Фаворит. Том 1. Его императрица - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рысистым наметом конница шла по снежной целине!
Жители украинских Красников, вкупе с русским гарнизоном, повстречали орду метким огнем. Пришлось снова метать горящие стрелы, и тогда люди отступили к лесу. Игнаты-некрасовцы и турки со своим эмиром кинулись за ними в погоню. Крым-Гирей въехал в Красники, когда эмир возвращался из леса, неся в каждой руке голову – одна была солдатская, другая детская.
– Ты решил испортить мне аппетит перед обедом?
С этими словами хан исхлестывал эмира нагайкой. Но тот, крутясь волчком под ударами, отрезанных голов не выпустил:
– Разве не видишь, доблестный хан, какая на мне чалма? Я в эмирском достоинстве, а происхожу от самого Магомета.
Крым-Гирей саблею срезал с него тюрбан.
– Больше ты не эмир! – оскалил он белые зубы.
Косо блеснул клинок – голова турка откатилась в снег.
– И больше не человек, – заключил хан.
Войдя в земли польские, татары пленных уже не берегли. На дорогах лежали изрубленные в куски люди («резали их на части, – записывал де Тотт, – чтобы избавиться от лишней обузы»). По шляхам Речи Посполитой брели толпы пленников. Теперь татарская орда напоминала удава, заглотившего чересчур большую добычу. Даже малые переходы совершались с трудом. Крым-Гирей запретил брать новую добычу, но его не слушались: усталых ясырей убивали, тут же хватали новых. Начались казни. Крым-Гирей оставлял в живых лишь тех татар, добыча которых позволяла им сдвинуться с места. Остальные безжалостно убивались. Перегруженных добычей ногаев хан отпустил до их кочевий. В Брацлавском воеводстве татары снова делили добычу. На площади польского города Саврань они зарезали всех стариков и младенцев, чтобы не возиться с ними в пути. Оставили здоровых мужчин и красивых женщин, после чего повернули обратно – на Вендоры.
…Это был последний набег татар на Русь!
8. Кривые и слепые
Фридрих II держал в руке первую русскую ассигнацию.
– Итак, милый Финк, екатеринизация России продолжается. Наша пламенная ангальтинка, введя бумажные деньги, решила геройски взорваться вместе с престолом. Екатерине кажется, что она сыскала панацею от финансовых распутий. Увы, и до нее находились мудрецы в Париже и Квебеке, помешавшиеся на таких бумажках, но все кончалось экономической катастрофой…
Министр ответил, что в России учрежден Ассигнационный банк под обеспечение в миллион золотом и серебром, по первому требованию ассигнации меняются на монеты с самым ничтожным лажем.
– Все равно, – не поверил король, – это авантюра…
Союзный трактат с Россией обязывал его выплачивать Петербургу на время войны субсидию в 480 000 прусских талеров ежегодно.
– Надо думать, как возместить эти расходы.
Финк фон Финкенштейн напоминал, что Мария-Терезия уже ввела свои войска в польское Ципское графство.
– Это приятно, что наша соседка такая наглая. Следовательно, нам не придется краснеть, если мы последуем ее примеру. Польша обречена, – сказал король, – ее раздел близок.
Финк спросил: стоит ли Пруссии тратить деньги на поддержку барских конфедератов? У короля был готов ответ:
– Конфедератов Бара осыпает золотом герцог Шуазель, еще не догадываясь, что вода фонтанов Версаля вращает колеса прусских пороховых мельниц. Екатерина отозвала из Варшавы князя Репнина, за что поляки скажут ей спасибо, и заменила его ничтожным князем Волконским, за что поляки вторично скажут «дзенкую». Я догадываюсь, как сложится война: турки понятия не имеют о тактике, как не ведают ее и русские генералы. Европа же вскоре будет хохотать до умопомрачения, наблюдая издали драку кривых со слепыми.
– А если Россия поставит Турцию на колени?
– Тогда султан сплотится в союзе с Веною.
– А если Россия опередит турок в этом союзе?
– В таком случае мы обязаны опередить русских. Но сначала попробуем соблазнить Петербург ампутацией польских земель…
Однако русский Кабинет (как докладывал граф Сольмс) решительно отклонял любую мысль о разделе Польши. Фридрих, подумав, вызвал к себе австрийского посла Нугента и пылко обнял его:
– Вы потеряли Силезию, но она попала в мои порядочные немецкие руки. Какое нам дело до того, что в Канаде драка англичан с французами, а турки и русские вцепились друг другу в волосы? Давайте сообща думать о кровных немецких нуждах.
