Пламенный клинок - Вудинг Крис

Мариелла почти не слушала. Она понимала, что кроданское лечение им не по карману, и внутренне готовилась лишиться сына. Она не смела надеяться на лучшее.

— Я люблю тебя, Киль, — сказала она. — Видит Джоха, проще было бы по-другому. Я столько времени каждый день просыпалась в одиночестве. Но раньше у меня, по крайней мере, был Тед. А теперь… — Она не смогла договорить. — Останься со мной.

Он поцеловал ее, понимая, что ей это нужно. Другого ответа не требовалось. Ей, как и самому Килю, страстно хотелось позабыть весь мир. На какое-то время им это почти удалось.

Если бы не разговоры. Если бы они просто могли быть вместе.

Если бы.

ГЛАВА 36

Утро раскинуло в небе свинцово-серый покров, а в порту царило оживление. Купеческие суда покачивались на якоре, дюжие грузчики укладывали товары. Вокруг сновали кроданские таможенники колыхались гусиные перья, которыми они записывали свои наблюдения. Рыбацкие лодки тащились с утренним уловом, над ними с криками носились чайки, в воздухе пахло солью и мокрой древесиной.

Гаррик привалился к покосившейся изгороди и ножом вскрыл устрицу. Отворив ракушку, умело провел ножом по внутренней части и закинул моллюска в рот.

Свежие устрицы, которыми славился Ракен-Лок. Неповторимый вкус. Если и существовало на свете место, которое за последние тридцать лет он мог назвать домом, оно было здесь. Сам город ему никогда не нравился, но от него веяло чем-то родным и уютным, и Гаррик, возвращаясь сюда, отдыхал душой.

На воду ложилась легкая дымка. Северный берег Прорези скрылся из виду, но изломанные очертания Упырьего форта еще проступали во мгле. Полуразрушенный, он раскинулся над заливом на одиноком скалистом острове: угловатая громада, облюбованная вороньем. В народе форт называли Упырьим, потому что при сильном ветре оттуда доносились завывания, словно по нему бродили неупокоенные мертвецы. Но Гаррик помнил его под другим названием: Аннах-на-Зуул — так именовался он на неблагозвучном языке урдов.

Его построили во времена Первой империи, когда оссиане были рабами и урды заправляли в Пламении от побережья до побережья. Урдские твердыни были большей частью разрушены во время Восстановления и разобраны на строительные материалы, сохранив скверную память о прежних хозяевах. Однако Джесса Волчье Сердце пожелала (а ее возлюбленный Морген претворил ее веление в жизнь), чтобы некоторые твердыни остались целыми, но заброшенными — в назидание потомкам. Служили предостережениями из прошлого, призывом сохранять бдительность, чтобы зло не пробралось обратно.

«Если бы мы были поосмотрительнее», — подумал Гаррик. Но они расслабились и отмежевались друг от друга, ссорясь между собой, тогда как их соседи из Кроды перековывались в горниле Слова и Меча. Оссиане же занимались самоуспокоением, отрицая угрозу с востока, пока не стало поздно.

Когда семьдесят лет назад Крода вторглась в Брунландию и Озак, заявив права на свои прежние земли, Оссия осталась безучастной. Когда тридцать пять лет назад кроданцы захватили Эстрию и Гласский университет, Оссии следовало готовиться к войне, но знать слишком погрязла в собственных распрях. Столько тревожных предвестий, и все равно кроданское нашествие застало их врасплох. Оссия дрогнула, королеву Алиссандру Пряморечивую казнили, а Пламенный Клинок был захвачен молодым, но умелым кроданским военачальником по имени Даккен, который успешно сломил сопротивление оссиан.

Но как повернулось бы дело, если бы Пламенный Клинок не был захвачен?

Этот вопрос уже тридцать лет изводил Гаррика. Если бы кроданцы не заполучили Пламенный Клинок в самом начале вторжения, оссиане могли бы сплотиться. С королевой или без нее, Пламенный Клинок объединил бы дворян. Войны выигрывались и при худшем раскладе.

А может, он обманывает себя и это лишь продлило бы бойню. Кроданцы обладали тактическим преимуществом, были лучше вооружены, более дисциплинированны и, что особенно важно, сражались ради общей цели. Дальнейшая борьба унесла бы еще десятки тысяч жизней, а после окончательного разгрома оссиане оказались бы в рабстве. Совсем как храбрые жители Брунландии, которые отказались сдаться и заплатили страшную цену.

