Сочинения - Григорий Турский

6. В том году в городе Type появился один человек по имени Дезидерий, «который выдавал себя за кого–то великого» [1424] и утверждал, что он может творить много чудес. Кроме того, он хвастался тем, что связан с апостолами Петром и Павлом, [небесными] гонцами. Поскольку меня в ту пору не было в городе, то к нему стекалось большое количество простого народа, приводящего с собой слепых и увечных [1425], которых он старался вылечить не святостью, но обманными приемами черной магии [1426]. В самом [248] деле, паралитиков или имеющих другую какую–либо немощь он приказывал насильно распрямлять, чтобы таким приемом вылечить тех, кого он был не в состоянии выправить даром божественной силы. И вот одни его помощники хватали человека за руки, другие — за ноги и так тянули в разные стороны, что, казалось, лопались сухожилия, и так как те не выздоравливали, их отпускали еле живыми. Случалось и так, что от этой пытки многие испускали дух. И несчастный так возгордился, что говорил, будто блаженный Мартин ниже его, а сам он равен апостолам. И не удивительно, что теперь он объявлял себя равным апостолам, ибо такой зачинщик зла при конце света может объявить себя самим Христом. А что он был обучен обманному искусству черной магии, явствует, как я сказал выше, из того, что, как утверждают очевидцы, когда кто–либо говорил о нем плохое, находясь от него далеко, или тайно от него, он порицал того перед всем народом, говоря: «Ты сказал обо мне то–то и то–то, а это унижает мою святость». А откуда же он это узнавал, как не от бесов, возвещавших ему об этом? Носил же он капюшон и тунику из козьей шерсти и в присутствии людей воздерживался от пищи и питья, но тайком, когда он приходил на постоялый двор, набивал чрево так, что слуга едва успевал приносить все, что он требовал. Но наши люди поняли и разоблачили его хитрость, и он был изгнан за пределы города. Нам не известно, куда он потом ушел; однако он говорил, что он житель города Бордо.

Но за семь лет до этого был и другой большой совратитель, обманувший многих своей хитростью. Он носил тунику без рукавов [1427], поверх нее плащ из тонкой ткани, в руке у него был крест, на котором висели пузырьки, наполненные, как он говорил, священным елеем. Он говорил, что он пришел из Испании и принес мощи блаженнейших мучеников — Винценция–диакона и Феликса. Когда [однажды] поздно вечером он пришел к базилике святого Мартина в Type, мы сидели за трапезой. Он прислал сказать: «Пусть они явятся к святым мощам»». Так как было уже поздно, мы ему ответили: «Пусть святые мощи лежат на алтаре до тех пер, пока мы не придем утром принять их». Но он поднялся с рассветом и, не дожидаюсь нас, пришел со своим крестом и вошел в мою келью. Пораженный и удивленный его дерзостью, я спросил его, что все это значит. Он ответил как гордец заносчиво: «Ты должен был оказать нам лучший прием. Я донесу об этом королю Хильперику, а он мстит за пренебрежение ко мне». И, войдя в часовню, он сам, пренебрегая мною, произнес первый, второй и третий стих [1428], сам прочел молитву и сам окончил ее, и, вновь подняв крест, вышел. У него и речь была деревенской, и протяжное произношение безобразно и отвратительно, да и ни одного разумного слова не исходило от него. Он дошел до самого Парижа.

В то время там совершали общие молебствия [1429], которые обычно бывают в дни перед святым праздником вознесения господня. Случилось так, что когда епископ Рагнемод торжественно шел со своей паствой, обходя святые места, тот тоже появился со своим крестом, в необычном для народа одеянии. Собрав блудниц и простых женщин, он составил свой хор, как бы намереваясь с этой толпой тоже обойти святые места. Видя [249] это, епископ послал к нему архидиакона сказать: «Если у тебя есть мощи святых, положи их на некоторое время в базилике и празднуй святые дни вместе с нами, а по окончании праздника иди своим путем». Тот же, ничуть не внимая словам архидиакона, начал сквернословить и поносить епископа. Но епископ, понимая, что тот совратитель, приказал запереть его в келье. Осмотрев все, что у него было, епископ нашел у него большой мешок, полный корней различных трав; там были также и зубы крота, и кости мышей, и когти медведя, и медвежий жир. Видя, что это колдовские вещи, он приказал все это бросить в реку. Отняв у него крест, он велел выгнать его за пределы Парижской области. Но тот, сделав себе другой крест, снова стал заниматься тем же, что и прежде. Тогда архидиакон схватил его, наложил на него оковы и велел заключить в темницу.

В эти дни я прибыл в Париж и остановился в доме при базилике блаженного мученика Юлиана. И вот на следующую ночь этот нечестивец, сбежав из–под стражи, прямо в цепях, которыми был скован, поспешил в названную базилику святого Юлиана и, бросившись на пол, на то место, где обычно я стою, сраженный сном и вином, заснул. Мы же, не зная о случившемся, поднялись в полночь для воздаяния господу благодарственной молитвы и нашли его спящим. От него исходил такой смрад, что он превосходил зловоние всех клоак и отхожих мест. Из–за этого запаха мы не могли войти в базилику. Один из клириков подошел к нему и, зажав себе нос, попытался разбудить его, но не смог этого сделать; ведь презренный опился вином. Тогда четверо клириков, подойдя к нему, подняли его на руки и бросили в угол базилики; затем взяли воды, вымыли пол и разбросали, кроме того, душистые травы, и только тогда мы вошли, чтобы совершить молитву. Однако его не пробудило даже наше пение, и он проснулся только тогда, когда наступил день и светоч солнца был высоко [1430]. Затем я передал его епископу, прося не причинять ему никакого зла. Когда же епископы собрались в Париже, мы рассказали им об этом за трапезой и приказали ему явиться сюда для наказания. Когда он предстал перед нами, Амелий, епископ города Сьета [1431], подняв на него глаза, узнал в нем своего слугу, сбежавшего от него. И тогда он получил его [обратно] с условием, что не причинит ему никакого зла, и взял с собой на родину. И ведь много таких, которые, используя подобный обман, беспрестанно совращают простой народ. Я думаю, это о них говорит господь в Евангелии, что «восстанут лжехристы и лжепророки в последний час и дадут великия знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» [1432]. Но об этом хватит, вернемся лучше к нашему предмету.

7. Эннодий [1433] во время исполнения своих обязанностей герцога в городах Type и Пуатье, кроме того, получил власть над Эром и городом Беарном [1434]. Но графы городов Тура и Пуатье отправились к королю Хильдеберту и добились того, чтобы их избавили от Эннодия. Когда же Эннодий узнал от них о своем отстранении, он поспешил в названные мною выше города. Но в то время как он находился там, он получил приказ удалиться и оттуда. И, получив, таким образом, отставку, он вернулся к себе домой и занялся частными делами. [250]

А в то время баски, хлынув с гор, спустились в долины и начали опустошать виноградники и поля, предавать дома огню, а некоторых жителей, вместе со скотом, уводили в плен. Герцог Австровальд [1435] много раз выступал против них, но нанес им лишь незначительный урон. А готы из–за того, что в прошлом году войско короля Гунтрамна опустошило Септиманию [1436], вторглись в Арльскую провинцию, захватили добычу, увели пленных и дошли до десятого милиария [1437] от города. Кроме того, они опустошили, не пощадив и жителей, одну крепость, называемую Бокер, и затем вернулись [в Септиманию], не встретив никакого сопротивления.

8. Так как Гунтрамн Бозон был ненавистен королеве [Брунгильде] [1438], то он зачастил к епископам и вельможам и с запозданием умолял о прощении, которым он раньше пренебрегал. Ведь когда король Хильдеберт был еще маленьким, Гунтрамн Бозон то и дело нападал на королеву Брунгильду с упреками и бранью; к тому же он покровительствовал тем ее противникам, которые наносили ей обиды. А король, чтобы отомстить за обиду, причиненную его матери, приказал изловить его и убить. Видя, что он находится в опасности, Гунтрамн устремился в церковь Вердена, надеясь через епископа Агерика [1439], который был крестным отцом королю, получить прощение. Тогда епископ поспешил к королю, чтобы вымолить для него прощение. Поскольку король не мог отказать ему в его просьбе, он сказал: «Пусть он предстанет перед нами и, дав заложников, отправится к моему дяде, и мы поступим с ним так, как тот решит». Тогда его привели без оружия и в наручниках туда, где находился король, и епископ представил его королю. Бросившись к ногам короля, Гунтрамн Бозон сказал: «Я согрешил против тебя и твоей матери, ибо не повиновался вашим приказаниям, действуя против вашей воли и во вред государственному благу. Теперь же я прошу простить мне мои дурные поступки, которые я совершил против вас». Король же велел ему подняться с земли и, передавая его епископу, сказал: «Пусть он будет под твоей защитой, святой епископ, до тех пор, пока он не предстанет перед королем Гунтрамном», — и велел ему удалиться.