Мама!!! - Анастасия Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, если обманет, то может. Труды вести, например, или кочегаром.
– А учительницей природоведения может? – спросила тогда Саша.
Мама даже поперхнулась от удивления:
– Природоведения – вряд ли. А что?
Не поверила Саше. А вот Саша уверена, что эта Элла Александровна – зечка. Или работала в колонии. На прошлом уроке она вызвала к доске Лену Рудникову. Та страшно переживала, даже плакать начала, кое-как ответила, учительница поставила ей четверку с минусом и сказала вдруг: «Ну и вот, а ты боялась. Даже юбка не помялась». Точно зечка! Саша их видела и знает.
На экране сменялись один за другим слайды. Всё какие-то газетные вырезки, чушь про душу, вылетающую из человека, про клиническую смерть. Портрет мужчины, который якобы взмыл над своим телом в реанимации, смотрел на себя со стороны, а потом вернулся и ожил. И тут же фотография, как врачи его спасают – прикладывают к груди электрошокеры. Какая глупость! Если бы еще кто другой им про душу рассказывал, можно было бы понять. Ну не эта же зечка? Саша смотрела вокруг. Интересно, ей одной кажется, что рыжая калоша сошла с ума? Похоже, нет, не одной. Все выглядели ошарашенными, даже у самых тупых, вроде Оксаны Ермаковой, было на лицах такое выражение, будто им 1 апреля фильм про войну показывают. Саша вспомнила хорошее слово – неуместность. Всё это было сейчас как-то очень уж неуместно. И сказки про душу, и выступление учительницы, ее нападки на Сашу, слова о том, что все они душу продали. Кому они что успели продать, дура? Это их взрослые продали. Что у них есть-то, у детей? У училки этой туфли хоть и большие, да наверняка свои, а вот у Саши почти всё с чужого плеча, ничего своего нет. Кому она душу продала? Да у нее, как из школы выйдет, душа сразу в пятки убегает – не нащупаешь, где уж ее продавать? Зечка!
Саша переключила взгляд на Таира. Он был умный. Не отличник, не ударник – такой, с тройки на четверку, учился ровно настолько, чтобы отца с матерью в школу не вызывали. Видно по нему, что нормальный. Они не дружили, но спокойно все годы сидели за одной партой. Таир сейчас тоже посмотрел на нее и глазами показал в сторону учительницы: ну, мол, и дура. А Элла Степановна всё продолжала говорить. Алёша Симаков крутил слайды. Саша уже не слушала. Она даже стала засыпать потихоньку, когда наконец прозвенел звонок.
– Записываем домашнее задание, – закричала учительница и осеклась. Какое задание?
Никогда им по ОБЖ заданий не давали. Она, поди, сама поняла, как это прозвучало, но остановиться не могла. – Записываем, записываем: «Спросить дома, были ли у кого-нибудь случаи клинической смерти и видели ли они себя со стороны. Записать все ответы».
Саша это задание прямо на следующем уроке сделает. Напишет: «Мама: нет. Баба: нет. Серёжа: нет». Всё, других членов семьи у нее не было, никто себя со стороны на столе не видел.
Она подскочила и побежала к Аньке. Та выглядела растерянной от такого урока, что уж совсем странно – она ведь в классе самая веселая и легкомысленная. А сейчас вяло копалась в своем рюкзаке, складывала тетрадки, учебники перекладывала.
– Привет! Ну я и опоздала, – сказала ей Саша и оперлась двумя руками о край парты, с той стороны, где сидела Света. Та сидя искала что-то в своем портфеле.
– Чего опоздала? Проспала, что ли? – так же вяло спросила Анька.
– Ага. Не разбудили.
– Зря вставала.
Саша удивилась:
– Как это?
– Сейчас узнаешь.
Анька сложила наконец вещи и пошла к выходу. Саша догнала ее. Хотела просто с ней рядом идти, поближе. И чтобы Анька ей улыбнулась. Но она была серьезная, смотрела в окно.
– Так почему зря? – снова спросила Саша.
– Говорю же, узнаешь. Ты почему вчера не пришла? – на этих словах голос Аньки стал строгим и даже злым. Но Саша лишь обрадовалась. Она думала, что Аньке не до нее, а Анька-то сердится. Это хорошо.
– Я с Танькой подралась, и меня дома закрыли.
Анька остановилась, положила рюкзак на подоконник, левую руку уперла в бок, выставила вперед левую же ногу и, как на допросе, язвительно пропищала:
– И чего это вы подрались?
– Да дура она. Дикарка какая-то.
Саша решила не рассказывать Аньке про две шапки. Подумала, что та не поймет. У них проблем с шапками не было. Анька взяла рюкзак и направилась к главной лестнице:
– Это которая Танька? За стенкой?
– Да. Она в 3-м «Д» учится.
– Ну так чего ты хочешь. «Д» – дураки. Умных-то в «Д» не отправят.
Она помолчала:
– Карантин у нас. В школе с сегодняшнего дня карантин. А нас предупредить забыли. Шуму-то будет! Официально же мы не учимся. Так что сейчас всех домой отправят. Проверка придет, увидят, что мы на уроках-то, и наподдадут Ираиде.
Анька взяла Сашу под локоть и завела ее на лестницу. Сзади, насупленная, раздувшаяся, как жаба, приземистая, стояла и не решалась к ним подойти Оксана Ермакова. Саша хотела незаметно пригрозить ей кулаком: мол, только подойди к нам с Анькой. Но незаметно не получалось, поэтому она только показала Оксане взглядом – мол, пшла вон отсюда.
– А мы куда? – спросила она Аньку.
– Так домой. Говорю же, не будет уроков-то.
Саша сомневалась:
– Тебе кто сказал? Алевтина Юрьевна?
– Нет, мама. Они утром приехали уже и рассказали про карантин.
– Может, не в нашей школе? Или не в нашем классе? У нас же все здоровые. Даже сразу и не вспомнить, кого нету.
– Говорю тебе точно – сейчас по домам отправят. Давка будет. Ты где, кстати, разделась-то?
– В гардеробе.
– И я. В классе елку наряжают.
– Кто?
– Киселёва родители. Они на ремонт не сдавали же, вот обещали елку нарядить к празднику и окна помыть. Денег-то раз нет.
Саша не стала говорить, что тоже не сдавала на ремонт. У них впервые стали требовать деньги на ремонт класса. По тысяче пятьсот! Это ж какие деньжищи! Она долго не сдавала, Алевтина Юрьевна ее замучила. Наконец пришла бабушка. Она что-то сказала учительнице в сторонке и спокойно пошла домой. Саша
