Последний герой нашего времени - Владимир Контровский

Монах молчал, и по лицу его ничего нельзя было понять.

– Мы ухаживаем за сиротами, – продолжала Лидия, – и нам ничего бы не стоило тайком добавлять им в пищу наш препарат. Но мы не хотим обмана, святой отец, – на лжи не выстроишь правды. Поэтому я и пришла к вам – испросить вашего разрешения.

– Что это за препарат?

– Генный модификатор. Через год приёма у детей в возрасте до десяти лет он меняет генотип – они становятся невосприимчивы к болезням, они становятся умнее и физически крепче. У них пробуждаются скрытые способности организма, но главное – они получают своеобразный иммунитет против негатива. Для этих детей неприемлемы зависть, жадность, ложь и злоба – они чисты душами, чисты по-настоящему! Из них вырастет первое поколение новых людей – людей, которым предназначено спасти наш больной мир. Да, их надо ещё воспитать, но это уже…

– Откуда тебе известно, какими они станут?

– Мой сын. И Даша, Юлина дочь. Посмотрите на них – неужели на этих детях лежит печать Тьмы?

– Я видел, – задумчиво проговорил отец Арсений, – они светятся. Я ещё подумал – если бы на землю спустились ангелы, они приняли бы облик этих детей. Так вот оно в чём дело…

– Да, святой отец. Ваня уже закончил принимать препарат, и Даше до конца приёма осталось совсем немного. А теперь скажите, не богоугодное ли это дело – спасти людей от самих себя?

– Святая церковь не одобряет экспериментов над человеческой природой.

– А хирургическая операция – разве это не вмешательство в человеческую природу? Если человек болен телесно, его можно и нужно лечить, а если он болен духовно, то лечение недопустимо? А разве святая церковь не лечит души, смиряя низменное и вмешиваясь таким образом в человеческую природу? Это не эксперимент – это спасение, ниспосланное свыше! Я многое знаю о вас, отец Арсений, – вы привечали сирых и убогих, помогали страждущим, лечили наркоманов и не пресмыкались перед сильными мира сего. Вы один из немногих священнослужителей, не забывших изначальную цель христианства, погребённую позже под грудами наносного мусора.

– Не кощунствуй, дочь моя! – предостерегающе произнёс настоятель.

– Я говорю правду, и вы это знаете. Сатана наступает – кто его остановит? Время Тьмы – это только начало, репетиция. Чёрная волна отхлынула, но она вернётся – вернётся, чтобы затопить весь мир. И это вы тоже знаете, святой отец. Наши с вами пути пересеклись не зря – благословите наше дело. А если нет, – она опустила голову, – то позвольте нам уйти и самим встретить свою судьбу.

Выйдя из храма, Лидия чуть прищурила глаза от солнечного света, лившегося с неба, и глубоко вздохнула. Руки и ноги её слегка дрожали, словно она долго несла тяжкую ношу и наконец-то донесла.

Монастырь жил своей жизнью: из пекарни доносился запах свежего хлеба, на ферме мычали коровы и похрюкивали свиньи. Навстречу Лидии попались двое косцов – солнечные лучи лизали синеватые лезвия литовок, покачивавшихся на их плечах. День в монастыре начинался с рассветом и заканчивался с наступлением темноты – вневременье простиралось не только на нижний храм. Монахи-островитяне и до Обвала были не слишком избалованы благами цивилизации: здесь не было ни телефона, ни телевизора – хиленький движок давал ток в мастерские всего несколько часов в сутки, а в остальное время все обходились свечами и лучинами, как их далёкие предки. И не было в этом монастыре и следа роскоши, которой кичились иные обители, – отец Арсений не терпел этого дьявольского соблазна.

«Средневековый аскетизм, – думала Лидия, шагая по дорожке, ведущей к дощатому пирсу и дальше, на пологий песчаный берег. – А теперь здесь будет наш северный шаолинь, то есть не шаолинь, а источник новой силы, которой ещё нет названия. И очень может быть, – она вспомнила непринуждённо-текучую пластику движений сына, – наши дети превзойдут питомцев восточных школ со всеми их методиками. Твоя мечта осуществится, Вадим…».

После гибели мужа она боялась, что безопасники докопаются до истинной причины, заставившей Вадима увезти Свиридова из института, но этого не произошло. Ошеломлённые «наследством» Алхимика офицеры службы безопасности и не подозревали, что за всей этой историей скрывается что-то ещё. Картина событий, выстроенная капитаном Матвеевым и принятая его начальством, выглядела очень логичной: командир сто семнадцатой народной дружины обнаружил серьёзную опасность, угрожавшую его знакомому учёному, и принял меры – такие, какие счёл нужными. И даже то, что Костомаров повёз Свиридова к военным, – Константинов догадывался, куда они направлялись, – вполне подчинялось логике вещей: волонтёры куда больше доверяли тем, с кем они вместе стояли под огнём, чем кому бы то ни было ещё. К сожалению, аутсайдеры, работавшие на United Mankind, перехватили джип, и только мужество погибших предотвратило утечку информации государственной важности.

«Драконью голову» и её теоретическое описание, снятое с компьютера Алхимика, спецрейсом отправили в Москву, в исследовательский центр, а обеим вдовам особым указом президента была назначена пенсия. С ними, конечно, говорили, но все задаваемые вопросы касались исключительно разработок Александра Свиридова – тайна «КК» осталась тайной, и Лидии стало хоть немного легче.

Немного легче – без любимого окружающий мир посерел и скукожился, несмотря на заботу, которой бойцы сто семнадцатой окружили вдову и сына своего командира. Бывали часы, когда Лиде хотелось выть от боли, пронзавшей сердце, – её спасал от глухого отчаяния только маленький сын и мечта, оставленная ей Вадимом. И женщина держалась, и помогала держаться Юле.

Вдова Алхимика переносила свалившуюся на неё беду ещё тяжелее – Лида всерьёз беспокоилась за её жизнь и рассудок. Она не спускала с Юли глаз и даже настояла на том, чтобы та вместе с дочерью переехала жить к ней. Мало-помалу профессионализм психолога и обычная человеческая теплота сделали своё дело – Юля вышла из состояния отрешённости и безразличия ко всему. Но изменилась она сильно – исчезла прежняя девчонка, сумевшая сохранить весёлую безалаберность даже во время первой и самой лютой постобвальной зимы: из-под прежней Юли проступила какая-та другая женщина, спавшая до поры. И даже речь её стала другой: в ней появились архаичные обороты, не свойственные образованному человеку начала двадцать первого века. А на исходе лета она сказала Лидии: «Я хочу, чтобы моя Даша стала такой же, как твой Ваня. Я обещала Саше».

А Ваня менялся – Лида это видела. Внешне мальчик ничем не отличался от обычных детей его возраста, но в глазах его появлялась иногда недетская мудрость. Ваня впитывал любые знания, словно губка, интересовался всем, и при этом поражал мать неожиданными высказываниями. Однажды Лидия рассказала ему миф о Фаэтоне, добавив, что есть гипотеза о существовании в Солнечной системе планеты с таким названием. Ваня помолчал, а потом посмотрел на мать своими серыми, как у отца, глазами и заявил: «Такая планета была. Её уничтожили – так было надо». «Энергоинформационный слой, – подумал Лида. – Ваня имеет доступ к знаниям миллиардов и миллиардов людей, живших до нас. И не-людей – тоже».