Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Александр Дюма

– Нет, графиня, это было бы чересчур любезно с вашей стороны, не стоит из-за меня беспокоиться. У меня есть Джерид.

– А-а, тот самый чудесный конь, который, как говорят, бегает быстрее ветра?

– Я вижу, он вам нравится, графиня.

– В самом деле, великолепный скакун!

– Позвольте предложить вам его в подарок, при условии, что только вы будете на нем ездить.

– Нет, нет, благодарю, я не езжу верхом на лошади, а если иногда приходится, то в силу крайней необходимости. Я ценю ваше намерение и буду считать, что получила подарок. Прощайте, граф! Не забудьте, что через десять лет я приду к вам за эликсиром молодости.

– Я сказал: через двадцать.

– Граф! Вам, вероятно, знакома поговорка: «Лучше синицу в руки…» Лучше, если вы сможете дать мне его лет через пять… Никогда не знаешь, что тебя ждет.

– Как вам будет угодно, графиня. Вы же знаете, что я весь к вашим услугам.

– И последнее, граф…

– Слушаю вас, графиня.

– Я вам действительно очень доверяю, раз обращаюсь с этой просьбой.

Бальзамо, ступивший было на землю, превозмог свое нетерпение и опять сел рядом с графиней.

– Теперь на каждом углу говорят, что король увлекся мадмуазель де Таверне, – продолжала Дю Барри.

– Неужели, графиня? – удивился Бальзамо.

– И, как некоторые утверждают, увлекся довольно серьезно. Я хочу, чтобы вы мне сказали. Если это правда, граф, не надо меня щадить. Будьте мне другом, граф, заклинаю вас, скажите мне правду!

– Я готов сделать для вас больше, графиня, – отвечал Бальзаме. – Я вам отвечаю, что никогда мадмуазель Андре не будет любовницей короля.

– Почему, граф? – вскричала Дю Барри.

– Потому что я этого не хочу, – молвил Бальзамо.

– О! – недоверчиво обронила Дю Барри.

– У вас есть в этом сомнения?

– Разве мне нельзя в чем-нибудь усомниться?

– Никогда не подвергайте сомнению научные данные, графиня. Вы мне поверили, когда я сказал вам «да». Когда я говорю «нет», поверьте мне.

– Значит, вы располагаете каким-нибудь способом?.. Она замолчала и улыбнулась.

– Договаривайте.

–..Каким-нибудь способом помешать королю и обуздать его капризы? Бальзамо улыбнулся.

– Я умею возбуждать симпатии, – сказал он.

– Знаю.

– Вы даже верите в это, правда?

– Верю.

– Но в моей власти вызвать и отвращение, а в случае надобности я лишу короля всякой возможности… Итак, успокойтесь, графиня, я за ним слежу.

Бальзамо говорил отрывисто, словно был не в себе, и графиня Дю Барри приняла это за пророчество, даже не подозревая о том лихорадочном нетерпении, с каким Бальзамо стремился как можно скорее увидеть Лоренцу.

– Ну, граф, вы для меня не только вестник счастья, но и ангел-хранитель, – проговорила Дю Барри. – Граф! Запомните хорошенько: я вас защищу, но и вы меня защитите. Давайте заключим союз! Союз!

– Согласен! – отвечал Бальзамо.

Он еще раз поцеловал графине руку.

Захлопнув дверцу кареты, остановившейся на Елисейских Полях, он вскочил на своего коня; конь радостно заржал и вскоре пропал в темноте.

– В Люсьенн! – успокоившись, крикнула Дю Барри. Бальзамо тихо свистнул и пришпорил Джерида. Через пять минут он уже был в передней особняка на улице Сен-Клод. Его встретил Фриц.

– Ну что? – озабоченно спросил Бальзамо.

– Да, хозяин, – отвечал лакей, умевший читать его мысли.

– Она вернулась?

– Она наверху.

– В какой комнате?

– В оружейной.

– Что с ней?

– Очень утомлена. Она бежала так быстро, что, заметив ее издали, потому что я ее поджидал, я даже не успел выскочить ей навстречу.

– Неужто?

– Я даже испугался: она ворвалась сюда, словно буря, не останавливаясь, взлетела вверх по лестнице и, едва войдя в комнату, вдруг упала на шкуру большого черного льва. Там вы ее и найдете.

Бальзамо поспешил подняться к себе и в самом деле нашел Лоренцу, безуспешно пытавшуюся побороть первые приступы нервного припадка. Она слишком долго находилась под гипнозом, и теперь ее воля искала выхода. Ей было больно, она стонала, можно было подумать, что на нее навалилась гора и придавила ей грудь, а она обеими руками как будто пыталась освободиться от тяжести.

Бальзамо некоторое время смотрел на нее, гневно сверкая глазами; затем поднял ее на руки и отнес в ее комнату, затворив за собою таинственную дверь.

Глава 11.

ЭЛИКСИР ЖИЗНИ

Читатель знает, в каком расположении духа Бальзамо только что вернулся в комнату Лоренцы.

