Ампирный пасьянс - Вальдемар Лысяк

Даже если они и не отличались степенью красоты, их отличало применение этой красоты. Юлия была королевой незаконченного флирта, а Полетта1 даже сама наверняка бы не смогла пересчитать свои флирты, записанные в ее дневнике до самой последней странички. Славу красивейшей она делила с другой, зато сомнительной славой наиболее безумной жрицы любви эпохи Ампира она владела самостоятельно. Никогда они не разговаривали друг с другом об этих делах, но подобный диалог представить несложно. Он был бы идентичен беседе Мистингуэтт2 с молоденькой дебютанткой:

- Казалось ли тебе когда-нибудь, что земля крутится?

- Нет.

- Видимо, ты никогда не целовалась по-настоящему.

2

Родилась она в Аяччо 20 октября 1780 года и получила имена Мария Полина. В ее семье было еще семеро детей - две ее сестры и пять братьев, один из которых и стал причиной того, что вся компания вошла в историю. Братья под родовой фамилией - Бонапарте, а все сестры - под фамилиями собственных мужей. В случае нашей героини, это была фамилия второго мужа, князя Боргезе, в связи с чем, в энциклопедиях Полину следует искать под термином "Боргезе", а не под "Бонапарте".

Ее первого мужа, генерала Леклерка, в 1802 году на Санто-Доминго свалила желтая лихорадка. Полина при этом присутствовала, поскольку Наполеон заставил сестру сопровождать супруга в экзотической эскападе. Она забальзамировала останки своего "милого сопляка", положила в гроб прядь собственных волос, после чего уселась на судно "Сфифтшуэ" и к утру 1 января 1803 года вместе с мумией добралась до берегов Франции.

Вначале она поселилась во дворце Марбеф, принадлежавшем старшему из братьев, Иосифу. Днем спала, а ночью исчезала неизвестно куда. Семью это изрядно беспокоило, когда же по Парижу пошли слухи о "веселой вдовушке", семья вообще была ошеломлена. Единственное спасение виделось как можно более быстром новом браке, в связи с чем начали подыскивать кандидата. И это не мог быть первый встречный. Бонапарте уже успели превратиться из убогого корсиканского клана в династию, посему женитьба на офицерах "бога войны" перестала входить в расчет.

Наполеон предложил одного из своих миланских обожателей, 50-летнего графа Мелци д'Эриля, которого он сделал вице-президентом Итальянской республики. Но Мелци был убежденным холостяком, опять же - обладал приличной дозой интеллигентности и прекрасной памятью, в которой обитали воспоминания о знаменитых во всей Франции "загулах" Полины в Марселе и Париже, а также о ее весьма оригинальном понимании супружеской верности. В результате, Мелци деликатно, хотя и решительно, уклонился от оказываемой ему чести.

Но сразу же после того на горизонте появилась дичь более ценная несколько полноватый 28-летка с темными локонами и антрацитового цвета глазами, один из богатейших итальянских аристократов того времени, князь Камилл Филипп Людовик Боргезе. Началась большая охота, тем временем было решено вдовушку на какое-то время припрятать от общества, чтобы олень не всполошился.

- Я тут подохну, Лоретта, - жаловалась Полина княжне д'Абранте, - и если мой брат все так же будет мне запрещать видеть людей, я покончу с собой!

Муж госпожи д'Абранте, Жюно, слыша эти слова, заявил, что была известна Венера Медичи и Капитолийская, но вот Венеры Самоубийцы еще не было.

Полина расцвела и, протянув руки к Жюно, защебетала:

- Приходите ко мне вы, приходите, ведь вы мой старый друг3. Ведь правда, Лоретта, ты же ведь не ревнуешь? Впрочем, все равно я скоро выхожу замуж.

Вот так-то. Охота развивалась, как следует.

