Рассказы и повести - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заново отточил кухонным ножом красный и черный карандаши. Красным я выведу название и первую заглавную букву — как в старинных книгах. А черным стану писать весь роман. Я сразу решил, что это будет роман — с морскими приключениями, пиратами и сокровищами.
Итак, у меня было чем писать. А на чем?
С бумагой было туго. Чистые тетрадки выдавали нам в школе по строгому счету. Их не хватало. Часто приходилось писать на всяких случайных листках, на обороте старых документов, а задачки мы иногда решали даже на газетах.
Я подумал, что если газеты годятся для школьных занятий, то сойдут и здесь. Тем более что другого выхода не было.
Старые газеты мы припасали для растопки и хранили в углу за этажеркой. Я их вытащил оттуда под негодующие крики старшей сестрицы. Скобками из медной проволоки я сшил тетрадку размером в одну восьмую газетной страницы — так, чтобы писать поперек печатных строчек.
Потом встал коленями на стул, подвинул тетрадку к лампе, сердито оглянулся на Людмилу — чтобы не подглядывала — и вывел название:
ОСТРОВ ПРИВИДЕНИЯ.
С чего начинаются главные события во всех классических романах с морскими приключениями? Конечно, с бури. Вспомните «Робинзона», «Пятнадцатилетнего капитана», «Гулливера»… Я не хотел отступать от правил. Я написал:
БУРЯ БЫЛА УЖАСТНАЯ…
Отчетливо помню большую красную букву Б в начале строки. И эту черную неровную строку с первыми словами моего «романа» (она дерзко пересекла цепочки мелкого газетного шрифта). И разлапистое Т, совершенно ненужное в слове «ужасная» (про это мне потом сказала мама).
Вторая строчка рассказывала, что «волны были как десятиэтажный дом».
В ту пору я ни разу не видел десятиэтажных домов. Самые большие здания в Тюмени тогда были высотой в четыре этажа. Но эта высота казалась мне совершенно недостаточной, чтобы изобразить гороподобные волны «ужастной» бури.
«Ветер выл, как тысяча змеев горынычей, и дул сразу со всех сторон…»
Поразив будущих читателей картиной небывалого урагана, я приступил к изложению событий.
События заключались вот в чем.
Среди бушующих десятиэтажных волн беспомощно болталось судно с поломанными мачтами, изодранными парусами и разбитым рулем. Это была пиратская шхуна «Черная макарона» (до сих пор горжусь так славно придуманным названием). Почти всю команду смыли ревущие гребни, и осталось там лишь три человека: матрос Боб Рыбка, боцман Пушкадёр и капитан Джон Кривая Нога. Они то плакали, то молились, то ругали бурю страшными «пирацкими» словами. В трюме открылась течь, и надежды на спасение не было.
Однако я понимал, что, если пираты потонут, роман придется кончать в самом начале. И поскольку в своей книжке я был хозяин, то с помощью громадной волны швырнул несчастную «Макарону» на скалы у небольшого острова.
Шхуна булькнула и пошла на дно, а пиратов море милостиво выбросило на берег.
Буря сразу выключилась, так как больше была не нужна. Небо очистилось. Море стало гладким. Засияло солнышко. Пираты пришли в себя на белом песчаном пляже…
Скоро Джон Кривая Нога, Пушкадёр и Боб Рыбка разобрались в обстановке. Они поняли, что судьба (то есть автор) забросила их на необитаемый остров. Сначала они крепко изругали судьбу (про автора им ничего не было известно), а потом сообразили, что дело не так уж плохо: лучше сидеть здесь, чем кормить рыб на дне океана.
— Ничего, — сказал капитан Джон. — Клянусь моей кривой ногой, мы еще поживем. Отдохнем здесь от приключений, а потом нас увидят с какого-нибудь корабля. Скажем, что мы (ха-ха-ха!) честные матросы с разбившегося судна, и нас отвезут на Большую землю. А там мы начнем все снова.
— Да здравствует капитан! — крикнул Пушкадёр.
А Боб Рыбка тихонько проговорил:
— Только очень хочется кушать…
Пиратам повезло. Конечно, необитаемый остров-не дом отдыха, но жить здесь было можно. Росли кокосы, водились на берегу вкусные крабы и черепахи. Если не лениться, с голоду не помрешь.
Из пальмовых листьев пираты построили шалаш, из крабов сварили похлебку (в большой раковине). В другой раковине — плоской, как сковородка, — приготовили омлет из черепаховых яиц. После сытной еды они сидели у маленького костра и лениво разговаривали. Тут наступил вечер, а за ним красивая тропическая ночь…
Не помню, как я описывал эту ночь, но представлял я ее очень ясно. И сейчас представляю.
