Мировая холодная война - Анатолий Уткин

В Тяньцзине царила эйфория как среди гоминдановцев, так и среди американских советников. Как писал в Вашингтон Херли, «договор убедительно демонстрирует поддержку советским правительством национального правительства Китая». По словам Г. Колко, «договор с Россией освободил руки Чан Кайши, а американцы вложили в эти руки пистолет». Ведемейер понимал, что коллапс японской армии создает вакуум, в который ринутся и националисты и коммунисты, что может привести их к схватке. Мао Цзэдун с горечью воспринимал роль США в Китае, действенно — посредством ленд-лиза — помогавших Чан Кайши.

10 августа 1945 г. американцы заверили Чан Кайши в своей полной поддержке. Местная политическая администрация будет передаваться от японцев только националистическому правительству. В ожидании сдачи японских дивизий Ведемейер призвал Вашингтон создать пять дополнительных дивизий националистов и немедленно двинуть их на японскую столицу Китая Нанкин, на национальную столицу Пекин, на южную столицу страны Кантон и на промышленно-коммерческую столицу Шанхай. Из Москвы Гарриман и Эдвин Паули решительно поддержали эту идею. Херли указал, что Соединенные Штаты должны предотвратить принятие китайскими коммунистами японской капитуляции. 14 августа «Общий приказ № 1» приказал японским силам в Китае на всех направлениях, кроме маньчжурского, возвратить прежде завоеванные территории — и только Чан Кайши, названному в приказе по имени.

Военное министерство США согласилось на создание только двух новых американских дивизий в Китае — и только после того, как будут найдены транспортные средства для их перемещения на континент. Министерство не было готово к перемещению вооруженных сил на грандиозные расстояния. Вследствие этого следовало помогать Чан Кайши. Теперь американский генерал Ведемейер перемещал войска гоминдана во все критически важные центры Китая. Радио националистов предупредило Мао Цзэдуна не принимать капитуляции японцев. 13 августа 1945 г. Мао Цзэдун заявил, что его жертвы в борьбе с японцами позволяют ему брать в плен солдат противника. С этого времени предотвратить гражданскую войну в Китае едва ли что могло.

Японцы держались за большие города — Шанхай, Пекин, Нанкин, Тяньцзинь. Они продолжали сражаться с коммунистами на севере. И все же в конце августа 1945 г. и коммунисты и националисты стали заполнять оставляемый японскими войсками вакуум. Армия Чан Кайши насчитывала три миллиона человек, ее вооружение было весьма внушительным и тот момент она достаточно успешно устремилась к ключевым точкам страны, противостоя неполному миллиону в рядах армии коммунистов. На определенное время она практически овладела контролем над Китаем. Вхождение в индустриально развитую Маньчжурию давало Чан Кайши новые дополнительные возможности. Валютные запасы гоминдана были внушительными, и казалось, что их хватит на индустриализацию всей страны. Под его началом были 300 млн. жителей страны — гораздо больше, чем 100 млн. в пределах контроля коммунистов.

Будучи теперь уверенны в успехе своего ставленника Чан Кайши, американцы теперь внимательно наблюдали за переговорами китайского посла Сунга и министра иностранных дел Молотова в Москве. На данном этапе американцев более всего интересовало будущее порта Дальний. 5 августа 1945 г. государственный департамент обязал посла Гарримана оказать воздействие на русских и китайцев с целью публикации двустороннего обещания о приверженности доктрине «Открытых дверей» в Китае. Во второй раз Бирнс с той же просьбой обратился к Гарриману 22 августа, особенно напирая на «свободный порт Дайрен». Гарриман обратился к Сталину через пять дней. Советской стороне стали яснее американские цели в Китае. Американцам на данном этапе «вредили» те обстоятельства, что окончание войны выдвинуло экстренные проблемы, а «открытые двери» — благоприятный климат для американского бизнеса — стал видеться едва ли не отвлеченной проблемой.

Советская сторона все же достаточно вежливо попросила представить проект совместного советско-китайского заявления, столь желательного неугомонным американцам. И это американская сторона (а не советские контрпартнеры) не сумели довести до конца согласование между Москвой и гоминданом о будущем их отношений и степени открытости Китая в отношении Соединенных Штатов. В этой ситуации примечательно то, что значительная часть государственного департамента и вашингтонской элиты в целом стала желать укрепления Японии как противовеса китайскому политическому балагану. Поразительно, но Япония стала видеться более сопоставимой с американскими планами в Азии.

