Свободные размышления. Воспоминания, статьи - Илья Серман

И еще одна строка, которая стоит многостраничных рассуждений:

Он многое в меня вкачал.

Не только Слуцкий мог быть благодарен Сельвинскому за ученье. О его семинаре с восхищением вспоминают все, кто туда ходил, кто участвовал в бурных и напряженных прениях. В том же стихотворении Слуцкий дает такую оценку содержания семинарских занятий Сельвинского:

в политике довольно сбивчив,в поэтике отлично тверд.

«Студия стиха» в целом отвечает такой двуединой характеристике. В своих обоснованиях эволюции жанров в советское время Сельвинский не выходил за пределы общепринятой эстетики. Так, он учил семинаристов, что «трагедия <…> должна быть не рассказом о трагической жизни человека, но речью о трагедийных судьбах класса, общества, народа»514. Но противореча себе и такой официозно-идеологической формуле, Сельвинский утверждает, что в «советской трагедии» «проблемы эпохи <…> кровно слиты с вопросами быта, мир деталей не противоречит по той же причине миру идеи»515. Такое понимание важности быта, то есть повседневного человеческого существования, как материала и содержания поэзии Слуцкий понял и принял.

В свое время конструктивисты во главе с Сельвинским настаивали на необходимости «интервенции прозы в поэзию».

Слуцкий осуществил обратное и более продуктивное решение проблемы поэзии и прозы. Он ввел поэзию в прозу живого языка с его жаргонами, диалектами, канцеляритом:

Похожее в прозе на ерундуВ поэзии иногдаНапомнит облачную череду,Плывущую на города.Похожее в прозе на анекдот,Пройдя сквозь хорей и ямб,Напоминает взорванный дот,В соцветьи воронок и ям.

Поэзия, словно разведчик, в тишиПросачивается сквозь прозу.Наглядный пример: «Как хороши,Как свежи были розы».

И что-то входит, слегка дыша,И бездыханное оживает,Не то поэзия, не то душа,Если душа бывает516.

Такой подход в русской поэзии к прозе возможен был только после Хлебникова. Прочитанное внимательно наследие Хлебникова помогло Слуцкому найти свою меру соотношения в стихах поэтического и прозаического. Вот что написал Слуцкий о своем и своих друзей отношении к этому поэту в стихотворении «Похороны Хлебникова»:

Здесь немногие читателиВсех его немногих книг,Трогательные почитатели,Разобравшиеся в них517.

И по-хлебниковски уже в ранних стихах Слуцкого идет работа по извлечению из слова его смысловых возможностей:

Я был мальчишкою с душою вещей,Каких в любой поэзии не счесть.Сейчас я знаю некоторые вещиИз тех вещей, что в этом мире есть.Из всех вещей я знаю веществоВойны.И больше ничего518.

В стихотворении «Современник» понятие «система» названо один раз, но по общему смыслу оно присутствует дважды – в двух значениях:

Из карточной системыМы в солнечную перебрались519.

Так понятия из разных сфер языка, из быта и из науки, находят для себя место в стихах Слуцкого. Что может быть прозаичнее понятия «карточная система»? Но в сочетании с солнечной (системой) оба эти понятия становятся вехами истории, приобретают равное значение. Вся «смысловая система» поэзии Слуцкого подчинена истории, ею определяется и на нее опирается,

Но вопросы идеологические решались не так легко, как проблемы собственно профессионально-поэтические.

Молодого Слуцкого его друзья называли «харьковским робеспьеристом». Но когда этот, усвоенный из книг и лекций «робеспьеризм» стал проверяться правдой жизни, пришлось многое пересмотреть и переоценить.

Когда страницы газет запестрели именами хорошо знакомых харьковскому пионеру и комсомольцу Слуцкому деятелей, о которых сообщалось, что они «враги народа», Слуцкий этому поверил не сразу. Так началось расставание со всей идеологизированной мифологией тридцатых годов:

Всем лозунгам я верил до концаИ молчаливо следовал за ними,Как шли в огонь во Сына, во Отца,Во голубя Святого духа имя.

И если в прах рассыпалась скала,И бездна разверзается немая,И ежели ошибочка была —Вину и на себя я принимаю520.

«Лозунги» в данном случае и есть та идеологическая обработка, которой подвергалось несколько поколений, рожденных в 1915 – 1920 годах.

В 1960 году, вспоминая свои студенческие, то есть довоенные, годы, Слуцкий писал:

Я болезненным рос и неловким,Я питался в дешевой столовке,Где в тринадцати видах пшеноБыло в пищу студентам дано.

Но какое мне было дело,Чем нас кормят, в конце концов,Если будущее гляделоНа меня с газетных столбцов?

Под развернутым красным знаменемВышли мы на дорогу свою,И суровое наше сознаниеДиктовало пути бытию521.

Когда эти стихи писались, Слуцкий мог уже правдиво оценить всю силу несоответствия между исторической реальностью и его поэтическими идеалами того времени. В семинаре Сельвинского идеалы эти еще не подвергались сомнению. Вот свидетельство одного из участников семинаров, О. Резника, друга Сельвинского и автора книги о нем (издана в 1972 году): «Я хорошо помню бурные, шумливые, по-юношески увлеченные занятия предвоенного поэтического семинара Сельвинского, из которого уходили на войну с белофиннами, а затем на Великую Отечественную войну. Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Сергей Наровчатов, Борис Слуцкий, Давид Самойлов и другие студенты-патриоты, чей поэтический пафос был неотделим от пафоса гражданственности, поколения, выпестованного в годы пятилеток».

Позднее сам Сельвинский свое понимание гражданственности изложил в набросках биографии: «В молодости организовал я литературную группу конструктивистов <…> я, как лидер этого, с особенной страстью педалировал тему государственности, дисциплины, самозабвенного отказа личности от своих лирических прав в пользу неоспоримого права целого подчинять себе частности» (курсив мой. – И.С.)522. Примерно этому и учил Сельвинский своих семинаристов. В стихотворении Слуцкого «Советская старина»523, опубликованном в 1988 году, та же тема могучего идеологического воздействия, особенно на молодые поколения, выражена полнее, названы «внеидеологические» воздействия на формирование «правильной» идеологии:

Античность нашей истории. Осовиахим.Пожар мировой революции,Горящий в отсвете алом.Все это, возможно, было скудным или сухим.Все это, несомненно, было тогда небывалым.Мы были опытным полем. Мы росли, как могли.Старались. Не подводили Мичуриных социальных.А те, кто не собирались высовываться из земли,Те шли по линии органов, особых и специальных.

Итак, была «мировая мечта, что кружила нам голову»524, о ней семинаристы Сельвинского писали свои стихи с искренней убежденностью.