Изменники Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

- Кто утверждает, что командует этой мятежной толпой? - потребовал ответа Корбулон, пробегая взглядом по линии вала, прежде чем устремить взгляд на одного из мужчин на вершине башни. - Это ты, Орфит?

- Да, легат! Так ты знаешь о мятеже? Я так понимаю, тебе сообщил центурион Макрон?

- Он сделал это. И он говорит мне, что он не единственный офицер, который отказался присоединиться к твоей банде предателей. Освободи их и положи конец этому предательству, и я клянусь, что выслушаю твои обиды и сделаю все, что в моих силах, для их решения.

- Если Макрон с тобой, значит, ты уже знаешь о наших жалобах. Согласись с нашими требованиями и поклянись всем, что для тебя свято, что ты их выполнишь, и что не будет возмездия для тех, кто вовлечен в мятеж, и мы откроем ворота и позволим тебе и фургонам войти в лагерь.

- Я думаю, ты переоцениваешь свое положение, Орфит. Ты и остальные солдаты голодаете. Единственная еда, непосредственно доступная вам, находится в этих повозках. - Корбулон повернулся в седле и указал на преторианцев, охранявших груды туш кабанов и оленей. - Ты и твои заговорщики должны немедленно сдаться центуриону Макрону. Остальные должны принести новую клятву верности мне как представителю императора, действующего от имени Рима. Для этого они должны идти сюда, центурия за центурией. Если кто-то из вас откажется, я прикажу поджечь фургоны. Мясо в них превратится в дым, и мы все умрем с голоду.

- Сожги их, легат! - насмешливо ответил Орфит. - Мы сделаны из более прочного материала, чем ты думаешь. Мы можем подождать, пока не прибудет конвой с припасами, или получить необходимое нам продовольствие из других источников.

- Ты верно имеешь в виду мятежников? - презрительно засмеялся Корбулон. - Они уже принесли вам хоть один кусок пищи? Нет? Я думаю, что нет. И от конвоя с припасами ты ничего не получишь. Я приказал им остановиться и сжечь свои фургоны, если завтра к полуночи они не получат приказа об обратном. – он остановился, затем сделав глубокий вдох, повысил свой голос насколько мог, чтобы максимально большее число людей на валу могло его расслышать. - Единственная еда, которая может спасти вас от голода, – это та, что в этих повозках, которые стоят прямо за мной. Давайте, ребята. Положите конец этой чепухе, и мы все сможем наполнить желудки свежим жареным мясом. Теперь я почти чувствую его запах.

- Довольно твоей лжи! - крикнул Орфит. - Ты не посмеешь сжечь припасы. Вы будете голодать вместе с остальными из нас. И все мы знаем, как сильно легат любит свою еду, не так ли, мальчики?

Некоторые из мужчин на валу начали насмехаться над Корбулоном, а затем Орфит с вызовом протянул руку в сторону полководца. – Ты не посмеешь сжечь фургоны. И ты не посмеешь уничтожить конвой. Ты лжец!

- Ты говоришь, я лжец? - Корбулон повернулся к преторианцам и поднял руку вверх. - Центурион Макрон! Когда я опущу руку, приказываю поджечь первую повозку.

Когда люди на частоколе услышали его слова, многие испустили мучительные крики. Некоторые умоляли его не отдавать приказ. Другие повернулись к Орфиту, чтобы потребовать, чтобы он открыл ворота и принял условия командующего. Катон видел, как префект оглянулся по сторонам, его лицо было испуганным, когда он почувствовал, что его авторитет начал таять.

- Давайте возьмем эти фургоны силой! - крикнул он. - Это мясо наше, ребята! За мной!

Он повернулся и исчез из поля зрения. Мгновение спустя Катон увидел, как ворота открываются, и появляется Орфит во главе своей вспомогательной когорты.

Катон потянулся за мечом, но не вытащил его. Он отчаянно надеялся, что командующий найдет слова, чтобы победить мятежников. Когда сирийцы вышли из лагеря к нему, Корбулон держался и держал руку поднятой.

- Это мое последнее предупреждение! Немедленно остановитесь, или телеги сгорят!

- Не обращайте на него внимания, парни! - крикнул в ответ Орфит. - Ублюдок не посмеет!

