов с того самого времени, как он прибыл в Китай. Возможно, это было связано с морским воздухом и мягким климатом. Определенно, Росс смог бы приспособиться к жизни на Востоке, если бы, конечно, это являлось единственной возможностью быть рядом со своей женой.

Подходя к узкой, одноместной кровати, Росс услышал щелчок замка на двери и, оглянувшись, с удивлением уставился на Лин Мей-ли – на Мей-ли Баллинджер,– входящую в комнату. На девушке был надет белый шелковый халат, расшитый золотом, ниспадающий складками к ее ногам. На ней не было традиционных шаровар и сандалий.

Росс не мог не восхититься формами ее прекрасных ножек, глядя, как она закрывает двери и идет к нему. Росс хотел было сказать Мей-ли, как сильно он ее любит, однако все, что ему удалось сделать,– это улыбнуться.

Подойдя к Россу, Мей-ли встала перед ним, развязала шейный платок и бросила его на пол, за ним последовал воротничок, затем Мей-ли принялась расстегивать пуговицы на рубашке Росса, медленно опускаясь от его шеи к поясу.

– Тсс, – девушка поднесла палец к своим губам, вытягивая рубашку из штанов Росса и обнажая его грудь.

Пальцы Мей-ли осторожно исследовали мускулы его рук, груди, скользнули вниз, вокруг пояса, затем поднялись по спине к плечам. Она прижалась Россу, ее голова уткнулась в его шею, ее зубы нежно покусывали мочку его уха.

Росс поначалу даже боялся прикоснуться к своей жене. Наконец, он погладил ее по волосам, и его желание все-таки пересилило страх. Росс опустил руки на плавный изгиб бедер девушки, затем схватил ее за ягодицы и с силой прижал к себе. Страсть Мей-ли передалась и ему, его желание становилось все сильнее и сильнее по мере того, как ее пальцы развязали его пояс, нашли и сжали то, что искали.

– Да! – прошептала Мей-ли, когда руки Росса обхватили ее бедра, скользнули по телу и, лаская каждый его изгиб, освободили единственную завязку у ее шеи.

Шелковый халат мягко, словно подхваченный легким ветерком полетел на пол. Росс поднял Мей-ли на руки, опустил на покрывало кровати и вошел в нее, не переставая ласкать языком напряженные соски ее грудей, упиваясь их необычайным вкусом.

Росс почувствовал, как страсть разгорается все сильнее и сильнее, грозя скоро переполнить его, слишком скоро. Он попытался было отстраниться от Мей-ли, но она еще крепче прижалась к нему, заставляя выплескивать бурный поток, нараставший внутри его, страстно шепча:

– Я люблю тебя, мой муж для души...

– И я люблю тебя, Мей-ли, родная Моя, – вторил ей Росс.

Нежные слова, великолепие любви словно снимали оковы с Росса, он больше не боялся, больше не торопился. Он был частью Мей-ли. Он был ее мужем для души и для плоти. Он был дома.

Они двигались в гармонии, каждый из них брал и отдавал, приближая друг друга одновременно к совершенству тьмы.

Тьма во тьме... ворота к просветлению.

* * *

Призрачный утренний свет едва пробивался сквозь плотные белые занавески, закрывающие окна в небольшой комнате – одной из нескольких комнат в помещении католической миссии. Росс Баллинджер лежал один на узкой кровати, глядя в потолок и улыбаясь при воспоминании о ласковых прикосновениях рук своей жены. Этой ночью они занимались любовью несколько раз, однако Мей-ли успела подняться еще до рассвета. Она умылась, оделась и вышла из комнаты. Мей-ли уже довольно долго отсутствовала, и Росс подумал, что она задерживается, разговаривая с Фраем Льюисом Надалом.

Раздался стук в дверь, и Росс натянул одеяло повыше, поскольку знал, что если бы это была Мей-ли, она вошла бы, не стучась. Двери отворились, и на пороге появилась сестра Кармелита. Она заскочила в комнату и, положив что-то на стол, поспешно удалилась.

Завернувшись в одеяло, словно в халат, Росс прошел к столу и поднял сложенный вдвое листок бумаги. Когда он развернул листок и принялся читать, его руки задрожали:

«Мой драгоценный муж для души,

Я не требую от тебя понимания того, что я сделала; я только надеюсь на то, что ты когда-нибудь простишь меня. Я не воин и тем более не мужчина. Я должна повиноваться воле судьбы. Я не могу изменить то, кем я являюсь, или условия, в которых мне было суждено родиться. Также я не могу отречься от своей семьи и от своего народа, даже ради любви своего сердца. Но ты должен знать: вне зависимости от того, куда заведет тебя жизнь, я всегда буду с тобой, в душе своей и сердце своем.

Поскольку я обязана подчинить себя и свое будущее другому мужчине, я снимаю с тебя, любовь моя, все обязательства, которые ты мне дал. В любом случае ты навеки останешься моим мужем для души. Жизнь будет идти своим чередом, и в конце концов мы встретимся; я уверена в этом настолько, насколько уверена в том, что Китай и Англия находятся под одним небом. Прощай, любовь моя. Твоя жена для души, Мей-ли.»

Росс с ужасом посмотрел на неровные строчки письма. Он бросил невидящий взгляд на одежду, висевшую на спинке стула, затем на закрытую дверь. Он смотрел и видел себя, бегущего по улицам, выкрикивающего имя жены, догоняющего ее, навеки принимая ее в свои объятия и в свою жизнь.

Упав на колени на холодный каменный пол, он крепко прижал письмо к своей щеке, и скупая мужская слеза скатилась на измятый белый лист.

* * *

Мей-ли оглянулась на Пятиэтажную Пагоду, возвышавшуюся над северной стеной Кантона. За стеной раскинулся целый город, и где-то там, у берега реки остался ее муж.

Мей-ли почувствовала, как кто-то легонько дернул ее за руку. Повернув голову, она увидела перед собой незнакомца – молодого человека с приятной внешностью, но, тем не менее, совершенно неизвестного ей. Возможно, он ощутил нежелание Мей-ли разговаривать, так как отпустил ее руку и снова уставился в окно на своей стороне паланкина.

Крытая повозка мягко покачивалась на плечах свиты в двенадцать человек, уносящих Мей-ли и ее будущего мужа на север, далеко от реки, далеко от ее любви. Отвернувшись от окна, Мей-ли положила руку на живот и начала молить господа о том, чтобы семя Росса Баллинджера пустило в ней свои корни.

Мей-ли оглянулась на город в последний раз. «Я всегда буду носить тебя в себе, – прошептала она на языке своего мужа для души. – Будь то во тьме, либо в свете».