3

Дон Камилло был родом из очень старого и весьма уважаемого итальянского семейства, одарившего Европу многими великими мужами, чаще всего одевавшимися в кардинальский пурпур. Он родился в Риме в 1775 году и не унаследовал ни любви к пурпуру, ни большого ума. Короче говоря, был он накачан тем видом голубокровной тупости, в которой смешиваются эксцентризм, определенная доза оригинальности, вельможные манеры, вкусы и жесты, а в самом конце - кретинизм в границах, выносимых для окружающих. В светской компании его разум называли "абсолютным мысленным застоем" (по свидетельству госпожи д'Абранте).

Когда в 1798 году штыки генерала Шампионнета ввели в Риме республиканское правление, дон Камилло побратался с французами. Поступок этот особенно сильно никого не огорчил, потому что в те времена многие дворяне примеряли перышки "якобинцев-аристократов". Значительно большее огорчение вызвало другое, когда дон Камилло, воспользовавшись тем, что на Испанской площади разожгли громадный костер (на этом костре сжигали декреты инквизиции), собственноручно начал бросать в пламя благословенные инсигнии кардиналов Боргезе, а после того еще протанцевал вокруг костра дикую сарабанду. Вот это уже была совершенная безвкусица. Так, по крайней мере, судили неаполитанские Бурбоны, которые при известиях о республиканско-танцевальных выступлениях дона Камилло разозлились и реквизировали его княжество Сульмона.

Зато Ватикан оказался более понимающим и прощающим и "ничего не заметил". Ни Пий VI, ни Пий VII последовательно "не замечали" антипапских выступлений дона Камилло, даже тогда, когда тот вступил во французскую армию, сражающуюся, среди всего прочего, и со светской властью Ватикана, также никаких карательных действий не производили. В 1800 году - чему все были удивлены - папа Пий VII позволил князю унаследовать от покойного отца колоссальную фортуну Боргезе. Просто-напросто, папа считал, что якобинские безумия дона Камилло, это проявление его глупости, с чем можно и не соглашаться; тем не менее, не следует сомневаться в истинности мнения Пий VII, что каждый, пускай даже самый небольшой выход глупости для дона Камилло был штукой полезной и положительно влиял на исправление его умственных способностей.

4

Под конец своего долгого путешествия по Европе дон Камилло в 1803 году прибыл в Париж, где сразу же был отмечен семейкой Бонапарте. Во главе "заговора", цель которого было сосватать князя за Полину, стояли: Иосиф Бонапарте, папский легат в Париже, кардинал Капрара, а также искусный интриган и политикан, шевалье д'Анжиолини.

Именно последний устроил первую встречу молодой пары в Монфортен, а Капрара искусно подготавливал князя к изъявлению чувств. Вот только переполненная нюансами и недомолвок дипломатическая тонкость была менее всего пригодна князю Боргезе - дон Камилло совершенно не понял, чего от него хотят. Тогда у него спросили прямо: не желает ли он занять пост супруга Полины. Ошеломленный подобной атакой молодой человек пробормотал: "да", и только потом начал размышлять над тем, что же произошло.

До сих пор дон Камилло еще не совершил ничего такого, за что впоследствии его можно было бы обвинять, кроме этого "да", которое, впрочем, не было таким уж обязательным, и из которого он мог бы без особого труда выпутаться. Глупости он начал творить с того момента, когда уже не подталкиваемый другими, начал действовать самостоятельно, по своей воле. Прежде всего, он более близко заинтересовался женщиной, которую ему пихали в руки. Тогда он припомнил, что это и есть та самая знаменитая красавица, про темперамент которой в салонах рассказывали весьма пикантные анекдоты, и вот тогда до него начало доходить, что следовало бы держаться от этой женщины подальше. Но вот держаться подальше было для него сложновато, потому что, когда уже хорошенько заинтересовался вдовой генерала Леклерка, он тут же воспылал к ней любовью. Полетта искусно подпитывала этот огонь, назначая романтические свидания в Монфортейн и Плесси-Шамант, и намеренно нося на сердце миниатюрное изображение дона Камилло, которое написал специально нанятый ею портретист. В результате всех этих действий князь Боргезе начал на коленях вымаливать немедленно вступить с ним в брак.