Северный крест - Альманах Российский колокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Государство задавило общество, его творческія способности, общество – винтикъ государственной машины, ненавидящее всё гордо-вздымающееся, самостійное, неподчиненное, свободное; это государство-Левіаѳанъ, Быкъ красноярый – съ волей къ уравненію и къ низведенію до низкаго уровня какъ своей цѣли; но задавивъ – дало нѣкоторое количество пресловутыхъ «хлѣбовъ и зрѣлищъ», ибо на чёмъ, если не на не менѣе пресловутомъ общественномъ мнѣніи оно и зиждется? Исторія не вѣдаетъ примѣровъ, когда государство и огосударствленное, грубое, военизированное неживое общество съ бурно расцвѣтшимъ бюрократическимъ аппаратомъ, съ націоналистическими, ура-патріотическими и околофашистскими идейками и нищенскимъ и бѣдняцкимъ сознаньемъ своихъ членовъ-винтиковъ не шло бы семимильными шагами къ своему краху и паденію, и послѣдніе, винтики, – изнутри, а не внѣшнимъ захватомъ, – прободаютъ нѣкогда живое тѣло общества: внутреннимъ гніеніемъ и разложеніемъ. Общество въ Россіи нынѣшней глубоко нездорово, это та стадія болѣзни, изъ которой если и можно вырваться, то лишь преодолѣвъ её въ самомъ дѣлѣ драконовыми мѣрами: у общества, не цѣнящаго своихъ лучшихъ людей (въ нашемъ случаѣ – общества ненавидящаго или презирающаго ихъ), – нѣтъ [нерабскаго] будущаго; вѣрно и обратное: то общество здраво, кое цѣнитъ своихъ лучшихъ людей.
Власть разсматриваетъ собственное населеніе какъ не то что рабовъ, но именно что какъ лишнихъ. Важнѣе то, что сами лишніе таковыми себя считаютъ. Казалось бы: у такой общественности (здѣсь умѣстнѣе совѣтское слово "общество") нѣтъ будущности (снова умѣстнѣе "будущее"). Анъ нѣтъ – есть: въ качествѣ не просто рабовъ, но именно лишнихъ рабовъ. Важнѣе, что власть причисляетъ и почти отсутствующую нынѣ интеллигенцію (въ старомъ смыслѣ) къ лишнимъ и дѣлаетъ всё, чтобы ея болѣе не было. – Такъ, въ частности, она извлекла урокъ С.С.С.Р. и подобныхъ режимовъ – книги надобно не запрещать, что лишь подогрѣваетъ – а иногда и попросту рождаетъ – къ нимъ интересъ, а сдѣлать элитарное – маргинальнымъ въ соціальномъ планѣ, презрѣннымъ въ оцѣнкѣ большинства; цѣна для власть имущихъ невелика – превращеніе Россіи въ «зону», стойло и отхожее мѣсто, а ея народа – въ быдло; да вотъ лишней оказывается самая власть (какъ болѣзненный наростъ) съ ея поддерживающей идеологизированной псевдо-культурою, поставленною на государственные рельсы[46]. – Культура Россіи новой есть отсутствіе культуры, помѣсь чорти чего съ чорти чѣмъ, худшая изъ возможныхъ, и не синтезъ, но хамская и пародійная эклектика, созданная ариманцами себѣ на потребу.
Мало кто из выдающихся артистов и писателей могут заниматься своей работой, не занимая служебную должность. Но и они следуют государственным директивам, выполняют государственные заказы, им платят, словно высшим чиновникам, а так как они хорошо и безоговорочно служат государству, то пользуются привилегиями высших чиновников. Что касается практической стороны дела, они имеют квазичиновничий статус». (К.Виттфогель. Деспотизмъ Востока. Сравнительное изслѣдованіе тотальной власти).
Правило: уменьшеніе оковъ слѣпого бога – съ послѣдующимъ за нимъ, но отнюдь не обязательнымъ, уменьшеніемъ оковъ государства – приводитъ къ разрастанію и возрастанію культуры, и наоборотъ. Это стоитъ напомнить знающимъ и повѣдать незнающимъ: особливо въ наше время – время уже свершившагося ариманическаго грѣхопаденія и заступившей духовной ночи. – Слишкомъ много въ Россіи было и будетъ людей культуры, которые не мыслятъ культуру неотрывно отъ своего государства, а государство – отъ своей культуры.
