Сафари - Артур Гайе

Он уже двадцать часов был в пути без сна; ноги отказывались служить, и мучительный голод терзал его внутренности. Время от времени ему удавалось найти по дороге гриб или пригоршню ягод. Он поедал их на ходу, но они не насыщали; от более же лакомой и питательной пищи: кроликов, карликовых антилоп и белок ему приходилось отказываться, так как выстрел из ружья мог бы его выдать и погубить.

Солнце стояло высоко в небе, а ему все еще не удавалось проникнуть за ограду леса. Он, спотыкаясь, шел дальше. От жестокой усталости ноги его дрожали, глаза плохо видели. Время от времени веки его закрывались, он терял равновесие, качался из стороны в сторону, попадал в заросль или натыкался на дерево. Он с усилием открывал глаза и со стоном прикладывал к ним сырой холодный мох. На небольшом пригорке он бросился на камень, чтобы иметь возможность вытянуть ноги. Но, почувствовав, что не в силах побороть сон, он встал и, прислонившись к камню, попробовал отдохнуть стоя. Прищуря глаза, он всматривался в безграничное серое море леса. Вдруг глаза его расширились, к ним вернулась обычная зоркость.

Над деревьями долины в третий раз взлетела стая птиц, затем снова опустилась и вскоре опять поднялась. Он долго и внимательно наблюдал за этими маневрами, и под конец ему стало ясно, что только проходящие по лесу люди могли вызвать такой переполох. Окрыленный новой надеждой, он потянулся и потряс кулаками, словно желая сбросить с себя бремя усталости. Через высокую траву и кустарник он бросился под гору. По долине протекал ручей, и верно — вдоль него вела в лес тропинка!

Хатако нагнулся над прозрачной холодной водой, сделал несколько глотков и освежил горевшие глаза. Он внимательно разглядывал примятую вдоль дерева траву и на лбу его снова появилась глубокая складка: по тропе только что шли люди, должно быть, Мели и его воины — это доказывали следы остроносых сапог сопровождавшего их араба.

Задумчиво опустив голову, вслушивался беглец в немую речь этих следов. Они говорили ему, что на этом пути он не должен давать воли своей усталости, что воины поджидают здесь человека, знающего самые тайные планы их короля. Но все же это была дорога, наконец-то дорога, и он должен по ней идти! Его сильное, стройное тело напряглось, огонек напряженного внимания загорелся в глазах, тихими и легкими шагами он пустился в путь по найденной дороге. В глубине леса тропинка тонула в полумраке. Холодное влажное дыхание сырости носилось в безлюдном, мрачном лесу, вода каплями стекала по светло-серой листве, струилась по коричневым волокнистым покровам стволов, по покрытым плесенью пням, выступала из мха и из листьев, толстым слоем покрывавших тропинку. Над лесом царила мертвая тишина, только изредка раздавалось тоскливое воркование дикого голубя или печальный крик ястреба.

Путник спешил, но все же с неослабевающей бдительностью прислушивался ко всякому звуку. Он без всякой помехи шел уже больше часа, но теперь с каждым шагом чувствовал, что последние силы покидают его…

Ему во что бы то ни стало надо найти какую-нибудь еду! Мучимый голодом, он огляделся кругом, сорвал несколько зеленых веток и впился в одну из них зубами. Остальные он сунул за пазуху, чтобы на ходу обгрызть и заглушить голод.

…Но внезапно поднятая нога застыла в воздухе. Правой рукой он попытался заменить отсутствующую ушную раковину. Затаив дыхание, он прислушивался несколько секунд, а затем, как тень, скользнул и спрятался в кустарнике. До его слуха долетел отдаленный звук человеческого голоса, тихий шум приближающихся шагов…

Хатако еще глубже залез в кустарник. Каждый мускул, каждое сухожилие в его теле были напряжены до последней степени, глаза сверкали, как у готовой к прыжку пантеры. Он увидел на тропинке молодого воина.

Воин шел беззаботно, негромко напевая и раздвигая копьем кустарник. Видимо, он искал трав, чтобы приправить еду.

Но вот на него обрушился тяжелый удар, из сдавленного горла вместо песни вылетел хрип. Он свалился, хотел было поднять копье, но его руки с непреодолимой силой сжала другая рука. Обессиленный, задыхающийся, он извивался на земле. К самому его лицу придвинулся рот с отточенными зубами и прошептал ему на ухо:

— Если ты издашь хоть один звук, я убью тебя… Сколько вас всех?

При этом аскари немного разжал сжимавшую горло руку.

Воин шумно вдохнул воздух, застоявшаяся кровь отхлынула от лица, которое от безмерного страха покрылось мертвенной бледностью. Обезумевшим взглядом он уставился в дикое лицо, склоненное над ним.

— Отвечай! — прошипел Хатако и чтобы подкрепить свое требование, беспощадно впился в шею врага.

— Да, бана, четыре человека-а, — простонал юноша.

— Где они? Они идут сюда? Скорее!

— Нет, они ждут там — у большого дерева, за двести шагов отсюда!

— Они ждут меня, правда? — тихо засмеялся аскари.

Он поднял колено, придавил им шею воина и достал из-под форменной куртки большой нож с ручкой из слоновой кости.

— Не бойся, я тебя не убью. Но ни одного звука, ни одного движения, кроме того, что я прикажу! — прошептал он, с угрозой потрясая ножом. — Вставай!

Юноша, хрипя, поднялся и, дрожа всем телом, встал перед победителем.

— Возьми свой нож и перережь тетиву лука.

Побежденный покорно исполнил приказание.

Хатако снял с его плеч шкуру антилопы.

— Так, теперь разрежь ее на ремни!

Юноша стал быстро и послушно резать шкуру. Зажав в кулак сверкающий нож, аскари стоял над ним, зорко следя за каждым его движением.

— Довольно! Брось нож и подойди к тому дереву, живо!

Проворными движениями, ни на мгновение не отрывая глаз от лица воина, аскари связал его руки тетивой от лука, а ноги ремнями из шкуры антилопы. Затем он его крепко привязал к дереву. Он сорвал с его бедер пояс, смял его в комок и подошел к нему вплотную.

— Как зовут вашего вождя?

— Найока, бана, — ответил тот и испуганно огляделся.

— Крикни его, да погромче.

— Найока-а-а, — послушно закричал юноша.

Из лесу едва слышно донесся ответ.

— Еще раз, — приказал аскари.

Пленник быстро открыл рот, но не успел он издать звук, как Хатако засунул ему в рот комок полотна. Тот в испуге выпучил глаза, задыхаясь, захрипел и с шумом потянул носом воздух.

Аскари следил за ним с выражением спокойного удовлетворения и при этом внимательно прислушивался, склонив голову. Он услышал чей-то призыв. Голос приближался…

Зажав в кулак оставшиеся ремни, Хатако перебежал на другую сторону дороги и, приготовившись к прыжку, присел у куста.

Вот показался человек. Сетуя на то, что товарищ не откликается на его зов, он подошел к кусту, за которым притаился аскари, приставил руки ко рту и пронзительно закричал: