Любовь и дым - Дженнифер Блейк

Прежде чем ответить, Дант разжевал красные бескосточковые виноградины белыми квадратными зубами и только потом проговорил:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я не джентльмен, я — ресторатор.

— Немыслимая растрата таланта. Как платный любовник ты бы заработал миллионы, может быть, даже миллиарды.

— Полагаю, у меня нет для этого выносливости и выдержки, — печально возразил он. — Возможно, когда я был моложе…

— Когда ты был моложе, у тебя не было… Можно назвать это тренированностью?

Он широко открыл глаза:

— Вот это ответ! Ты гений, дорогая. Ты открыла, почему жиголо вышли из моды. Сегодня у молодых людей нет терпения, а когда они его приобретают, они уже слишком стары.

— Молодым людям не хватает самообладания и выдержки.

— Женщины по сердцу и седым волосам.

— Конечно, некоторые более старые мужчины немногим лучше, — проговорила она задумчиво.

— Только те, что глупы.

— И те, кто был слишком поглощен усилиями научиться. А таких множество. Как я сказала, ты последний из джентльменов.

— Это плохо? — проговорил он, игнорируя очередную виноградину и упорно глядя на Анну.

Она пожала плечами. От этого движения колыхнулись ее груди. Она едва осознавала, что сидит здесь голой, на утреннем солнце, но осознание было слишком слабым и больше относилось к ощущению тяжести этих грудей. Она намеренно сосредоточила на этом внимание, блокируя мысли об Эдисоне.

— Так вот, как я уже говорил…

— Знаю, знаю. — Она рассеянно съела виноградину, которую держала, и перевела внимание на вид гор, и неосознанно глотнула свежего воздуха, вливающегося через окно.

— После нашего завтрака в Ривервок я все думала, что если бы я была одинока, то смогла бы вернуться в школу. Мне обычно давались языки. Я могла бы окончить какие-нибудь курсы, освежить свой французский и, возможно, преподавать его. Или я могла бы использовать свои контакты жены политика, чтобы начать оформительский бизнес, специализирующийся на сохранении истории. Полагаю, что мне это было бы по душе.

— С Богом, дорогая! — проговорил он с широко открытыми от удивления глазами.

— Могли бы возникнуть проблемы с деньгами, мне пришлось бы сменить сталь жизни, хотя я получаю небольшой доход от имения отца. Трудно оставить жизнь, на устройство которой отдано двадцать лет, друзей, клубы, комитеты, весь мой тщательно построенный общественный мир. Я не могу обманывать себя, так как знаю, что все это должно измениться. Важным шагом будет также заставить Джоша понять и принять это. Но хуже всего встретиться с Эдисоном и всеми угрозами, которыми он, вероятно, попытается удержать меня от этого шага.

— Если он будет слишком груб или опасен, ты всегда можешь обратиться в полицию или ко мне.

Ее улыбка выразила благодарность на его последнее предложение, но все же она покачала головой:

— Я просто не знаю. Это такая громадная перемена, но раз она началась, ее не остановишь. Правда в том, что я трусиха и всегда ею была.

— Не верю. Чтобы остаться, нужно не меньше отвага, чем чтобы уйти.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — криво улыбнулась она. — Чтобы приехать сюда, тоже нужна отвага, но я не отказалась бы от этого ни за что на свете.

— Я тоже, — отозвался он твердым голосом и готовый сменить тему.

— Весьма галантно.

— Не знаю, почему ты так говоришь, но в голосе твоем звучит намек на раздражение.

— Потому что я знаю, что это не так и сердце твое не здесь.

— Ну так где же мое сердце? — поинтересовался он, поворачиваясь к ней и опираясь на локоть.

— Думаю, там, в Новом Орлеане, с Ривой Столет, — сказала она тихо.

Он моргнул, и под его оливковой кожей проступил румянец.

— Мы друзья, вот и все.

— Да я не возражаю, правда. Я никогда не полагала, что ты умираешь от любви ко мне. — Она протянула руку к темному мягкому завитку у него за ухом.

— Просто то, как ты ее упомянул, заставило меня думать, что ты давно к ней привязан. Так же, как Эдисон, только по-другому.

Он перевел свой взгляд на прекрасный вид за окном.

— Если я привязался к ней, как ты говоришь, то потому, что мне этого хотелось. Казалось, что до тех пор, пока она не свободна, я ничем не рискую. Мне надо было кого-то любить, с кем-то быть время от времени, и в то же время я мог идти своим путем и сконцентрироваться на бизнесе. Что ты об этом думаешь?

Ему действительно хотелось знать, как она рассматривает его ситуацию.

— Не знаю. Думаю, это зависит от того, что ты чувствуешь теперь, когда она овдовела.

— Не уверен. Иногда я думаю, что если бы она когда-либо собиралась сойтись со мной, то давно бы уже оставила Космо Столета, он никогда не был бы препятствием. И я думаю, что не хочу продолжать свой путь в одиночестве. Я хочу иметь семью, детей. Понимаешь, еще не слишком поздно.

— Конечно же нет. Мужчина в пятьдесят и шестьдесят…

Он махнул рукой:

— Знаю я все это, но дело в том, не слишком ли поздно для настоящего брака, такого, когда любовные утехи стареют и седеют вместе, чтобы потом быть вполне созвучными.

— Ну, я же говорила, ты — последний из джентльменов и романтичен до штиблет.

— Если я такой мировой тип, почему же ты отказываешься от меня?

— А я и не отказываюсь, — запротестовала Анна.

— Для меня это так прозвучало, — проговорил он, встретившись с ней глазами.

— Но тебе нужна молодая женщина, которая даст тебе всех этих детей, если ты их хочешь.

У него опустились уголки рта.

— О, если бы у меня была такая жажда произвести на свет маленьких Ромоли, полагаю, я сделал бы это раньше, вместо того чтобы плодить рестораны. Или лучше я стал бы дедушкой, к которому, как ты знаешь, родители отправляют внучат.

— Чтобы стать дедушкой, сначала надо стать отцом, — возразила она.

— Или жениться на ком-нибудь, у кого уже есть ребенок, достаточно взрослый, чтобы быть отцом.

— Ты это не серьезно, — проговорила Анна, колеблясь между кислым юмором и благодарностью.

— Ну вот, опять! Послушай меня внимательно. Ты роскошная, желанная женщина, и часы, которые мы провели вместе за эти несколько последних дней, восхитительны. Они значат больше, чем я могу сказать. Любовь — слово, которого я избегаю, но я знаю, что способен любить тебя почти без всякого поощрения.

Она притворно засмеялась, прикрывая одновременно глаза ресницами.

— Я ведь сама напросилась к тебе на этот уик-энд, разве ты не помнишь?

— Только потому, что я не смел пригласить тебя, не мог подумать, что ты это допускаешь.

В первый раз после того, как они покинули Новый Орлеан, Анна была вполне уверена, что целиком завладела вниманием Данта.