Тревожных симптомов нет (сборник) - Илья Варшавский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Арп засыпает у гаснущего костра, в его руке покоится маленькая теплая рука.
***
Гаснут костры. Выключены разноцветные лампочки, опоясывающие башню. Внизу, у самой земли, открываются двери, и две исполинские механические лапы сгребают внутрь хлопок.
В застекленном куполе старик с загорелым лицом смотрит на стрелку автоматических весов.
— В пять раз больше, чем у всех предыдущих партий — говорит он, выключая транспортер. — Боюсь, что при таком сумасшедшем темпе они и недели не протянут.
— Держу пари на две бутылки, — весело ухмыляется миловидный парнишка в военной форме. — Протянут обычные двадцать дней. Гипноз — великая штука! Можно подохнуть от смеха, как они жрали эту печеную брюкву! Под гипнозом что угодно сделаешь. Правда, доктор?
Маленькая женщина с тяжелой рыжей косой, обвивающей голову, не торопится с ответом. Она подходит к окну, включает прожектор и внимательно смотрит на обтянутые кожей, похожие на черепа, лица.
— Вы несколько преувеличиваете возможности электрогипноза, — говорит она, обнажая в улыбке острые зубы вампира. — Мощное излучение пси–поля способно только задать ритм работы и определить некую общность действий. Основное же — предварительная психическая настройка. Имитация побега, мнимые опасности — все это создало у них ощущение свободы, завоеванной дорогой ценой. Трудно предугадать, какие колоссальные резервы организма могут пробуждаться высшими эмоциями.
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ
— Послушайте, Ронг. Я не могу пожаловаться на отсутствие выдержки, но, честное слово, у меня иногда появляется желание стукнуть вас чем–нибудь тяжелым по башке. Дани Ронг пожал плечами.
— Не думайте, что мне самому вся эта история доставляет удовольствие, но я ничего не могу поделать, если контрольная серия опытов…
— А какого черта вам понадобилось ставить эту контрольную серию?!
— Вы же знаете, что методика, которой мы пользовались вначале…
— Не будьте болваном, Ронг!
Торп Кирби поднялся со стула и зашагал по комнате.
— Неужели вы так ничего и не поняли? — сейчас в голосе Кирби был сладчайший мед. — Ваша работа носит сугубо теоретический характер. Никто, во всяком случае в течение ближайших лет, никаких практических выводов из нее делать не будет. У нас вполне хватит времени, ну, скажем, через два года, отдельно опубликовать результаты контрольной серии и, так сказать, уточнить теорию.
— Не уточнить, а опровергнуть.
— О господи! Ну хорошо, опровергнуть, но только не сейчас. Ведь после той шумихи, которую мы подняли…
— Мы?
— Ну, пусть я. Но поймите, наконец, что, кроме вашего дурацкого самолюбия, есть еще интересы фирмы.
— Это не самолюбие.
— А что?
— Честность.
— Честность! — фыркнул Кирби. — Поверьте моему опыту. Вы, вероятно, слышали о препарате «Тервалсан». Так известно ли вам…
Ронг закрыл глаза, приготовившись выслушать одну из сногсшибательных историй, в которой находчивость Торпа Кирби его умение разбивать козни врагов, его эрудиция и ум должны были служить примером стаду овец, опекаемому все тем же Торпом Кирби.
«Откуда этот апломб? — думал Ронг, прислушиваясь к рокочущему баритону шефа. — Ведь он ни черта не смыслит. Краснобай и пустомеля!»
— …Надеюсь, я вас убедил?
— Безусловно. И если вы рискнете опубликовать результаты работ без контрольной серии, я всегда найду способ…
— Ох, как мне хочется сказать вам несколько теплых слов! Но что толку, если вы даже не обижаетесь?! Первый раз вижу такую толстокожую…
— Вас удивляет, почему я не реагирую на ваши грубости?
— Ну?
— Видите ли, Кирби, — тихо сказал Ронг, — часто каждый из нас руководствуется в своих поступках каким–то примером. Мое отношение к вам во многом определяется случаем, который мне довелось наблюдать в детстве. Это было в зоологическом саду. У клетки с обезьянами стоял старый человек и кидал через прутья конфеты. Вероятно, он делал это с самыми лучшими намерениями. Однако когда запас конфет в его карманах кончился, обезьяны пришли в ярость. Они сгрудились у решетки и, прежде чем старик успел опомниться, оплевали его с ног до головы.
— Ну и что?
— Он рассмеялся и пошел прочь. Вот тогда я понял, что настоящий человек не может обидеться на оплевавшую его обезьяну. Ведь это всего–навсего обезьяна.
