Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922 - Владимир Петрович Аничков

Четвертого апреля в одном из учреждений Владивостока назначили лекцию на тему «Россия и славянство». Я решил сходить на нее; ко мне присоединился Шевари.

Лекция затянулась, и приблизительно в полночь мы возвращались по Светланке домой. Недалеко от Китайской улицы, у гостиницы «Золотой Рог», мы сперва услышали ружейную, а затем и пулеметную стрельбу. Пули с визгом пролетали мимо нас. Наконец явственно послышались и пушечные выстрелы. Кое-кто из прохожих лег на тротуар, а мы прижались к стене ближайшего дома в надежде переждать стрельбу. Стоять становилось опасно.

Тогда я стал, не отделяясь от стены, боком двигаться к Китайской улице. Положение было не из приятных, но большого страха я не испытывал. Свернув на Китайскую, мы очутились вне зоны обстрела и стали обсуждать положение, стараясь угадать, кто стреляет. А вдруг это белые? Какое это было бы счастье!

Идя по Китайской к нашей квартире, на пересечении улиц мы повстречали группу людей, которые сказали нам, что японцы бьют из пушек в упор в Земской дом.

Шевари, несмотря на явную опасность, моего предложения переночевать, не принял и отправился в свой кооператив.

Ночь прошла в полной тревоге, а утром мы узнали, что город занят японскими войсками. На всех правительственных зданиях развевался японский флаг.

Мы решили пройти в гостиницу «Золотой Рог», где квартировали Николаевский, Русьен и Щербаков, чтобы предложить им перебраться к нам.

Стрельбы не слышалось. Я упросил сына надеть штатское платье, поскольку на его мундире и шинели красовалась красная звезда, установленная для военных.

Едва мы вышли на улицу, как заметили возвращавшегося со Светланки Толиного товарища по Юнкерскому училищу. Толюша пошел ему навстречу, дабы разузнать о случившемся. Но в это время к тому подскочили два японских солдата с винтовками. Они грубо остановили офицера и стали тыкать пальцами в звезду на фуражке. Юноша скинул ее и хотел тут же сорвать ненавистную звезду, но один из японцев ударил его в спину прикладом и велел идти перед ними, предварительно обыскав его карманы, в которых оружия не оказалось.

Тяжелое впечатление произвела на меня эта сцена. Я хотел вступиться за юношу, но японцы не понимали русского языка. Особенно врезались в память их лица. В них было столько ненависти, особенно в глазах, блестевших зеленым огнем, совсем как у озлобленных собак, что становилось страшно не только за арестованного юношу, но и за себя.

На Светланке толпа не помещалась на тротуарах и шла улицей. На углу Алеутской, напротив Земского дома и гостиницы «Золотой Рог», стояла толпа в несколько тысяч человек. В стенах обоих зданий виднелись следы от пуль. Кое-где были разбиты стекла. Японцы, установив пушки на балконе противоположного дома, стреляли в здания в упор. Оказалось, что в самой гостинице ранена одна горничная, в ногу которой попала пуля.

Мы вернулись обратно, и, когда я входил на крыльцо, из двери квартиры Руднева вышел Сергей Петрович. Он старался придать своему лицу скорбное выражение:

– Бедная Россия! Как смотрите вы на эти события?

– Сергей Петрович, радоваться тому, что Приморье занято японцами, русским людям вряд ли приходится, но для меня и вас это самый благополучный выход. Я считаю, что эта ночная канонада много лучше, чем грозившая нам Варфоломеевская ночь.

– Конечно, – сказал он, – это месть японцев за события в Николаевске.

– Совершенно с вами согласен. Я бы перебил здесь всех коммунистов до единого, это справедливое возмездие за варварство большевиков. Воля ваша, а я считаю, что японцы держали себя очень сдержанно.

– Да, все это так, но мне смертельно жаль нашу Родину.

– Сергей Петрович, не мы ли хотели изменить Родине, собираясь уехать в Сербию или в Японию? Теперь Япония пришла к нам, и поэтому я радуюсь и за себя, и за вас. Нам много легче будет жить здесь, чем в Японии, а ответственным за эти события я себя не считаю. Вся вина лежит на изуверах коммунистах, и жаль, что японцы их мало потрепали.

Но в своих предположениях я ошибся. Японцы перебили многих из «товарищей». Общее число убитых превысило сотню. Исчез и Лазо, вероятный инициатор убийства на реке Хорь.

Однако на другой день японские флаги сняли. У власти вновь водворилось Земское правительство, с некоторым изменением в распределении портфелей. Но состав управляющих ведомствами ничего хорошего не предвещал. Правительство состояло из людей, совершенно не подготовленных к государственной деятельности.

Если верить ленинскому изречению, что всякая кухарка может свободно и хорошо управлять губернией, то почему же и эти господа должны были отставать от притязаний кухарки?

Как сейчас помню распределение портфелей. Председатель Совета министров – Никифоров, министры: финансов – С.А. Андреев, внутренних дел – Кругликов, продовольствия и снабжения – Соловьев, промышленности – Леонов, путей сообщения – Кушнарев, юстиции – Грозин, иностранных дел – Свирский и его помощник А.М. Выводцев, управляющий делами – Кабцан. Только Болдырев да Выводцев не числились ни в коммунистах, ни в левых эсерах.

Я удивился непоследовательности японского командования. Конечно, надо было перехватать всех коммунистов, а не разрешать им принимать участие в управлении краем. Но на Японию оказывали воздействие иностранные державы, и в особенности свободолюбивая и абсолютно не разбирающаяся в русских делах Америка.

После японского выступления все успокоилось, и я с радостью откинул мысль о необходимости покинуть дорогую моему сердцу Россию.

Главнокомандующий Краковецкий бежал, и на его место призвали генерала Болдырева. Правда, обязанности главнокомандующего низведены, в сущности, до обязанностей градоначальника. По соглашению с японским командованием, число войск было сведено к минимуму. Их оставили столько, сколько нужно для поддержания внутреннего порядка. Были разоружены и те жалкие остатки флота, что уцелели после Японской войны. Мне, невоенному, чрезмерная осторожность казалась смешной, диктуемой трусостью интервентов. Если бы количество судов и сухопутных войск было в три раза больше, то и тогда таковые не представляли бы какой-либо опасности для японских войск. Их армия не только вымуштрована до недосягаемого для других наций предела, но, что самое главное, их сердца и помыслы так же хорошо маршируют под команду офицеров. Японцы бегают, не отставая от кавалерии, делая рысью большие, в несколько десятков верст, перегоны.

Вскоре Толюша, придя со службы, обратился ко мне за советом.

– Папочка, генералу Болдыреву как главнокомандующему нужны два адъютанта. Одного он должен иметь для переговоров с коммунистами, а другого – для переговоров с интервентами и правыми организациями. В Штабе Русьян и Николаевский указали ему на меня как на бывшего правоведа,