Отец Арена решил, что лучше покориться, предпочесть безнадежной войне мир на щадящих условиях. Гаррик придерживался иного мнения.

Он вынул из сетчатой сумки еще одну устрицу, раскрыл ножом створки.

«Да будут прокляты все эти миротворцы, — подумал он. — Вернее сказать, трусы».

— Лейн из Верескового края, — раздался голос у него за плечом. — Живой и здоровый!

— Не ожидал и тебя увидеть живым и здоровым, Амбри, — откликнулся Гаррик, слегка улыбнувшись.

Амбри тоже усмехнулся. Он был худощав, от возраста мышцы одрябли, осунувшееся лицо покрывала седая щетина. На его старых костях висело бремя без малого семидесяти лет, а моряцкое житье изрядно его потрепало. При ходьбе он опирался на костыль: вместо правой ноги у него торчала грубая деревяшка, штанина над которой была завязана узлом.

— Кит все-таки добрался до тебя? — спросил Гаррик.

Амбри ухмыльнулся, обнажив гнилые зубы.

— Напоролся ступней на ржавый гвоздь. Нога почернела, пришлось отрезать.

— Ты же всегда клялся, что умрешь в море.

— Жизнь по-всякому оборачивается. О Девятеро, эта деревяшка жутко натирает. Все бы отдал за прекрасную «ногу Мальярда». — Он привалился к изгороди возле Гаррика, пристроил рядом костыль и окинул взглядом порт. — Надолго вернулся?

— Да так, заглянул мимоходом.

— Весьма мудро. Лов уже не тот, что прежде. Почти все достается картанианам, проклятым плутам. Старики вымирают или спиваются, когда становятся слишком немощными, чтобы выходить в море. На корабли садятся их молодые сыновья, которые все делают на свой лад. Что и говорить, до нас им далеко.

Гаррик хмыкнул, выражая согласие, и протянул Амбри устрицу. Старик был легок в общении, они приятельствовали еще с тех времен, когда Гаррик занимался китобойным промыслом, хотя никогда не сходились близко.

— Вот и наш повелитель, — заметил Амбри, указав подбородком в сторону воды.

К берегу приближался баркас, выкрашенный в цвета дома Джадрелла. Это было личное судно лорда, на котором он посещал поселения на дальнем побережье Прорези: открытый баркас с навесами на носу и на корме, достаточно большой, чтобы повелитель Ракен-Лока и его гости могли с удобством путешествовать в сопровождении небольшого экипажа.

— Смотрю, он по-прежнему процветает, — язвительно откликнулся Гаррик.

— Что правда, то правда. Возблагодарим Вышнего, что в нынешние смутные времена послал нам столь мудрого руководителя. — Амбри говорил так сухо, что из его слов можно было разжечь костер. — Мы его почти не видим, разве что издалека. Все время трется с квадратноголовыми.

— Попридержал бы язык, — криво усмехнулся Гаррик. — Я могу оказаться осведомителем.

— Можешь, — согласился Амбри. — Передавай мое почтение нашим геометрически безупречным господам, когда встретишься с ними.

Гаррик хрипло рассмеялся. Эту расхожую остроту повторяли повсюду (у Амбри не хватило бы словарного запаса придумать ее самому), но все равно она прозвучала уместно.

Поделив между собой последних устриц, они наблюдали, как к берегу приближается баркас Джадрелла. Как и сказал Амбри, он не пошел в гавань, а причалил чуть дальше, к отдельной пристани подножия крутого склона. Из баркаса высадились три человека, одетые в плотные камзолы, узкие штаны и башмаки: кроданский наряд. Одним из них был сам Джадрелл, издалека, впрочем, неотличимый от своих гостей.

— Наш повелитель нынче больший кроданец, чем сами кроданцы, — проговорил Амбри. — А молодые квадратноголовые с каждым годом все больше похожи на оссиан. Наверное, к огорчению своих сородичей. — Он усмехнулся. — Дети — всегда дети, чьими бы они ни были.

Джадрелл и его спутники поднялись по лестнице к подножию утеса, на вершине которого высился величественный особняк. Корабельщики приладили к корпусу баркаса толстые канаты с крючьями и подогнали его к деревянному настилу, тянущемуся по всему склону.