— Отличная история! — усмехнулся Кирби. — Мне больше всего в ней понравилось, что он все–таки ушел оплеванный. Пример поучительный. Смотрите, Ронг, как бы…
— Все понятно, Кирби. Теперь скажите, сколько времени вы сможете еще терпеть мое присутствие? Дело в том, что мне хочется закончить последнюю серию опытов, а для этого потребуется по меньшей мере…
— О, не будем мелочны! Я не тороплюсь и готов ждать хоть до завтрашнего утра.
— Ясно.
— Послушайте, Дан, — в голосе Кирби вновь появились задушевные нотки, — не думайте только, ради бога, что это результат какой–то личной неприязни. Я вас очень высоко ценю как ученого, но вы сами понимаете…
— Понимаю.
— Я знаю, как трудно сейчас в Дономаге найти приличную работу биохимику. Вот телефон и адрес. Они прекрасно платят, и работа, кажется, вполне самостоятельная. С нашей стороны можете рассчитывать на самые лучшие рекомендации.
— Еще бы.
— Кстати, надеюсь, вы не забыли, что при поступлении сюда вы дали подписку о неразглашении?..
— Нет, не забыл.
— Отлично! Желаю успеха! Если у вас появится желание как–нибудь зайти ко мне домой вечерком поболтать, просто так, по–дружески, буду очень рад.
— Спасибо.
***
— Доктор Ронг?
— Да.
— Господин Латиани вас ждет. Сейчас я ему доложу.
Ронг оглядел приемную. Ничего не скажешь, дело, видно, поставлено на широкую ногу. Во всяком случае, денег на обстановку не жалеют. Видно…
— Пожалуйста!
Ступая по мягкому ковру, он прошел в предупредительно распахнутую дверь. Навстречу ему поднялся из–за стола высокий лысый человек с матово–бледным лицом.
— Очень приятно, доктор Ронг! Садитесь, пожалуйста.
Ронг сел.
— Итак, если я правильно понял доктора Кирби, вы бы не возражали против перехода на работу к нам?
— Вы правильно поняли доктора Кирби, но я вначале хотел бы выяснить характер работы.
— Разумеется. Если вы ничего не имеете против, мы об этом поговорим немного позже, а пока я позволю себе задать вам несколько вопросов.
— Слушаю.
— Ваша работа у доктора Кирби. Не вызван ли ваш уход тем, что результаты вашей деятельности не оправдали первоначальных надежд?
— Да.
— Не была ли сама идея…
Ронг поморщился.
— Простите, но я связан подпиской, и мне бы не хотелось…
— Помилуй бог! Меня вовсе не интересуют секреты фирмы. Я просто хотел узнать, не была ли сама идея несколько преждевременной при нынешнем уровне науки… Ну, скажем, слегка фантастической?
— Первоначальные предположения не оправдались. Поэтому, если вам нравится, можете считать их фантастическими.
— Отлично! Второй вопрос: употребляете ли вы спиртные напитки?
«Странная манера знакомиться с будущими сотрудниками», — подумал Ронг.
— Обета трезвости я не давал, — резко ответил он, — но на работе не пью. Пусть вас это не тревожит.
— Ни в коем случае, ни в коем случае! — казалось, ЛатиЯг ни был в восторге. — Ничего так не возбуждает воображений, как рюмка коньяку. Не правда ли? Поверьте, нас это совершенно не смущает. Может быть, наркотики?..
— Извините, — сказал, поднимаясь, Ронг, — но думаю, что разговор в этом тоне…
Латиани вскочил.
— Да что вы, дорогой доктор Ронг? Я не хотел вас обидеть. Просто ученые, работающие у нас над Проблемой, пользуются полной свободой в своих поступках, и мы не только не запрещаем им прибегать в служебное время к алкоголю и наркотикам, но даже поощряем…
— Что поощряете?
— Все, что способствует активизации воображения.
Это было похоже на весьма неуклюжую мистификацию.
— Послушайте, господин Латиани, — сказал Ронг, — может быть, вы вначале познакомите меня с сущностью Проблемы, а потом будет видно, стоит ли нам говорить о деталях.
Латиани усмехнулся.
— Я бы охотно это сделал, уважаемый доктор Ронг, но ни Я> ни ученые, работающие здесь, не имеют ни малейшего понятия, в чем эта Проблема заключается.
— То есть как это не имеют?
— Очень просто. Проблема зашифрована в программе машины. Вы выдаете идеи, машина их анализирует. То, что непригодно, — отбрасывается, то, что может быть впоследствии использовано, — запоминается.
— Для чего это нужно?
— Видите ли, какого бы совершенства ни достигла машина, ей всегда будет не хватать основного — воображения. Поэтому там, где речь идет о поисках новых идей, машина беспомощна. Она не может выйти за пределы логики.