Лавр Корнилов - Александр Ушаков

Завтракали, обедали и ужинали арестованные в общей столовой на первом этаже. Лишь Корнилову подавали еду прямо в комнату. Гуляли обитатели дома во внутреннем дворе, примыкавшем к костелу. Другим излюбленным местом прогулок был старый сад. Здесь стояли скамейки и можно было сесть с книгой или газетой, благо погода стояла удивительно хорошая. Внутреннюю охрану тюрьмы, как и в Могилеве, несли текинцы, наружную — Георгиевский батальон. Шесть постов георгиевцев располагались по периметру стены, окружавшей здание тюрьмы. Внутри, в вестибюле и на площадке второго этажа, стояли караульные-текинцы, посты часовых были расположены и по концам коридора{414}.

Число арестованных постоянно менялось. Кого-то выпускали на свободу, кто-то пополнял контингент обитателей бывшего монастыря. Из Витебска в Быхов перевели председателя Главного комитета Союза офицеров Л.Н. Новосильцева и бывшего члена Государственного совета А.А. Римского-Корсакова. Последний пострадал исключительно из-за своей репутации крайне правого и вскоре был отпущен. 28 сентября в Быхов прибыли члены «бердичевской группы» во главе с генералом Деникиным. После ужасов, с которыми им пришлось столкнуться в предыдущие недели, быховская идиллия показалась им раем{415}.

В Быхове арестованным было разрешено встречаться с родными. С особого разрешения коменданта тюрьмы допускались и посторонние. Показательно, что ни один из политиков, ранее заявлявших о своем сочувствии корниловскому движению, не счел нужным навестить опального главковерха. Почти не было среди визитеров и старших воинских чинов. Зато рядовые офицеры и даже гимназисты были готовы часами стоять у забора для того, чтобы хотя бы на расстоянии увидеть тех, кто в их понимании были героями и мучениками.

Несколько раз в здание тюрьмы пытались проникнуть корреспонденты столичных газет. Журналист Филатов из «Раннего утра», назвавшись другом полковника Пронина, беспрепятственно проник в сад. Его спутница, некая Рихтер, сумела пробраться в само здание и бесцеремонно ввалилась в комнату Корнилова, когда тот спал. Когда ее попытались увести, она убежала и спряталась. С огромным трудом настырных журналистов выдворили вон. Этот инцидент привел к смещению коменданта тюрьмы полковника Григорьева, замененного на этом посту полковником Эргардом.

На прогулках арестованные бегали, боролись, занимались гимнастикой, играли в городки и мяч. После обеда Аладьин давал всем желающим уроки английского языка. Вечером собирались для бесед в комнате № 6 (которую, естественно, тут же окрестили «палатой № 6»). Новосильцев делился своими воспоминаниями о Государственной думе, Родионов рассказывал о своих встречах с Распутиным и Иллиодором, Брагин читал только что сочиненные сатирические стихи. Иногда на этих собраниях присутствовал и Корнилов. Однажды, будучи в хорошем настроении, он даже рассказал в деталях о своем бегстве из плена.

Чаще же Корнилов держался в стороне. На прогулках он общался преимущественно с другими генералами. Как правило, он сидел у себя и что-то писал. Ко всему прочему он был болен. Помимо невралгии у него разыгрался ревматизм. От этого тогда лечили скипидарными ваннами, но в тюрьме это было невозможно. Сильные боли заставляли Корнилова по целым дням не выходить из комнаты.

Разумеется, было бы неверно представлять жизнь в быховской тюрьме как эдакий «курорт». В конечном счете, игра в городки, уроки английского и вечерние беседы были не только способом занять время, но и попыткой отвлечься от пугающих мыслей. Будущее арестованных оставалось неопределенным. Первоначально против Корнилова и его сподвижников было выдвинуто обвинение в государственной измене по статье 108 Уголовного уложения. Наказанием за это была смертная казнь. Однако Чрезвычайная комиссия, рассмотрев обстоятельства дела, пришла к выводу, что оно не может быть определено как государственная измена.

Комиссия выступила с инициативой переквалифицировать обвинение по статье 100 («О бунте против верховной власти и о преступлениях против священной особы императора и членов императорского дома»). Она предусматривала наказание от бессрочной каторги до смертной казни. Но дело было не в этом. Сотая статья передавала вынесение приговора гражданскому суду, в то время как 108-я входила в компетенцию военно-революционных судов. Керенский получил бы максимум удовлетворения, предав Корнилова суду, учрежденному по его же инициативе. Керенский вовсе не собирался казнить Корнилова. Он говорил об этом много раз, и нет оснований ему не верить. Для него лучшим выходом было бы дождаться смертного приговора, а потом отменить его своей властью. Нетрудно понять, что для Корнилова это было неприемлемо.

Обитатели быховской тюрьмы обсуждали не только отвлеченные темы. Общим молчаливым правилом было не касаться недавних событий, но вольно или невольно разговоры не раз скатывались к мерам, необходимым для спасения страны. Аладьин предлагал создать политическую партию, которая сделала бы своим знаменем имя генерала Корнилова. Ему легко было говорить об этом, поскольку он в любой день мог покинуть тюрьму и продолжал оставаться под стражей скорее из принципа. Против создания «корниловской партии» категорически выступил Деникин. По его мнению, имя Корнилова должно было объединить самые широкие слои, независимо от их партийной, социальной и профессиональной принадлежности.

В конечном итоге сторонники «партийного» и «надпартийного» подходов объединились в признании необходимости разработать некую программу на будущее. Была создана специальная комиссия, итогом работы которой стали следующие положения: установление в центре и на местах власти, свободной от влияния безответственных организаций; продолжение войны в полном единении с союзниками; создание боеспособной армии и организованного тыла, без вмешательства комитетов и комиссаров; упорядочение транспорта, восстановление заводов и фабрик, организация бесперебойного снабжения населения продовольствием; мораторий на кардинальные изменения в политической, социальной и национальной сферах вплоть до Учредительного собрания{416}. Эти пункты получили неофициальное наименование «программы Корнилова», хотя сам Корнилов к разработке их никакого отношения не имел. Быховская «программа Корнилова» осталась чисто умозрительной конструкцией, в отличие от документа с аналогичным названием, разработанного через несколько месяцев уже на Дону.

Особенно внимательно арестованные читали газеты. Адъютант Корнилова Хаджиев кипами скупал на железнодорожной станции в Могилеве свежую прессу и в тот же день привозил ее в Быхов. Информацию о себе обитатели быховской тюрьмы могли найти буквально в каждом номере всех крупнейших газет. Левая печать уже с конца августа вела шумную кампанию за скорейший суд над «мятежниками». Особенно отличались в этом большевистский «Рабочий путь» и примыкавшая к большевикам «Новая жизнь». Правые газеты до поры молчали. В середине сентября генерал М.В. Алексеев обратился к редактору «Нового времени» Б.А. Суворину с просьбой вмешаться в происходящее. С этой поры «Новое время» регулярно помещало на своих страницах статьи в защиту Корнилова. Подключились к этому и кадетская «Речь» и «Общее дело», издававшееся известным «охотником за провокаторами» В.Л. Бурцевым.