Сталин - Дмитрий Волкогонов

Он знал, что, кроме культов вождей, богов, императоров, в истории были попытки создания и иных культов. Еще Робеспьер и другие депутаты Конвента пытались утвердить в сознании народа культ "верховного существа". В декрете Конвента говорилось, что "культом, достойным верховного существа, является исполнение человеком его гражданских обязанностей". Это, по сути, была новая государственная религия республики. Робеспьер, держа в руках цветы и колосья ржи, выступил на грандиозном празднестве в честь "культа верховного существа". Он надеялся, что с его помощью граждане республики станут рыцарями долга и чести. Робеспьер жестоко ошибся. Сталин, читая книгу о Робеспьере, не мог понять, как тот не увидел главного: нужно было укреплять собственную власть, создавать собственный культ, а не рождать эфемерные призраки общечеловеческой нравственности. Культ морали генсек считал творением либералов, рафинированных интеллигентов, буржуазной выдумкой.

Культ личности... В этом деле не должно быть осечек. А посему Товстуха, Двинский, Каннер, Мехлис, а затем и Поскребышев ежедневно просматривали и визировали все более или менее значимые материалы о нем и его фотографии, предназначенные для печати. А наиболее важные показывали ему, генсеку. Нередко его карандаш добавлял одно-два слова, которые еще более рельефно высвечивали "исключительность", "проницательность", "решительность", "заботу", "мужество", "мудрость товарища Сталина". Сам он давно понял, что благоприятный образ вождя, или, как сегодня говорят, - "имидж" руководителя, больше всего зависит от внешнего спокойствия, невозмутимости, величавой медлительности. Разве в великой сумятице клокочущего мира это не является редким и уникальным?

Иногда, споря по бесчисленным вопросам, рожденным тем сложным временем, люди пытаются определить: с какого момента начался культ личности Сталина? Кто первый "позвал" людей славословить генсека? Называют имена тех же Ворошилова, Молотова, Кагановича... И все же, думаю, явления культа начались не с этого: если бы взахлеб не стал славить Сталина Ворошилов, это начал бы делать кто-нибудь другой. В тех условиях это было практически неизбежно. Почти полное отсутствие гласности, подлинного контроля снизу за деятельностью высших эшелонов власти, непомерная "секретность" порождали вождизм и соответствующие ему культовые обряды.

"Тайны" культа не в личностях, а в том процессе, который стал быстро развиваться после смерти Ленина. Государственные, партийные, общественные институты оказались неприспособленными для социальной защиты. Несовершенство политического механизма власти сделало возможным мнение, волю, прихоть одного человека выдавать за волеизъявление народа. Опыт социалистической государственности был очень незначительным; ленинские предостережения были учтены лишь формально; наличие постоянной внешней угрозы создавало атмосферу "осажденной крепости", в которой, как известно, всегда сознательно идут на ограничение демократии. Отсутствие подлинной выборности, сменяемости и обновления руководства, создание номенклатуры, всевластие аппарата, выдвижение насилия в качестве универсального средства решения социальных вопросов (вспомним сталинские термины "насаждение колхозов", "раздавить врага", "ликвидация кулачества", "нанесение сокрушающего удара пособникам" и т.д.) создали предпосылки серьезных деформаций в сфере общественного и индивидуального сознания. В нем стали играть доминирующую роль мифы, обожествляющие отдельного человека.

Конечно, причины единовластия - в недрах государства, общества, в истории, традициях создаваемой системы. Главная идейная "заслуга" Сталина здесь состоит в том, что он смог своим изощренным умом добиться, чтобы в конце концов его имя олицетворялось с социализмом, новым великим делом. А дальше логика проста: славословие, защита, укрепление социализма есть одновременно и славословие, защита и укрепление позиций Сталина, после Ленина - подлинного и единственного вождя. В партии, кстати, фактически не было сомнений, что должен быть вождь и после смерти Владимира Ильича. Цезаристские настроения масс, огромное значение быстро растущего аппарата в деле упрочения и узурпации личной власти стали понятны Сталину ранее, чем кому-либо другому.

В организационном отношении "заслуга" Сталина еще более очевидна: он смог превратить партию в инструмент личной власти. Советы, заняв уже с конца 20-х годов подчиненное, а затем вспомогательное, порой даже бутафорское положение, утратили реальную власть. Партия, которая должна была осуществлять политическое, идейное руководство обществом, полностью взяла на себя функции государственной власти. Это лишило ее творческого динамизма, сделало важнейшим звеном сталинской диктатуры. Партия превратилась в сталинский орден.

