Три невероятных детектива (сборник) - Клод Изнер

Виктор сердечно поблагодарил мадам Блаветт и пообещал прислать ей подписанный экземпляр своей книги «Самые великие криминальные тайны», как только допишет и издаст ее.

Во время вылазки в Бельвиль он нагулял аппетит, но решил сэкономить время и перекусил двумя круассанами и кофе со сливками. Выйдя на Большие бульвары, он на мгновение ощутил себя деревенским жителем, неожиданно оказавшимся в самой гуще бурной столичной жизни. Копыта лошадей цокали по мостовой, переругивались возницы, разносчики распевали куплеты, зеваки сидели на террасах кафе, глазея на прохожих.

Виктор задержался под навесом театра «Робер-Уден»: до начала утреннего представления оставалось еще полтора часа. Он взбежал на третий этаж, к кассам, где молодой человек в рубашке с засученными рукавами, весело насвистывая, прикреплял к стене афишу.

— Мы еще закрыты, — сообщил он.

— Знаю, мне нужно поговорить с мсье Батистом Делькуром.

— У вас назначена встреча?

— Нет, я пишу статью о магии и хотел бы взять у него интервью.

— Тогда вам лучше побеседовать с мсье Жоржем Мельесом, он вам много чего может рассказать. Не знаю, согласится ли мсье Делькур поговорить с вами, он сейчас репетирует, вон там.

Виктор вошел в темный зал, и прямо у него на глазах вдруг ожил полотняный экран. Проехал поезд, взлетела в небо голубка, взмыл шлагбаум переезда, подбросив вверх козу.

«Пластины из цветного стекла. Весьма изобретательно! Специальная система создает иллюзию движения», — подумал Виктор.

— Какого черта вы здесь делаете? — прозвучал недовольный голос из глубины зала.

Занавес отдернули, и свет ослепил Виктора. Седовласый мужчина стоял перед треногой с волшебным фонарем.

— Я ищу Батиста Делькура.

— Считайте, что нашли.

— Мне посоветовала встретиться с вами мадам Блаветт. Я пишу о самых громких уголовных процессах последнего десятилетия и хочу посвятить главу Мари Тюрнера. Она уехала в Америку с человеком по имени Медерик Делькур. Не член ли он вашей семьи?

— Двенадцать лет назад у меня был сценический псевдоним — Медерик Великий. Теперь я Батист. Послушайте, мсье не-знаю-как-вас-там, все это осталось в прошлом. Я тогда достаточно дерьма нахлебался и не хочу снова во всем этом копаться.

— Понимаю и прошу простить меня за то, что пытался обмануть вас. Никакой книги я не пишу. Меня зовут Виктор Легри, и мне жизненно необходимо поговорить с вами о Мари. Она вернулась в Париж. Больше я ничего сказать не могу, но мне очень нужна ваша помощь. Мари в опасности. Я хочу защитить ее, но для этого мне нужно узнать некоторые детали ее прошлого.

— Вы из полиции?

— Конечно, нет, с чего вы взяли?

— А с того, что я не верю ни единому вашему слову! Говорите, она в большой опасности? С чего бы это? Вы что, ее нынешний дружок? Если так — мне вас жаль. Так и быть, старина, я уделю вам полчаса. Можете угостить меня стаканчиком.

На вид Батисту Делькуру можно было дать около пятидесяти: жесткие седые волосы, усталые глаза за стеклами очков, лицо бороздят глубокие морщины. Он сидел, поставив локти на стол, и цедил слова, медленно, с трудом:

— Так любишь только раз в жизни, вы вряд ли меня поймете. Я понял, что погиб, как только ее увидел. Мне следовало бежать сломя голову, но я дал слабину. Она стала моей ассистенткой. Я не смел даже лишний раз взглянуть на нее, не говоря уж о том, чтобы прикоснуться. Однажды я набрался храбрости обнять ее. О, не подумайте ничего дурного! Мари оттолкнула меня — я был слишком стар для нее. Я ведь и правда годился ей в отцы. Она ушла от меня и стала работать в парикмахерской. Как только выдавалась свободная минутка, я шел к салону и пытался разглядеть ее через стекло витрины. Поджидал у выхода. А потом появился Данте и произошло убийство. Вы в курсе?

— Более или менее.

— Я писал ей, посылал передачи до и после процесса. Дал на суде показания в ее пользу. Когда Мари оправдали, она согласилась вернуться ко мне: больше ей некуда было пойти, ее бабушка умерла. Я учил Мари моему ремеслу, готовил с ней номера: «Женщина, разрезанная надвое», «Волшебная трость», «Бездонный шкаф» и много чего еще… Мари схватывала все на лету. Я научил ее быстро менять сценические костюмы. Наши выступления имели успех, и один импресарио предложил мне турне по Соединенным Штатам. Мари уговорила меня согласиться: она во что бы то ни стало хотела покинуть страну, где ей сломали жизнь. Да и деньги нам посулили очень хорошие. Мы отплыли на «Америке», в октябре 1880-го, и по воле случая путешествовали в обществе Сары Бернар, ее тоже пригласили на гастроли. Несколько раз мы видели вдову президента Линкольна, и это было незабываемо. Но главное, чем мне запомнилось то плавание, — Мари впервые отдалась мне.