Он собирался разбудить ее и осыпать упреками, которые он вынашивал в самых затаенных уголках своей души, как вдруг трижды повторившийся стук в потолок напомнил ему об Альтотасе: старик ожидал его возвращения, чтобы поговорить.

Однако Бальзамо решил подождать, в надежде на то, что ослышался или что это был случайный шум, но потерявший терпение старик повторил условный знак. Опасаясь, что старик спустится к нему или что Лоренца, разбуженная вопреки его гипнозу, узнает о существовании какой-нибудь тайны, что было бы не менее опасно для него, нежели разглашение его политических секретов, Бальзамо поспешил к Альтотасу, перед тем снова усыпив Лоренцу.

Было самое время: опускная дверь находилась уже совсем близко от потолка. Альтотас оставил свое кресло на колесиках и, свесившись, выглядывал в образовавшееся в полу отверстие.

Он видел, как Бальзамо вышел из комнаты Лоренцы.

Скрючившийся над люком старик всем своим видом вызывал отвращение.

Его бледное лицо, вернее, те его черты, в которых еще теплилась жизнь, в эту минуту налились кровью от злости; иссохшие крючковатые пальцы тряслись от нетерпения; свирепо вращая глубоко запавшими глазами, старик поносил Бальзамо на каком-то непонятном наречии.

Покинув кресло ради того, чтобы опустить люк, старик, казалось, стал совершенно беспомощным и мог теперь передвигаться лишь при помощи своих длинных худых рук, похожих на паучьи ножки Выйдя, как мы уже сказали, из своей комнаты, куда не мог проникнуть никто, кроме Бальзамо, старик собирался спуститься в расположенную под ним комнату.

Должно быть, беспомощный и ленивый старик был в эту минуту чрезвычайно сильно возбужден, если он решился оставить удобное кресло, поступиться своими привычками, выйти из состояния блаженного созерцания ради того только, чтобы окунуться в уже забытую им действительность.

Застигнутый врасплох, Бальзамо удивился, потом забеспокоился.

– Ах вот ты где, бездельник! – вскричал Альтотас. – Трус! Бросил своего старого учителя.

Бальзамо призвал на помощь все свое терпение, как всегда, когда ему случалось разговаривать со стариком.

– Мне кажется, дорогой друг, что вы меня только сейчас позвали, – вежливо возразил он.

– Я – твой друг? – вскричал Альтотас. – Друг!.. Презренное создание! Кажется, ты пытаешься разговаривать со мной на языке тебе подобных тварей? Я тебе друг? Да я больше, чем друг, я тебе отец, отец, вскормивший, воспитавший тебя, я дал тебе образование, состояние… Какой же ты мне друг, если ты меня позабыл, моришь меня голодом. Ты меня убиваешь!

– Успокойтесь, учитель. Вы расстраиваетесь, ожесточаетесь… Так недолго и заболеть!

– Заболеть? Ошибаешься! Разве я когда-нибудь болел, не считая тех случаев, когда ты, вопреки моему желанию, заставлял меня жить по грязным законам человеческого существования? Заболеть… Неужто ты запамятовал, что именно я умею лечить других?

– Учитель! Я – перед вами: не будем понапрасну терять время, – остановил его Бальзамо.

– Да, хорошо, что ты мне напомнил о времени – ведь у меня каждая минута на счету. Время, которое отмерено всякому существу, для меня должно быть не ограничено! Да, мое время истекает; да, мое время теряется даром; да, мое время, как время простого смертного, минута за минутой утекает в песок вечности… А ведь именно мое время должно стать самой вечностью!

– Ну хорошо, учитель, – проговорил Бальзамо с невозмутимым спокойствием, опустив подъемное окно, встав рядом со стариком, приведя в действие пружину и поднявшись вместе с Альтотасом к нему в кабинет, – что вам для этого нужно? Говорите. Вы сказали, что я морю вас голодом, но не вы ли сами вот уже около сорока дней воздерживаетесь от пищи?

– Да, да, разумеется: процесс регенерации начался тридцать два дня назад.

– Тогда на что же вы жалуетесь? Я вижу у вас три графина с дождевой водой. Вы только ее пьете, не так ли?

– Несомненно, однако неужели ты воображаешь, что я, как куколка тутового шелкопряда, способен в одиночку совершить великое превращение старика в юношу? Ужели ты думаешь, что я, немощный старик, могу один составить эликсир жизни? Неужто ты полагаешь, что, ослабев после питья, – единственно, что я могу себе позволить, так это питье, – я сумею без твоей помощи, без дружеской поддержки посвятить себя кропотливой и нелегкой работе по омоложению?

– Я с вами, учитель, я с вами, – сказал Бальзамо, почти насильно усаживая старика в кресло, словно это был маленький уродец. – Но ведь вы не испытываете недостатка в дистиллированной воде – я вижу три полных графина. Как вы знаете, эту воду набрали в мае. Вот ваши ячменные и кунжутовые сухари. Я сам приготовил вам белые капли, которые вы себе прописали.