Вместе с тем нельзя отрицать и влияния внешних факторов на формирование деспотического единовластия в стране. Наличие реальной угрозы империалистического нападения давало в руки партии постоянный бесспорный аргумент в "защиту" централизации, ограничения демократии, превращения страны в полувоенный лагерь, которому, естественно, необходим политический полководец. Коминтерн, все более теряющий свою независимость, освящал авторитетом коммунистических партий вождизм Сталина. Да и редкие буржуазные деятели, решившие сотрудничать с СССР, предпочитали иметь дело со Сталиным, а не с огосударствленной партией.

Таким образом, все или почти все (кроме совести!) "работало" в тот период на Сталина. При этом нельзя отбрасывать и субъективные моменты, помогавшие Сталину: подчеркивание верности ленинизму, демонстративная "скромность", происхождение. Все это позволяло Сталину без драматических сбоев двигаться к его цезаристской цели. Самое страшное заключалось в том, что подавляющее большинство народа и партии верило, что сталинский курс на единовластие и есть социализм. Тогда немногие понимали, что абсолютная власть развращает абсолютно.

Поэтому рассуждения - с чьей легкой руки начался культ - беспредметны. Главная беда не в том, что начали славословить, а в том, что не думали о народовластии, которое кардинальнейшим образом и отличает социализм от других общественно-экономических формаций. Думаю, можно сказать, что культ личности уродливые социальные отношения власти и народа, руководителя и общества. В общественном сознании это выразилось в ликвидации свободы выбора народа, в пренебрежении к прошлому, в мифологическом утопизме, в господстве веры, а не истины, в гипертрофии коллективного в ущерб личному. Проявления культа - это прежде всего трагедия свободы: социальной, духовной, политической, нравственной. Свобода стала главной жертвой культа Сталина. Но это уже о природе культа личности, вопросе, которому в одной из последующих глав будет уделено большее внимание.

Как видим, в портрете Сталина, еще больше укрепившего свое положение в партии и государстве, уже начали проявляться многие из тех черт, которые мы прямо связываем с будущими бедами. Ленинские слова: "Это те мелочи, которые могут приобрести решающее значение" - станут пророческими. А пока страна в неимоверном порыве, пережив муки голода в начале 30-х годов, кровь и страдания миллионов крестьян, достигала все новых рубежей в индустриализации, социальном и духовном обновлении. Особым этапом в жизни страны и Сталина стал XVII съезд партии.

"Съезд победителя"?____________________________________

Рубеж второго и третьего десятилетий нашего века для Сталина оказался весьма трудным. Разгром "правых" в партии обещал как будто спокойную жизнь. Заметно вырос авторитет генсека. Бывшие оппозиционеры, в том числе Бухарин, искали повод и способ, чтобы подчеркнуть свою лояльность Сталину, свое "прозрение" и "полное согласие с генеральной линией партии". Каменев с Зиновьевым, например, несколько раз пытались восстановить прежние "добрые" отношения со Сталиным, еще раз приезжали к нему на дачу с "мировой".

Многие падение с высокого поста расценивают как личную трагедию. Не были исключением и эти политические деятели. Каменев в свои сорок с небольшим лет как-то сразу сдал, поседел и выглядел как "моложавый старик". В своих нечастых разговорах со Сталиным по телефону или лично Каменев неизменно находил повод для осторожных напоминаний об их совместном прозябании на Курейке, о том, что он, Зиновьев и Сталин были ближайшими соратниками Ленина, о драматических событиях, связанных с утверждением Сталина на посту генсека. Зиновьев и особенно Каменев не теряли надежды на возвращение в верхние эшелоны партийной иерархии.

Сталин прекрасно понимал, в чем дело. Его реакция была снисходительно-покровительственной. Иногда он даже давал какую-то надежду опальным. Но в душе понимал, что люди, которым он в значительной мере обязан своим нынешним положением, ему не только не нужны, но и могут оказаться опасными. Зиновьев и Каменев слишком хорошо знали Сталина. А генсек не любил людей, которые о нем знали больше, чем это предписывалось официальной пропагандой. Все его внимание в начале 30-х годов было сосредоточено на революции в сельском хозяйстве, рывке в индустриализации, консолидации своих сторонников.