Ясные звуки буцины пронеслись по лагерю, забили тревогу, и ауксилларии дрогнули и остановились прямо за канавой. Далекие крики и шум привлекли внимание Катона к Тапсису, и он увидел, что городские ворота открыты, и люди бросились вниз по склону к земляным валам, окружавшим осадную батарею. Остальные повстанцы достигли начала подходной траншеи и уже крушили защитные щиты и разрывали плетеные конструкции фашин на куски, чтобы земля и камни просыпались в траншею. Было ясно, что повстанцы видели фургоны и намечавшееся по этому поводу столкновение и осознали возможность нанести удар по своему врагу. Если бы они смогли уничтожить участки траншей и осадные орудия, они бы вновь продлили осаду на много месяцев дальше. С моральным духом римских солдат, уже подорванным голодом и мятежом, это вполне могло стать решающим действием, которое полностью сломило бы дух армии Корбулона.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Господин, это повстанцы! - крикнул Катон Корбулону достаточно громко, чтобы Орфит и мятежники тоже его услышали. - Они атакуют осадную батарею. Если мы не сможем их остановить, все потеряно!

Корбулон повернулся, чтобы посмотреть на город, затем снова на мятежников. Орфит замер, не зная, идти ли ему за повозками или реагировать на новую опасность. Катон отреагировал первым. Он развернул лошадь и прижал ладонь ко рту, выкрикивая приказ своим людям.

- Преторианцы! Ко мне!

*************

Глава XXXI

Люди у фургонов бросили свои факелы в снег и, схватив оружие, двинулись вперед, чтобы присоединиться к своему командиру. Катон быстро оценивал, что происходило и что нужно было сделать, чтобы противостоять атаке повстанцев. Он повернулся к Корбулону и, настойчиво заговорив, указал в сторону латрин.

- Господин, мы должны освободить заключенных. Солдатам нужны их офицеры. Вы должны принять командование. Прежде, чем это сделает Орфит.

Корбулон стиснул челюсти и кивнул. - Я разберусь с этим. Подведи преторианцев к батарее и удерживай ее любой ценой. Мы не можем позволить себе потерять и эти онагры.

- Да, господин. Я понимаю.

Когда Катон крепко сжал поводья и повернул лошадь, он услышал последний комментарий Корбулона.

- Аполлоний, держись рядом со мной, - приказал полководец. - У меня для тебя есть особая работа...

Катон пришпорил своего коня к углу лагеря и, приблизившись, увидел повстанцев, устремившихся вниз по склону к осадной батарее. Во главе их шла группа конных парфян, и было ясно, что они собираются первыми добраться до земляных валов, окружающих онагры. Из горстки людей, которым Орфит приказал защищать батарею, несколько покинули свой пост и бежали в сторону лагеря. Те немногие, что остались, уже закрывали ворота, но Катон знал, что их не хватит, чтобы покрыть всю длину вала. При нормальных обстоятельствах батарея была бы должным образом укомплектована гарнизоном, и дежурная когорта уже строилась, чтобы противостоять угрозе со стороны повстанцев. Но мятеж лишил армию большинства ее офицеров, и без лидеров у людей не было сплоченности или целеноправленности, чтобы направить свои усилия. Десятки защитников из них стояли и с тревогой наблюдали со стен лагеря, как приближались повстанцы.

Катон оглянулся и увидел, что преторианцы двинулись к нему по снегу, ведомые Макроном. Его друг был одет в запасную тунику и плащ, позаимствованные у одного из солдат, и держал в руках кабанье копье. Даже без шлема и доспехов Макрон был силой, с которой нужно было считаться, и Катон не мог удержаться от ухмылки при его виде. За воротами лагеря конфронтация между Корбулоном и сирийской когортой, казалось, была разрешена, когда командущий взял на себя командование, отдавая приказы и направляя людей вытянутой рукой. Орфит встал в стороне, затем отсалютовал и повернулся, чтобы махнуть своим людям вперед, чтобы строиться за воротами. Затем командующий с Аполлонием за плечом въехал в лагерь и скрылся из виду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда Макрон и преторианцы приблизились, Катон перекинул ногу через луку седла и спрыгнул в снег. Он обнажил гладий, затем расстегнул застежку на плече и позволил плащу спасть. Были некоторые солдаты, которые считали, что тяжелые складки военного сагума обеспечивают некоторую защиту от скользящих ударов, но Катон предпочитал не обременять себя, когда вступал в бой. Макрон замедлил шаг, завитки горячего дыхания кружились вокруг его лица в горько-холодном утреннем воздухе.