Над морем и островом висело темно-зеленое небо с громадной луной. Луна была похожа на медный начищенный таз. Пальмы казались черными. И кусты, обступившие поляну с шалашом и костром, были черные. Над кустами летали светлячки. Пламя костра освещало довольные пиратские лица.
— Клянусь моей кривой ногой, здесь не так уж плохо, — проворчал капитан Джон.
— Вы абсолютно правы, капитан! — с энтузиазмом воскликнул боцман Пушкадер.
— Довольно уютно… — согласился Боб Рыбка и почему-то вздохнул.
Они еще ничего не знали…
Они не знали ужасного сюрприза, который подготовил им автор.
Дело в том, что остров был не совсем необитаемый. С давних-давних пор здесь
ЖЫЛО-БЫЛО ПРИВИДЕНИЕ…
Откуда оно тут появилось, Привидение и само не помнило. Скорее всего, какой-то сильный ураган подцепил его на дворе старинного рыцарского замка и ради шутки занес на этот остров.
Привидение очень тосковало в одиночестве. Всем известно, какая задача у привидений-кого-нибудь пугать. А кого можно пугать на необитаемом острове? Крабов? Черепах? Птичек? Но эти существа, в отличие от людей, совершенно не боятся нечистой силы.
Привидение по своей натуре было трудолюбивым и общительным. Оно томилось без работы и боялось потерять квалификацию. И вот впервые за много столетий наступил для него радостный день. Вернее, ночь, потому что все привидения трудятся в ночную смену.
После захода солнца Привидение почистило обветшалый саван, немножко порепетировало в своей пещере полузабытые «пугательные» приемы, потом определило по звездам, что уже полночь, и вышло на работу.
…Боб Рыбка первый увидел, как над черными кустами тихо всплыл кто-то непонятный, с большущими горящими глазами и в длинном светлом балахоне.
— Я… ик… ик, — сказа-л Боб. — Мама… Я больше не буду.
Здесь я всегда делаю отступление и говорю:
— Вы должны понять Боба, Джона и Пушкадера. Они были необразованные, верили во всяких там чертей, ведьм и привидения… Конечно, вы люди современные и на их месте ничуть не испугались бы, потому что привидений нет и быть не может, но эти несчастные пираты…
Среди слушателей раздается нервное хихиканье, а иногда и открытый смех. И я начинаю догадываться, что даже среди образованных и смелых пятиклассников есть люди, которые почувствовали бы себя немного неуютно там, на ночной поляне…
…Тем более что Привидение старалось вовсю! Оно как сумасшедшее носилось вокруг поляны и выло, будто стая пикирующих бомбардировщиков. Потом оно останавливалось, печально подымало к луне прозрачные руки и унылым басом говорило непонятные заклинания.
Пираты лежали, уткнувшись носом в песок, и наперебой каялись в грехах. Они думали, что Привидение собирается взять их за шиворот и утащить прямехонько в ад.
— Клянусь кривой ногой, я брошу пиратское ремесло! — восклицал капитан Джон и посыпал песком голову.
— Совершенно верно, капитан! — вторил Пушкадер. — Я тоже клянусь! — И он стукался лбом о пустой черепаховый панцирь.
— А я вообще! — жалобно причитал Боб Рыбка. — Я давно собирался!.. Я хотел поступить в садовники и выращивать анютины глазки! Это мой любимый цветок!
— Уавы-ахшм-бамухших-х-х-х, — отвечало Привидение и, нечеловечески усмехаясь, опять начинало облет поляны…
Так продолжалось, пока звезды не показали четыре часа пополуночи. Тогда Привидение, довольное проделанной работой, отправилось на отдых, а обалделые от ужаса пираты до восхода лежали на песке и тихонько стонали.
При свете дня они слегка пришли в себя и, вздрагивая, стали обсуждать ночное происшествие. Капитан Джон еще раз поклялся своей ногой, что бросит пиратское ремесло и начнет честную жизнь. Пушкадер и Рыбка его, разумеется, поддержали. Боязливо оглядываясь, бывшие пираты сделали зарядку и занялись дневными трудами.
День прошел без всяких страхов, но к вечеру Джон, Пушкадер и Рыбка опасливо съежились у костра. И не зря. Изголодавшееся по работе Привидение не собиралось так легко оставлять несчастных робинзонов. Вторая ночь оказалась для них полна тех же ужасов…
И третья ночь…
И четвертая…
И пятая…
Но у человеческого характера есть неплохое свойство: постепенно он привыкает к самым большим страхам. Особенно если страхи эти одни и те же, однообразные. И на шестую ночь бывшие пираты уже не вздрагивали, не причитали и даже с любопытством смотрели, как Привидение старается нагнать на них прежний трепет…