Президент Трумэн назначил банкира Эдвина Локка своим экономическим советником в огромном Китае: «Мы желаем видеть Китай тесно связанным экономически, политически и психологически с Соединенными Штатами». Китай следовало обеспечить американскими инвестициями и товарами.

Локк довольно быстро предупредил Трумэна, что только внешнее вмешательство может предотвратить коллапс националистического Китая. И все же официальный Вашингтон продолжал верить только в гоминдан и Чан Кайши. Гарри Гопкинс верил в то, что «новое поколение лидеров Китая, особенно Т.В. Сунг… готовы к тому, чтобы осуществить необходимые экономические реформы в Китае». Локк и Дональд Нельсон уговаривали Сунга положиться на американские консультативные фирмы для управления огромными индустриальными комплексами в Маньчжурии. Первостепенной становилась задача подготовки китайских дублеров вместо японских технических специалистов. Имеющееся следовало сохранить, а потенциальное приумножить. И сделать так, чтобы «государственно-управляемые компании» Китая не конкурировали с частным американским бизнесом.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ДИПЛОМАТИЯ ПОСЛЕВОЕННОГО МИРА

Жаркое лето 45-го

Через шесть недель после Потсдама состоялось первое заседание Совета министров иностранных дел. Поскольку война с Японией была фактически закончена, все большее значение приобретало противостояние Запада и Востока. На этот раз США прямо поставили пред собой задачу изменить советскую политику в Восточной Европе. Как видно сейчас, Трумэн, новичок в международной сфере, был только счастлив предоставить внешнюю арену государственному секретарю Бирнсу.

На этот раз сценой встречи был Лондон. Стимсон пытался повлиять на Бирнса, но безрезультатно: «Его ум полон проблем, связанных с предстоящей встречей министров, и он смотрит на бомбу в своем кармане как на величайшее дипломатическое оружие». Стимсон же испытывал сомнения относительно дипломатического применения атомной бомбы. Сомнения у Трумэна зарождал ответственный за атомный проект Ванневар Буш. Бирнс не поддавался скептикам. Он не собирался бряцать бомбой, но русские должны были помнить, у кого есть «финальное оружие».

Русские сами напомнили о новом факторе межсоюзнических отношений. На приеме в палате лордов Бирнс спросил Молотова, когда окончатся туристические прогулки и министры примутся за дело? В ответ Молотов спросил, носит ли государственный секретарь в кармане атомную бомбу? Бирнс: «Вы не знаете южан. Мы носим наше оружие на бедре. Если мы приступим к работе, я сниму бомбу с бедра и дам ее подержать». Молотов и его преводчик смеялись. Что им оставалось? Во время очередного банкета Молотов предложил тост за бомбу. «Мы тоже имеем ее». Бирнс полагал, что русские хотели сделать вид, что страшное оружие есть и в их арсенале. Американские историки приходят к заключению, что атомное оружие не пугает их, что они готовы обсуждать другие проблемы безотносительно к «абсолютному оружию».

Эта лондонская сессия не дала ощутимых результатов. Указывая на опыт СССР в решении межнациональных проблем, Молотов запросил право опеки над прежней итальянской колонией Ливией — чтобы немедленно получить отказ западных держав, уверенных в том, что русские направляются к Бельгийскому Конго. Молотов прямо сказал, что, если Запад не даст СССР Ливию, то он удовлетворится Бельгийским Конго. Никто не знал, до какой степени русские серьезны. Возможно, они просто готовили контрответ потенциальному вмешательству Запада в дела Восточной Европы. Ян Смэтс из Южной Африки просил не давать русским подопечных территорий («а то они взбунтуют племена»). Бирнс отверг требование Молотова получить право участия в работе Контрольной комиссии по Японии. Англичане, хотя сами и хотели получить подобное право, поддержали американцев.

Самой большой проблемой лондонской сессии были Балканы. Здесь главенствовали представители «рижской аксиомы» — послы США и их кураторы их восточноевропейского отдела госдепартамента. Они (Барнс — Болгария; Берри — Румыния; Сквайрс — Венгрия; Кэннон — шеф отдела Южной Европы) оценили советские предложения как «попытку ликвидировать американские попытки в реконструкции Балкан и еще более усилить советские позиции здесь. Американцы упорно забывали, что они имеют собственные сферы ответственности в Италии и Японии, где Советский Союз дал им полное право действовать по собственному усмотрению.