Государство, для котораго человѣкъ любой – всегда средство, а не цѣль, отъ вѣка использовало его въ цѣляхъ собственныхъ, нимало съ нимъ не считаясь. Личность и государство – одна изъ темъ критской поэмы. Хребетъ – и критскій, и русскій (соціальный, политическій, бытійный – какой угодно) – сломленъ: тысячелѣтіемъ рабства (снова типично восточная черта).
Частное (неофиціальное) лицо на Востокѣ стоитъ мало (въ глазахъ народа и не только народа); продолженіе руки правителя, человѣкъ государственный, даже самаго низкаго ранга, – вотъ что если не уважаютъ, то чего боятся[47]. Потому русскіе издавна стремятся не къ свободѣ, но къ положенію (быть частью системы, желательно повыше; не желающій быть частью системы традиціонно воспринимается въ Россіи какъ чортъ знаетъ что). Впрочемъ, оно оправданно – съ позиціи правды плоти, которая ничего выше покоя да счастья не вѣдаетъ: быть свободнымъ въ Россіи современной крайне непросто и чревато несчастьемъ, а потому лучше о ней попросту умолчать.
Онъ же, тамъ же: «Очевидно, что любезная ложь или умело предложенная взятка вовсе не являются оружием в борьбе за свободу».
Онъ же, тамъ же: «Население завоёванной страны рассматривает оккупационную армию как единое целое, хорошо зная, что власть рядовых солдат крайне ограничена. Так же и подданные гидравлического деспотизма видят в представителях аппарата единое целое, даже если ясно, что отдельные представители очень различаются по силе, богатству и социальному статусу».
Гордость и достоинство русскихъ сломлено: государствомъ, которое – своимъ народомъ – обезпечиваетъ на внѣшнеполитическомъ уровнѣ свои гордость и достоинство (а также внѣшнеполитическую щедрость и великодушіе, «помощь братскимъ народамъ», матеріальную, слишкомъ матеріальную роскошь бытія (а на дѣлѣ – прозябанія въ чувственномъ) элиты и т. д.), изрѣдка вырѣзая часть своего населенія, изрѣдка высылая его, но чаще низводя его – многоразличными способами и въ своихъ цѣляхъ – до уровня живого вѣчно-кроткаго орудія, выдерживающаго любыя, даже самыя дурныя условія, могущаго что угодно, но не возстать или же – болѣе мирно – завоевать тѣ или иныя свои права. Рабы, напротивъ, рабски защищаютъ рабскій режимъ. Ровно наоборотъ на Западѣ: не-рабы не защищаютъ не-рабскій режимъ: для человѣка Запада не такъ ужъ и важна суверенность государства (отсюда предоставленіе ключа отъ города (государства) Наполеону ли, Гитлеру ли – ср. съ ожесточенной бранью Россіи съ поляками, французами, позднѣе съ нѣмцами), его честь и его достоинство въ сравненіи со свободой и достоинствомъ самого человѣка; государственныя сферы, казалось бы, здѣсь приносились въ жертву Человѣку, на дѣлѣ же это была война – внутри того или иного европейскаго государства. Отсюда садизмъ русскаго государства относительно русскихъ и его мазохизмъ на внѣшнеполитическомъ уровнѣ.
Около десяти лѣтъ назадъ я писалъ: «И Россія новая, и С.С.С.Р. представляютъ собою не что иное, какъ видимость пересадки западныхъ идей на неприспособленную для того монгольскую почву». – Россія и впрямь всегда была проводникомъ чужихъ идей[48] (которыя суть размѣнная монета и надстройка надъ восточной сутью Россіи), своимъ подражаніемъ выполняя ихъ волю (вотъ уже поистинѣ – слѣпота!): сперва Византіи, далѣе на византинизмы прекрасно наложилась татарщина, далѣе – европейскія идеи,
