Русская жизнь-цитаты 13-22.01.2024 - Русская жизнь-цитаты
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Ёшкин Крот - «Путина — в Гаагу!», «Бесконечных 20 лет мы с... | Facebook","Путина — в Гаагу!», «Бесконечных 20 лет мы с надеждой ждём балет», «Нам не нужна война», «Путин — убийца», «Путин — военный преступник», «Свободу политзаключенным!» © Россияне в разных странах мира говорят о том, о чём внутри России говорить опасно. Участники акции «Россия без Путина» требуют освободить политзаключенных и остановить войну, которую один безумный диктатор развязал от имени всех россиян","Ёшкин Крот - «Путина — в Гаагу!», «Бесконечных 20 лет мы с... | Facebook",https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid0eaad2vzpHoSUbFQzM8dUmJanpVBckVX4qBhjEXkWozxT61T2SFXNbvx2wDNFTXM4l&id=100044391730767,2024-01-22 00:27:19 -0500
Сегодня многие мои собратья по анттипутинской... - Alexander Skobov | Facebook,"Сегодня многие мои собратья по анттипутинской России сочли необходимым как-то откликнуться на столетнюю годовщину со дня смерти Владимира Ульянова. Я прекрасно отдаю себе отчет, что это злодей, столкнувший страну в гражданскую войну и заливший ее кровью. Закатавший в асфальт неокрепшие ростки свободы. Подготовивший все предпосылки для формирования чудовищной сталинской диктатуры. И все же мое отношение к нему не столь однозначно, как, например, у Леонида Гозмана (Леонид Гозман). О этом мой текст 2017 года. ---------- Моему первому учителю Александр Скобов: надо выдавливать из себя Владимира Ульянова Каспаров.Ру,: 22.04.2017 Я никогда не смогу быть до конца честным в отношении Владимира Ульянова. Потому что он мой первый учитель в политике. Тот самый первый учитель, которого не выбирают, так же как не выбирают родителей. Другого мне было взять негде. Поэтому я всегда буду подсознательно выискивать оправдания этому извергу и палачу моей страны. Сам Владимир Ульянов почти до конца не считал нужным оправдываться перед кем бы то ни было за то, что он натворил со своей страной. У него всегда была железобетонная отмазка: ""Это не я творю. Я всего лишь орудие неодолимых сил истории"". Он фанатично верил в то, что является ретранслятором воли ""высших сил"" как библейский пророк. Почти до самого конца он был человеком, абсолютно уверенным в себе. Который ""знает как надо"". Как настоящий библейский пророк, Владимир Ульянов был яростным публицистом. Но в отличие от романтика Троцкого, способного любую марксистскую схоластику излагать поэтично, у него это была сухая, холодная ярость. Эту холодность его интеллекта отмечал в статье на его смерть его вечный соперник по революционному движению, выброшенный его революцией в эмиграцию – признанный теоретик партии эсеров Виктор Чернов. ""Он посвятил всю свою жизнь рабочему классу. Любил ли он рабочих?"" – задается вопросом Чернов. И отвечает: ""Вероятно, любил, хотя его любовь к ним была менее сильная, чем его ненависть к их угнетателям"". В нашем бесконечно конфликтном мире любовь часто неотделима от ненависти. Но если ненависть сильнее, она выедает в человеке все. В том числе и любовь. Всепожирающая ненависть Владимира Ульянова к угнетателям распространилась, кажется, на весь этот поганый мир, погрязший в скверне угнетения, несправедливости, жестокости и лжи. И опять-таки подобно библейскому пророку, он как бы жаждал весь этот порочный мир покарать. Все-таки была какая-то сермяга в старом советском анекдоте про то, что он ""просто мстил за брата"". Всегда восхищавшийся революционным террором якобинцев, Владимир Ульянов далеко превзошел Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона. Усомнился ли он в своем праве отправлять на смерть тысячи людей в конце жизни? Усомнился ли в своем праве железом и кровью загонять человечество в счастье? Его отдельные устные высказывания в пересказе личной секретарши, которую опять-таки пересказывает перебежчик Бажанов, не могут считаться достоверным источником. Его так называемые ""Последние письма и статьи"", в которых в Перестройку с последним отчаянием искали сокрытую истину ленинизма, тоже не дают ясного ответа на этот вопрос. Но в них звучат совершенно несвойственные ему нотки. Нотки растерянности, неуверенности в себе. Возможно, оказавшись фактически не у дел, больной и беспомощный, он впервые смог с некоторого расстояния взглянуть на дело рук своих. До этого было не до того. Был вечный бой. И вот теперь, продолжая свой вечный спор с меньшевиками о перспективах социалистической революции в России, он вдруг, кажется, впервые в жизни начинает оправдываться: ""Какой дурак пошел бы на революцию, если бы действительно была реформа?"" Грехопадение, превратившее большевиков в нелюдей, заключалось в том, что они уверовали в благотворность и созидательность насилия. Революционное насилие при разрушении несправедливой системы может быть и оправданным и необходимым. В той мере, в какой вообще может быть оправданным и необходимым разрушение того, что отказывается трансформироваться само. Просто надо помнить, что насилие способно только разрушать. С помощью насилия можно покарать зло, но нельзя принести добра. Подлинным божеством верующих в созидательность насилия стал все же не Владимир Ульянов. В мифологии современных поклонников советской империи его совершенно заслонила зловещая фигура Сталина. При всей своей невероятной жестокости, Владимир Ульянов в основном не вышел за рамки задач разрушения. Импровизированная чрезвычайная мобилизационная система, выстроенная им во время Гражданской войны, не может считаться реализацией какого-то продуманного проекта. По-настоящему приступить к строительству нового общества Владимир Ульянов просто не успел. Попытка перейти к строительству и поставила его в тупик. Он, беспощадно выкорчевывавший любую буржуазность, вдруг обнаруживает, что в феодально-крепостнической по сути, хамско-холуйской стране ""нам не хватает элементарной