На прусском берегу Вислы он выстроил таможни, которые перехватывали польские баржи, плывущие к Данцигу, реквизируя часть товаров в пользу прусского короля. Если же поляки прижимались к правому (польскому) берегу, пруссаки хватали их крючьями за борта и насильно притягивали к себе для налогообложения, а торговый оборот Польши от такого пиратского грабежа стал приходить в упадок. В эту наглую аферу сразу вмешался Петербург, и Фридрих был огорчен, что русские везде стригут ему когти.
– Что ж! – Король снова взял русскую ассигнацию и внимательно к ней пригляделся. – Такую бумажку очень легко подделать. За время минувшей войны мои банкиры наловчились делать любые деньги, и теперь им ничего ие стоит освоить производство русских ассигнаций… Заодно мы выправим наши скудные финансы!
Ближе к весне, когда па террасах Сан-Суси уже подтаял снежный покров, прибыл курьер от прусского посла в Турции.
– Как здоровье графа Цегелина? – спросил король. – Кстати, приятель, ты прямо из Стамбула, так расскажи, что там творится.
* * *Слухи о небывалом «бакшише», полученном татарами и ногаями с набега на Русь, докатились до Стамбула, и вся столица османов разом поднялась на ноги, готовая моментально растерзать Россию и Польшу. Даже старики на костылях собирались в поход до Петербурга; не имевшие оружия запасались веревками, чтобы заарканить побольше русских… Улицы были наполнены говором:
– Поберем всех, как цыплят из-под наседки! Только скажи, Махмуд, сколько тебе надобно русских, и я приволоку их тебе…
Блистательная Порта давно уже не собирала такую гигантскую армию. Стамбул задыхался от тесноты, а войска из провинций необъятной империи все прибывали; новый визирь Эмин-паша выпустил из тюрем даже воров и разбойников, желающих пополнить ряды султана, и скоро в перенаселенном городе начался голод, какого давно не бывало; янычары подали пример другим, как следует поступать в таких случаях, – все магазины и пекарни были мигом разграблены, от складов остались дымные головешки… В таких условиях Мустафа III поднял над Сералем зеленое Знамя Пророка (символ войны с неверными), после чего открылось торжественное шествие улемов и муфтиев, а все христиане, уже зная, чем такие демонстрации кончаются, заранее попрятались. Только один посол Марии-Терезии, граф Броньяр, решил публично выразить солидарность Вены с политикой турецкого кабинета. Принарядив трех дочерей, заодно с беременной женою, дипломат с утра пораньше занял место возле окна в богатой кофейне для созерцания духовной процессии изуверов. Вот тут его и ущучили:
– Прахоподобный дерзает взирать на Знамя Пророка!
Янычары первым делом вырвали серьги из ушей супруги посла. После чего семью Броньяра потащили на улицу, где фанатизированная толпа увечила их палками, а беременную женщину, схватив за волосы, стали топить в помойной канаве… Султан, желая загладить этот случай, допустил Броньяра до света очей своих, а посол не стал скулить по поводу того, что ему сломали четыре ребра. Мустафа III спросил его любезно:
– Какой у нас мир с вашею Веной?
– Непрерывный, – ответил Броньяр (весь в синяках).
– Я укажу Эмину переделать его из непрерывного в вечный. А сейчас прими шубу из соболей Тобольска, и вот тебе тысяча пиастров: купи в лавке новые серьги для жены. Смирение, с каким ты перенес наш гнев, вполне достойно величия твоей мудрой императрицы. Напиши ей, что с русским послом мы обращаемся еще хуже!
Эмин-паша стронул армию в поход. За Обресковым и членами его посольства был прислан янычарский наряд и лошади с живодерни. Обрескова взгромоздили на костистый хребет изможденной клячи, связав ноги под животом кобылы. В таком оскорбительном виде посла провезли через возбужденную толпу, которая плевала на него, издевалась, требуя его смерти:
– Зачем увозят москов? Отдайте неверных на растерзание!..
Во время проливного дождя прибыли в ставку. Всех русских собрали возле лёлёка (шатра, в котором совершаются пытки и казни). Здесь в землю были вбиты колья, острые концы которых палачи-цыгане заранее смазали бараньим салом.
– Мужайтесь, – сказал Обресков. – Это для нас…
Отовсюду сбежались турки, чтобы посмотреть на адские мучения неверных. Страшные ругательства и свирепые шуточки сыпались на головы русских дипломатов. Среди чиновников Обресков заметил незнакомого парня и спросил, откуда он взялся.