Он замолчал, протер очки и снова водрузил их на нос. Его коньяк оставался нетронутым.

— Я был счастлив, весь мир лежал у моих ног: Нью-Йорк, Бостон, Цинциннати, Батон-Руж, Новый Орлеан. Потом была Мексика — Тампико, Мехико, Веракрус. В конце концов мы оказались в Колумбии, в Панаме, прибыли к началу работ по закладке канала. Мадемуазель де Лессепс, дочь знаменитого инженера, пригласила нас участвовать в празднествах. Скажите мне, где сейчас Мари?

— Не знаю. Я надеялся, что вы меня просветите на сей счет.

— Мне пора, пров о дите меня?

Они прошли через фойе, где уже знакомый Виктору молодой человек расставлял стулья.

— Если любите магию, мсье, загляните в антракте в зеркало Калиостро: увидите, как изменится в нем ваше отражение, — сказал Виктору он. — А потом… но это сюрприз! Мсье Мельес и впрямь гений.

— Прибереги красноречие для другого случая, Мишу, — одернул его Делькур. — Входите, мсье Легри, мне пора переодеваться к представлению.

Батист Делькур надел черный бархатный костюм и напудрил лицо.

— Так на чем я остановился? Ах да. Панама. Ужасный климат. Невыносимая жара, влажность, мошкара. Муравьи… За два года до нашего приезда город полностью сгорел. Десятки полуразвалившихся зданий, пришедшие в упадок монастыри, превращенные в магазины, казармы, воинские склады, уродливый кафедральный собор — еще хуже, чем в Мехико. Хижины, бараки, забитые готовыми работать за гроши неграми, мулатами, метисами, индейцами, китайцами, индусами… На участке, отведенном под строительство будущего канала как грибы росли дома. Нам предстояли выступления в Колоне, Кали, Медельине и Боготе, но я заболел и вынужден был все отменить. Мы устроились на Тумако, маленьком островке на юге страны, вдали от ядовитых испарений. Я метался в лихорадке, исхудал, едва не умер. Сам не знаю, как выкарабкался, а когда три месяца спустя пришел в себя, Мари уже звалась Пальмирой Кайседо и…

— Пальмирой?

Батист был поглощен делом — он повязывал перед зеркалом бант, но уловил удивление в голосе Виктора и рассмеялся.

— Она воображала себя императрицей. Видели бы вы, как она красовалась среди своих приближенных!

— Зенобия, царица Пальмиры, — прошептал Виктор.

— Что вы сказали?

— Ничего, просто мысли вслух. Продолжайте, прошу вас.

— Дама полусвета, вот кем она стала! Знаете, мне следовало догадаться, когда она сошлась с тем итальянцем… Но я был от нее без ума. Правду говорят — любовь слепа. Мне показалось, Мари искренне рада моему выздоровлению. Она познакомила меня со своим покровителем доном Белизарио Кордобой, богатым табачным плантатором, владевшим гасиендой в окрестностях Картахены, и объявила, что уезжает с ним. У нее была заветная мечта — стать респектабельной дамой. «Хочу, чтобы меня называли мадам». Я пошел ва-банк и предложил ей руку и сердце. Она рассмеялась мне в лицо. Я был слишком стар, слишком сентиментален и слишком глуп. Я вернулся во Францию в конце 1882 года, пережил тяжелые времена, сменил имя и снова начал выступать в этом театре. Начал жизнь сначала.

— Вы не получали известий от Мари?

— Пять или шесть лет назад она написала мне. Один раз. Сообщила, что купила в Кали гостиницу «Розали» — кажется, так звали ее бабушку. Французское заведение: французская кухня, французские вина. Мари просила об услуге: ей нужны были олеографии для украшения номеров, чудовищная мазня, какую вешают в изголовье кровати. Она точно знала, чего хочет: ей нужна была точно такая же картинка, как та, что висела в квартире ее бабушки на улице Рампоно…

— Пречистая Дева, — закончил за него Виктор.

— Значит, вы все-таки из полиции… В какую переделку она снова попала? Впрочем, я ничего не хочу знать.

— Можете описать мне эти картинки?

На лице Батиста Делькура отразилось недоумение:

— Она прислала мне цветной набросок: Мадонна в голубом плаще стоит у грота со сложенными на груди руками. Мари написала, что ей нужна дюжина штук. Я знал одного мазилу, который штамповал портреты генералов Буланже и виды «Опера Гарнье». Он выполнил заказ, и я отослал его Мари. Вот и все. Мне уже пора, я вас не провожаю.